– На ракету похож, – задумчиво ответил Андрейка.

Лена собралась уже было сорвать необычный цветок, но подумала, что лучше это сделать на обратном пути: как бы он не завял, пока они будут ходить за молоком по жаре.

Пройдя пыльной деревенской улочкой, они остановились у небольшого деревянного дома, огороженного резным полинявшим от времени забором.

– Дуся! – позвала Лена. – Дуся!

В дверях появилась полная женщина, обвязанная крест-накрест серым платком. Посмотрела из-под руки на дорогу и заспешила к ним вперевалку.

– Ой, это вы! Что-то вы сегодня припозднились, – она виновато взглянула на Лену. – Думала, уж не придёте. Только недавно последнюю банку отдала.

Лена, расстроенная услышанным, молча смотрела на Дусю. Так любили они с сыном деревенское парное молоко! Какая жалость!

– А вы к Маше сходите! – посоветовала Дуся, глядя сочувственно на Лену с Андрейкой. – У неё, наверное, ещё осталось. Уж простите, что так получилось.

Лена с сыном прошли на другой конец деревни к Маше. К счастью, у той действительно ещё осталось молоко. Взяли целый бидон и ещё выпили по кружке на месте. Обратно шли другой дорогой, и про фиолетовый цветок Лена вспомнила, когда уже подходили к дому.

За чаем, когда они все вместе сидели на террасе, Сергей несколько раз мысленно собирался заговорить с Леной, тщетно ища какой-нибудь предлог. Лена следила глазами за тем, как Андрейка рисует цветными карандашами в альбоме, и казалось, это его занятие полностью поглотило её. Наконец, не в силах выносить тягостного молчания, Сергей поднялся из-за стола:

– Пойду прогуляюсь.

Лена молча взглянула на него и кивнула головой.

Сергей шёл без всякой цели лесной тропинкой, которая вскоре вывела его к железной дороге. Он присел на каменистую, нагретую солнцем насыпь и вытянул ноги. Мимо с шумом пронеслась электричка. Лёгкий ветерок коснулся его лба, потрепал волосы – как когда-то в детстве делала это бабушка. Они часто проводили с ней лето в деревне. Бабушка тогда была уже старенькой, но родители каждый год привозили его к ней, и бабушка встречала его с неизменной добротой и вниманием. Да и он вроде рос послушным малым, не доставлял ей волнений. Часто по вечерам, когда все дела были переделаны, они шли к железной дороге и сидели вот так же на насыпи, глядя на проходящие поезда. С бабушкой легко было говорить обо всём, почему же теперь ему так трудно с собственной женой?

Сергей встал, отряхнул брюки и потряс поочередно ногами – от сидения в неудобной позе они изрядно затекли. Перешёл железнодорожное полотно, чтобы пройтись узкой тропинкой. И тут он заметил красивый цветок. Насыщенно-фиолетовый резной конус возвышался среди травы на прямой длинной ножке. Удивительно, как он вырос тут, у самой обочины – такому красавцу место на ухоженной клумбе. Сергей наклонился и осторожно срезал его перочинным ножичком почти у самого основания. «Лене, наверное, понравится», – подумал он, разглядывая необычный цветок.

Вернувшись домой, он достал с полки пустую бутыль с ручкой, набрал воды и, воткнув в неё цветок, поставил на стол.

На ужин Лена приготовила тушёные кабачки с курицей. Вкусно получилось, прямо объедение! Сергею хотелось весело воскликнуть: «Ленка, какая ты молодец! Такую вкуснятину приготовила!» Но он боялся сбиться на фальшь, предстать этаким петрушкой. Лена рассеянно смотрела на сгущающиеся сумерки за окном, и вдруг её взгляд остановился на бутыли с цветком. Глаза её расширились от удивления, она перестала есть и воскликнула:

– Что это? Откуда?

Сергей, изумлённый её реакцией, смущённо ответил:

– Да вот, шёл вечером, у железной дороги – такой красивый цветок…

Хотел добавить, что это для неё он сорвал, чтобы порадовать, но слова застревали в горле.

– Ты представляешь, я сегодня утром видела этот цветок у железной дороги! Когда мы с Андрейкой за молоком ходили, – Лена говорила громко, взволнованно, глаза её блестели.

– Неужели тот самый? – с притворным удивлением вскинул брови Сергей.

– Да, точно, пап! – заверил его Андрейка. – Я ещё сказал тогда маме, что он на ракету похож!

– И правда похож, – улыбнулся Сергей сыну. – Фиолетовая космическая ракета.

– Я ещё хотела его тогда сорвать, – продолжила Лена, – а потом решила: на обратном пути, и забыла. И так расстроилась, что забыла! А ты его увидел и принёс! Разве такое возможно? Среди тысячи цветов, среди травы…

Она смотрела на него удивлённо, восхищённо. Сергей встал и, подойдя к жене, поцеловал её в висок.

– Лен, конечно, такое возможно: ведь мы муж и жена, видим и чувствуем едино. Родная моя! – он уткнулся лицом в её макушку, вдыхая пшеничный запах волос.

Лена взяла его за руку и подняла к нему своё лицо. В глазах её стояли слёзы.

– Ведь у нас всё хорошо, правда? – низким от волнения голосом спросила она.

– Всё хорошо, – Сергей крепко сжал её плечи. – И всегда будет хорошо. Пусть искривляются время и пространство, но наши чувства и отношения останутся неизменными.

Наталья Михайловна, или попросту Михална, слыла в своём поселке женщиной серьезной и работящей. И впрямь: хозяйство своё она содержала в образцовом порядке, для чего поднималась каждый день с петухами, работала и в огороде, и дома не покладая рук. Да ещё держала козу и кур – хлопотное это дело. Но от трудов своих Михална не уставала: такая жизнь была ей привычна, с ранней молодости помогала она во всём матери, почти до самой смерти своей проработавшей в колхозе. И теперь вот уже многие годы делала всё сама, словно продолжая двигаться по накатанной колее. Соседки относились к Михалне почтительно, но с оговорками: не нравилось им, что та малообщительна, в гости не ходит, новостями не делится. Получалось, что гордая она, эта Михална.

Дом, в котором жила Наталья Михайловна со своим мужем Алексеем Петровичем, остался им от мужних родителей – дед в своё время его сам строил. Добротный был дом, бревенчатый, стволы шли на него – не обхватишь. Алексей тоже руки имел золотые, но прока от того Михалне было мало. Почему так? Ведь когда она выходила за него замуж, он представлялся ей человеком мастеровитым, с которым будешь жить как за каменной стеной. Но Алексей, хоть и делал всё, как и его дед, на славу, был в своих занятиях неспешен, и ждать необходимого приходилось долго. Да ещё и соседи вовсю пользовались безотказностью Алексея – то один попросит подсобить, то другой, а тот всем помогает. Михална уж пилила-пилила его, наставляя на путь истинный, да всё без толку. Терраса, выстроенная мужем по её просьбе, чтобы было где на старости лет по вечерам чай пить, так и стояла пятый год заваленная строительным хламом, досками и инструментом. Ни пройти ни проехать. А тут ещё соседка эта, Глашка, даром что кривая, повадилась заглядывать. То одно принесёт в починку, то другое. Чайник у неё, видишь ли, сломался, а то приёмник не работает. А глазами так и зыркает на Алексея, голосок елейный делает. Михална ей говорит:

– Глафира, у тебя что, своего мужика нет, что ты всё к нам шастаешь?

А та ей в ответ:

– Ой, что толку от моего Васьки – руки как крюки. Только бутылку и умеет держать. Не то что Алексей Петрович – мастер первоклассный!

А Алексей в усы улыбается – приятны ему такие похвалы. От жены-то забыл, когда доброе слово слышал. Он на неё не серчал, понимал, что жена устаёт, однако и свою работу не откладывал. В своё время Алексей трудился на ближней лесопилке – хорошая была работа, заказы так и сыпались. Не начнись в стране перемены, он бы до сих пор, глядишь, там работал. А так лесопилку уже десять лет как закрыли, и теперь там китайцы теплиц понастроили. Однако Алексей приобретённых навыков со временем не растерял, а опыта прибавилось – и не только в столярном, но и в слесарном деле. Да и не пил он, как многие, так что по праву считался на селе лучшим мастером. Соседи так и шли к нему чередой. Да и как другим не помочь? Прибыток от таких работ небольшой, ну а много ли им со старухой надо? Бог миловал: покуда живы-здоровы, ни в чём не нуждаются.