Он посмотрел вверх, где в листве черёмухи чирикали воробьи, и вдруг неожиданно весело сказал:
– Я им там кормушку приладил, вот они и щебечут. И знаете, у всех разный характер: один прилетит, возьмёт семечку и сядет деликатно на ветку, а другой расположится в кормушке и не подпускает никого – ну прямо как у людей. – Он рассмеялся.
Когда мы проходили мимо сарая, кот вдруг неожиданно поднялся и угрожающе изогнул спину.
– Всё хорошо, всё в порядке, Дымок, – поспешил успокоить его хозяин. – И лопата на месте.
– Он у меня сторож, – с улыбкой заметил Валерий в ответ на мой удивлённый взгляд. – И почему-то всегда за лопату особенно переживает.
Мы попрощались у калитки, и я пошла к себе с полной сумкой неожиданных даров. Шла и думала, что действительно есть в русских людях что-то такое, чего нет в других. Где ещё, скажите, человек после пяти минут знакомства поделится с тобой своими сокровенными мыслями и чаяниями, пригласит в свой дом и одарит, предложит тебе хлеб насущный? Да, как бы ни ценили мы свой привычный комфорт, без него всё же можно обойтись, а вот друг без друга, без веры…
Трясина
Случилось это, когда мы только начинали строить свою дачу в Калужской области, рядом с деревней Ерденево. На месте нынешнего дома лежала лишь груда брёвен, а участок представлял собой неровную пустошь с торчавшими тут и там пнями. Отец наш к тому времени уже умер; мы с братом вечно были заняты своими делами, и маме пришлось взять на себя весь нелёгкий груз дачного строительства. Она то и дело ездила в соседний Малоярославец, чтобы заказать стройматериалы, договориться насчёт обработки брёвен, доставки цемента и прочих надобностей. Не женское это было дело – сложное и хлопотное, но мама не жаловалась: уж очень хотелось ей, городской жительнице, пожить на склоне лет на природе, в своём собственном бревенчатом доме.
Неудобство этой строительной эпопеи заключалось ещё и в том, что транспортное сообщение между Ерденево и Малоярославцем было нерегулярным: и электрички, и автобусы ходили довольно редко. Заехав в Малоярославец по очередному делу, маме приходилось подолгу задерживаться там в ожидании обратного поезда. В тот памятный день, быстро закончив свои дела и освободившись, мама решила не ждать электрички, а вернуться «на дачу» пешком. «Дачей» мы называли тогда крошечный хозблок на нашем участке, где останавливались, приезжая из Москвы. Идти было далеко – больше часа, но мама решила, что без труда преодолеет этот путь: она любила ходить пешком и обычно не уставала.
День стоял погожий. Июльское солнце ласково припекало после недавно прошедшего дождя, а лёгкий ветер смягчал духоту полуденного зноя. Тропинка петляла, то углубляясь в тенистый лес, то выходя на опушку, то спускаясь в овраг. Неподалёку, параллельно тропинке тянулась железная дорога, поэтому хоть мама и шла этим путём впервые, но он казался ей знакомым. Идти поначалу было несложно, но, когда мама спустилась в низину, земля под ногами начала пружинить, утрачивая твёрдость. Вскоре всё пространство вокруг оказалось заполнено лужами, и земля превратилась в вязкое месиво.
«Видимо, это болото, – подумала мама. – Или, может, просто скопилась дождевая вода?» Она попробовала взять выше, но неожиданно увязла в жидкой грязи по щиколотку. «Хорошо, что я в резиновых сапогах, – подумала она, – а то туфли пришлось бы уже выбросить». Она повернула назад, к тропинке, но не увидела её, а сапог, глубоко погрузившись в тёмную жижу, издал громкий чавкающий звук. Мама остановилась, не зная, что делать: со всех сторон её окружала топкая местность, и дороги не видно. Она стала осторожно продвигаться дальше, наступая на редкие кочки и пытаясь нащупать твёрдую почву под ногами. Её охватила тревога: теперь она понимала, что оказалась посреди топкого болота. Идти становилось всё сложнее, мама совсем выбилась из сил и в какой-то момент обнаружила, что жидкая грязь скоро начнёт заливаться в сапоги. Мама замерла, внезапно с ужасом осознав, что трясина постепенно засасывает её и что ей, очевидно, самой не выбраться отсюда.
«Какой кошмарный конец! – подумала она. – Никто даже не узнает, что произошло. Меня будут искать, с ног собьются, и никто никогда не найдёт…» Случившееся казалось одновременно и жутким, и абсурдным. Она видела себя как бы со стороны, отказываясь верить, что этот кошмар происходит с ней. В окружающем мире ничто не изменилось: по-прежнему светило солнце, в вышине парили птицы, а она стояла, как соляной столб, не в силах сдвинуться с места.
«Господи, милосердный Боже, спаси меня! – в отчаянии взмолилась мама. – Святый отче Николае, помоги мне, не дай пропасть этой жуткой смертью!» Сердце её билось, как колокол, не нарушая тишины июльского полдня. Она хотела крикнуть, но горло пересохло и онемело. Да и кого звать? Вокруг ни души. Место совершенно пустынное – лишь вдали периодически проносились со свистом электрички…
Мама в изнеможении прикрыла глаза, а когда открыла их снова, то увидела рядом с собой неизвестно откуда взявшегося мужчину – средних лет, приятной наружности, со спокойным добрым лицом в обрамлении русых волос и небольшой бородки.
– Идите за мной, – сказал он маме и, ни о чём не спрашивая, пошёл впереди, легко переступая с кочки на кочку.
Мама шла за ним, наступая след в след – сначала с трудом, потом увереннее, и с каждым шагом земля под её ногами становилась всё более твёрдой.
И вот наконец они оказались на опушке, на сухом тёплом пригорке. Мама с облегчением перевела дух и собралась поблагодарить своего спасителя – но тот будто исчез. Мама с удивлением огляделась по сторонам: куда же он мог деться – ведь только что был рядом?! Но никого не было вокруг – лишь редкий лес приветливо шелестел листвой. «Не иначе как сам святитель Николай помог мне», – пронеслось у неё в голове.
Мама обессиленно опустилась на землю и, прислонившись спиной к берёзе, расплакалась от лавины прорвавшихся чувств – пережитого страха, напряжения, радости, благодарности за своё чудесное спасение, любви ко всему, что жило и светилось вокруг мягким ласковым светом.
В закоулках души
Сентябрь подходил к концу, дни стали прохладнее, вечера – короче, и Сергей решил, что пора уже завершить оставшиеся на даче дела. Он созвонился со знакомым деревенским мужиком Витей, главным и единственным местным слесарем и плотником, и заручился его помощью в небольшом ремонте крыши. Это было, собственно, главным делом, остававшимся ему в деревне. Насколько летом Сергей с радостью проводил за городом все свои выходные, настолько теперь, после трёх недель безвылазной столичной жизни, он с трудом отрывался от дома. Неурядицы на работе, вызванные сменой начальника и начавшимися интригами в коллективе, вкупе с ослабевающим солнцем так утомляли его, что свои выходные дни он проводил в основном на диване – за чтением книг и просмотром фильмов.
Выполнить намеченную на даче работу он решил за один день – так, чтобы к вечеру уже вернуться. Добираться было достаточно далеко: дача находилась в ста тридцати километрах от Москвы. Сергей выехал пораньше и в одиннадцать часов был уже на месте. Бодрым шагом направился от станции к деревне. День выдался тёплый и солнечный. Лес дыхнул на него запахом влажной земли, грибов и опавших листьев. Воздух был столь чист и прозрачен, что у Сергея с непривычки слегка поплыла голова.
Когда он подошёл к дому Вити, его ждал неприятный сюрприз: жена Вити сообщила ему, что тот только что уехал по делам и вернётся, видимо, только после обеда. Сергей попросил передать, что ждёт его, и направился к своей даче. Настроение у него упало. «Никогда нельзя ни о чём договариваться с этими деревенскими, – с досадой подумал он. – Неизвестно, когда он теперь вернётся, да и придёт ли вообще». Он уже жалел, что связался с Витей, а не оформил ремонт через какую-нибудь контору, что, однако, было бы несравненно дороже и не безусловно лучше. Но теперь ему оставалось только ждать: шифер и необходимый инструмент находились у Вити.
