– То лишь мои догадки, – пожал плечами Наир. – Такие места действительно существуют, но их не так много, как подобных кругов поклонения.

– Всё-таки я не вижу в этих постройках ничего плохого, – рассудила Настя. – Людям нужно верить во что-то. Во что-то лучшее, чем они сами! В то, что кто-то их бережёт, защищает. Им нужны места, где они не чувствовали бы страха. Всем нужна вера.

– Вера, но не самообман! – качнул головой лэгиарн. – Рано или поздно иллюзии тают, как туман. И та ложь, которой мы тешим себя, становится явной. Тогда делается ещё хуже, потому что рушатся последние надежды.

– Вера и надежда всегда призрачны. Что есть грёзы? Что есть реальность? Разве найдутся ответы на эти вопросы? Мы всегда верим в то, что все будет лучше, чем оно есть на самом деле, тешим себя несбыточной сказкой… – рассудила Романова.

– Нет, ты не права, Дэини! Надежда бывает разной, и вера не всегда слепа.

Наир хотел добавить ещё что-то, но, поглядев за плечо девушки, сказал только:

– Эл едет!

***

Глелоу заржала приветственно, вытянув шею в сторону атаманского Ворона, и чёрный жеребец, тряхнув гривой, ответил ей раскатистым эхом.

Эл попридержал коня рядом с Настей, почти вплотную прижал его смоляным боком к её Искре. В левой руке он держал увесистый свёрток.

– Ну что, солнышко уже высоко! Небось, в животах урчит? Пора и позавтракать…

Он перекинул свою ношу из руки в руку, развернул ловким движением и извлёк ноздреватый золотисто-розовый ломоть хлеба.

Несравнимый ни с чем в мире аромат свежей выпечки защекотал нос.

Настя ощутила спазматическое движение в животе, словно голод, как загнанный в ловушку зверь, метался внутри неё и рвался наружу.

– Дамам в первую очередь, – любезно ворковал Эливерт. – Держи, малышка!

Он протянул Граю приличный кусок, отломленный от лепёшки.

– Жуй! Да не спеши так, пигалица! За тобой что, голодные волки гонятся? Вот, молоком запей!

В руках Эливерта как по мановению волшебной палочки возникла глиняная крынка, почти доверху заполненная молоком. Видно, лишь чуть-чуть расплескал, пока вёз, сливки осели на краешках.

Граю поспешно начала запихивать в рот хлеб, но Эл только хмыкнул и отдал кувшин лэриану.

– Подержи, Наир! А то у нашей птахи ручонок на всё не хватает.

Он отломил ещё один кусок с хрустящей медово-золотистой корочкой и подал Насте.

– Это тебе, Рыжая! Бери! Тёплый ещё…

Анастасия мигом проглотила свою долю, словно сто лет не ела. Оставшийся во рту вкус свежеиспечённого хлеба только раздразнил зверский аппетит.

– Наир, это тебе, – Эл подал часть лепёшки лэгиарну и, оглядевшись, промолвил, будто размышляя вслух: – Что-то на ходу завтракать, всё равно, что на муравейник сесть голым э-э-э… Давайте-ка привал устроим, вот под тем раскидистым деревцем столетней давности!

Не встретив возражений, разбойник развернул Ворона в нужном направлении.

Но тут, наконец, у ошарашенного суматохой Наира вырвался мучивший всех вопрос:

– Эливерт, ты где это всё взял? Мы же, можно сказать, в чистом поле…

– А тут недалече деревенька, вон там, за лесочком… – мило улыбнулся Эл. – Там и взял.

– Украл? – уточнил Наир, недовольно хмыкнув.

– Ну не купил же! – ухмыльнулся Эливерт, радуясь тому, что оправдал худшие надежды лэгиарна. – Я ведь вор. Разумеется, украл.

– Мог бы хоть сейчас, когда от нас так много зависит, когда на нас возложены столь важные и серьёзные обязанности, мог бы ты хоть сейчас сдерживать свои дурацкие привычки? Зачем красть, если можно купить?

– Зачем покупать, если можно украсть? – парировал атаман.

– Хоть бы о Граю побеспокоился! С нами теперь ребёнок, а ты совсем об этом не думаешь.

– Я как раз о Граю и думаю! И о тебе, совестливый балбес, тоже. Вот и привёз нам отменный завтрак. Откуси кусочек, друг, и тебе сразу расхочется на меня орать! Подумаешь, проехался по деревеньке, поглядел по сторонам, что там, за высоким забором, делается. А там… хозяюшки хлопочут. Гляжу, одна во дворе стол собирает – бегает то в погреб, то в дом, то в сарай. Экая, думаю, разиня нерасторопная! Интересно, если я у неё чего-нибудь стащу, застукает она меня или нет?

– Ну и?.. – нетерпеливо спросила Настя.

Она продолжала жевать, несмотря на перепалку между Наиром и Элом, хоть мысль о том, что хлеб ворованный, на миг застряла в горле комом. Но это быстро прошло – уж больно вкусны были лепёшки!

И теперь, когда она непроизвольно выдала свой интерес сорвавшимся с губ вопросом, ей пришлось стыдливо умолкнуть под хмурым взглядом лэгиарна.

– Да-а-а… – махнул рукой Эливерт. – Даже неинтересно так воровать. Из-под носа увёл, а эта сонная курица и не чухнула! Не вышло ни визга, ни крика, ни погони – сорвалось веселье!

– Веселье? – хмыкнул Наир. – Хотел с Граю на руках от мужиков деревенских удирать? Они бы наверняка тебя до этого самого места сопроводили. Скорее бы уже в Сальвар попасть, да отдать девочку в надёжные руки! Ты совсем не годишься, чтобы её опекать!

Слова Наира прозвучали непривычно жёстко, и Эл ничего не ответил ему. И Насте показалось, что в этот раз разбойника задело за живое, царапнуло по сердцу. Впервые он действительно обиделся.

Но через миг он уже ухмыльнулся, как всегда лукаво и насмешливо:

– Знаю. Зато я привёз ей молока…

***

Рассевшись в кружок в приятной тени могучего дерева, они уплетали добытые разбойником съестные припасы. Все, кроме Наира.

Надувшись, тот сидел в сторонке – делал вид, что созерцает живописные окрестности.

– Века пройдут, и даже тысячи лет, а ничего вкуснее свежего хлеба с молоком люди не придумают! – вдохновенно заявила Настя, доедая хрустящую лепёшку и стирая оставшиеся после молока «усы».

– Угу, – согласно кивнул Эливерт. – Наир! Хватит из себя выпендрючиваться! Пока ушами будешь хлопать, ничего тебе не достанется… Ешь давай!

Реакции со стороны лэриана не последовало.

И Ворон добавил негромко:

– Ешь, говорю, дуралей! Я этого не крал. Слышь, хлеб – не-во-ро-ван-ный!

Бессмертный резко обернулся.

– Врёшь! – прищурился он. – Нарочно врёшь. Это ты сейчас придумал, чтобы я на тебя не злился и поел.

– Да надо мне тебя кормить! – хмыкнул Эл. – Не младенец же ты несмышлёный. Хочешь – ешь, хочешь – не ешь! Нам больше достанется. Да провалиться мне в Лидонское ущелье, не крал я это! – заверил разбойник под пристальным взглядом зелёных глаз. – Ты сам это предположил, а я не стал отрицать. Зачем обманывать чужие ожидания? Я – вор, надо поддерживать репутацию! Жуй, а то, глядя на нас, скоро слюной захлебнёшься!

Наир тут же подсел поближе и жадно набросился на остатки еды.

– Так, где же тогда ты всё это взял? – недоумевая, спросил Наир, с аппетитом поглощая лепёшку.

– Там… на Светлом месте, – небрежно махнул Эливерт в ту сторону, где недавно Настя видела замысловатый каменный круг.

Наир поперхнулся молоком.

– Что? Эл, для тебя хоть что-нибудь святое существует? Выходит, ты не крестьян обокрал – ты взял жертвоприношение Матери Земли!

– Да брось! Великой Матери этот хлеб нужен, как собаке пятая нога.

– Ох, Эл! – вздохнул лэгиарн.

– Наир, ты ведь сам сказал, это места, где невежественные крестьяне поклоняются своим иллюзиям, – вступилась за атамана Настя, – а теперь пеняешь Эливерту, что тот воспользовался их невежеством!

– Я лишь хочу, чтобы он перестал рисковать и научился думать о последствиях своих поступков. Ты живёшь на краю пропасти, Эливерт! К этому все, кто знает тебя, уже привыкли. Но ты ещё и пытаешься временами балансировать над этой бездной на одной ноге! Зачем, Эл? Когда-нибудь ты оступишься! Видят Небеса, я не хочу этого! Оставь свои привычки, своё «дело жизни», как ты любишь говорить, пока оно не сгубило тебя! Подумай – ты даже у Великой Матери воруешь!

– Не занудствуй, друг! Как ты любишь всё преувеличивать! Люди приносят хлеб и молоко в Светлые места. Но эти их жертвы никому не нужны, кроме бродяг, вроде нас, да ещё птиц и лесных зверушек. Путники и нищие знают об этих традициях и не упускают случая воспользоваться таким подарком судьбы. А наивные деревенщины полагают, что их жертвоприношения забирают духи мироздания. Но ты же не такой тупой, Наир, ответь мне – зачем Светлым Небесам эти дурацкие дары? Да я бы бросил воровство и занялся разведением коз, если бы увидел, как Мать Земли спускается с неба во всём своём сиянии, дабы попить парного молочка и пожевать свежих лепёшек! Это ведь глупо. Что за дурость приносить в дар Милосердной молоко и хлеб, ведь всё это и так принадлежит ей! Всё, что есть на земле – это дар Матери Мира нам. Всё это, – он сделал широкий жест руками, – и так принадлежит Светлым Небесам, а мы здесь только гости. Это столь же глупо, как, если бы я ограбил какой-нибудь купеческий обоз, потом сунул его хозяину небольшой кошель и назвал бы себя щедрейшим из смертных, ибо отдал золото в дар чужому мне человеку. Небесам не нужны эти жертвы! А если люди пытаются умилостивить ими силы Свету противоположные, то я тем более поступил правильно.