— Встать! — рявкнул Андрон и тут же извинился. — Прости… выдай нам.

Дальше следующей двери я ещё ни разу не проходил, но на этот раз подошёл. Сканер считал наши лица, затем мы коснулись пальцами датчиков.

Внутри оказалась бронированная, трижды экранированная комната с трёмя пустыми полками.

— А где груз-то? — нахмурился я. — Пошли отсюда, ничего нет.

Сделал шаг вперёд — и только тогда увидел коробку. Чёрную, размером с чемоданчик, с пластиковой ручкой и гравировкой «БЛЕСНА». Коробка буквально вырастала из воздуха на полке, словно фрактальный компьютерный рисунок, от краёв к центру, и стоило отклониться назад — снова исчезала, растворялась.

— Стоит как моя квартира, блин, — нахмурился Андрон и потрогал крышку. — Ясно, что «пугало» налепили, не поскупились. Терпеть не могу такие отправления.

Я взял коробку.

— Ну, четыре тысячи — это же не так много. Я не понимаю, почему обычными грузоперевозками нельзя.

Андрон посмотрел на меня, вздёрнув бровь.

— Я думал, ты умнее. Про корсаров английских ничего в новостях не слышал, что ли? У них и вертолёты бывают. С тех пор, как на Груманте социалистическая клика. Половину Арктики кошмарят. Каждый рейс в Зеленогорье — как приключение.

— В Зеленогорье?!

— Ну… ты же видел в билетах — Новгород-Заморский. Летим обычным пассажирским.

Да, подумалось мне, географию надо бы подтянуть. Про Зеленогорье я помнил, что так называлась русская часть Гренландии. Вернее, две трети обширного архипелага, который раскинулся на севере западного полушария взамен привычного мне острова. Ещё одну треть, самую южную и плодородную, делили между собой враждебные Англия и Норвежская империя, а западная часть была независимой Русской Арктической Республикой, чьи владения простирались вплоть до самой Аляски. Ледяной щит здесь не то растаял ещё до нашей эры, не то и не существовал никогда, и в центре острова плескалось Внутризеленогорское, оно же Нутряное море.

Чемодан оказался сравнительно лёгким, и я даже подумал, что там стоит какая-то штука, уменьшающая его вес.

— Пойдём, — махнул рукой Андрон. — Таксист уже ждёт. Коробку несу я, ты ещё наносишься.

Распрощались с секретарём, погрузились втроём в такси дворянского класса, которое уже ждало нас во дворе. Я покосился на Сида — он выглядел куда более вдохновлённым, чем когда наша командировка начиналась.

— Ты чего такой довольный?

— Четыре рубля в день командировочных и сотня по окончании! — прошептал он. — И это, ты говоришь, за четыре дня. Я столько в месяц не зарабатывал ни разу.

— Погоди радоваться, братишка, — усмехнулся Андрон с переднего сиденья. — Чую, приключений будет много.

— Как ты услышал?! — удивился мой комардин.

— А вот. Навык второй. Достаточно редкий. Почему, думаешь, я музыкой увлекаюсь — слух хороший. Ты стрелять умеешь?

— Умею, в колледже учили, но плохо. Топором хорошо рубить умею.

— Хорошо. Надеюсь, в аэропорту Новгорода-Заморского будет магазин топоров. Купим тебе. А заодно и куртку нормальную — ты, видать, в Арктику ни разу не катался.

— Я извиняюсь, баре, что вклиниваюсь, — подал голос водитель такси. — И прошу прощения, что подслушал вашу беседу. Но рискну заметить, все ужасы о Зеленогорье очень преувеличены. Очень. У меня там дядька живёт и двоюродная сестра с семьёй. Тишь да благодать! Яблони выращивают, сливы, даже виноград пытались. В теплицах. Я так думаю: это специально всё разгоняют, чтобы народ туда с большой земли не ехал. Потому что там земля дешёвая, у крепостных, я извинюсь, опять же — льготы. А то, что климат — так это привыкнуть можно.

— Где именно, любезный, ваши родственники пытаются выращивать виноград? — спросил Андрон.

— Рощино. Это Богдановская область.

— Как я понимаю, это южнее полярного круга, в сотне километров от столицы края?

— Ну да, там, правда, граница недалеко. Но с девяностых норвеги уже ни разу не стреляют, всё мирно.

— Понимаю. Действительно, виноград… Я вот работаю в Курьерке уже двенадцать лет и по своему опыту знаю, что такого рода грузы, как у нас, везут совсем не в Рощино, не в Новгород-Заморский и даже не в Черепановск.

— Север? — сочувственно вздохнул водитель. — Ну, тогда… Вас же трое. Этот — вон какой здоровый. Справитесь. Зато потом премия будет хорошая, ведь правильно?

— Посмотрим…

— Получается, даже ты не знаешь точного адреса? — спросил я вполголоса.

— Даже я. После отметки в офисе в Новгород-Заморском скажут, — ответил Андрон и уставился в окно.

В «Видное» добрались быстро. Припарковались на особой стоянке и в терминал вошли через особый вход для курьеров и военных, предъявив пропуска. Лишь с Сидом вышла небольшая заминка — ему пришлось рыться в рюкзаке и показывать договор на гербовой бумаге.

— Ещё час, — сверился я с часами. — Перекусим?

Все согласились. В буфете подавали вкуснейшие пирожные, рулеты с красной рыбой и салаты в тарталетках, только вот вышло это всё в конские три рубля — половину моих дневных командировочных. Андрон посмеивался, потом сказал:

— Зачем налегаешь-то? Мы же в дворянском классе летим. Там два раза кормят. Ладно, мы в сортир. Сид, проводишь? Кстати, о чём мы говорили тогда… «И птицы победно упали в траву» — слышал группу?

Снова начался их разговор с перечислением совершенно-немыслимых названий групп и коллективов. Я безмятежно допивал кофе и достал телефон, чтобы написать Алле сообщение:

«Кошка моя, извини, не получится сегодня вечером ничего. Корней вызвал, командировка. Куда-то за океан. В Видном сижу».

Для убедительности скинул фотки буфета.

Ответ пришёл достаточно быстро.

«Вот дерьмо! А я так хотела…»

«Тоже очень хотел. Увидеться хотел. И тебя хотел. И хочу. Придётся подождать четыре—пять дней»

В ответ пришло две фотки. Бутылка вина с пробкой, повязанная красивой лентой — и бутылка вина без пробки с полным фужером и подписью «Когда онъ отменилъ свидание». В тонкости местного сетевого юмора я ещё был не особо погружён, но грустный юмор мема оценил.

Я приготовился уже отправиться на поиски Сида и Андрона, как вдруг мне на плечо легла рука.

— Привет, Цим-циммер.

Рефлексы не подвели — я резко развернулся, хватаясь за кобуру. Это был не Игорь Антуанеску, но я узнал лицо. Евгений Анадырёв, он же Джон, он же Джек. Мой бывший однокурсник и заклятый враг. Высокий, худой блондин, почти альбинос. Он приобнял меня рукой, словно давнего приятеля, а его кулак метнулся мне под дых, но я ушёл вправо, удар соскочил вдоль бока и врезался в барную стойку.

— Но-но, тише, — проворчал бармен, даже не подняв глаза на нас.

Мы находились в самом углу зала, и я заметил, что это могло оказаться слепой зоной камер. Я высвободился из объятий этого иуды, перехватил руку и применил свой любимый боевой приём, заламывая руку и перегибая мизинец.

— Куда летишь, Женечка?

— Ах… ты охренел?! — сказал он, скрючиваясь и оседая. — Ты на кого руку поднял?

— На единорожку, ага. А ты поднял руку на стажёра-подпоручика особого отдела Курьерской Службы. Сейчас я позову жандармов аэропорта, чтобы он посадили тебя в карцер.

— Проблемы, барин?

К нам подскочил крепкий мужик-азиат, не то бурят, не то монгол, весь обвешанный сумками. Скинул одну на пол, потянул шефа на себя, затем неуклюже попытался схватить меня за плечо, чтобы я отпустил его хозяина. Но хозяин шикнул на своего носильщика.

— Отойди, Абрамид, не видишь, баре разговаривают! Я лечу в Зеленогорье! Отдыхать! На лыжах кататься. Знаешь, что такое лыжи, ты, немчура?

— В прошлой жизни был чемпионом по биатлону среди военных. Знаешь, что такое биатлон?

— Совсем поехал на своих мультиках сраных! Отпусти, шваль!

Похоже, он действительно больше не проявлял агрессии. Но отпускать было рано — по крайней мере, до прибытия жандармов. К тому же, на этот раз расклад был совсем не тот, какой он был на прошлой моей встрече с «Единорогами».

— Давай-давай, плачь сильнее, розовый единорожка. Чтобы жандарм точно спросил, как у нас дела. Ты же хочешь присесть в карцер?