Козовник и Белонин вместе окончили Севастопольское училище зенитной артиллерии и вместе попали на одну батарею. Только вот Козовника назначили командовать батареей, а Белонин получил должность командира огневого взвода. Поэтому Владимир Белонин зачастую называл Козовника «командир», но обращался к нему на «ты». При приближении командира дежурный по батарее встал.

– Все нормально, Володя? – Козовник задал этот вопрос для проформы, зная, что сейчас последует положительный ответ.

– Не совсем, командир: никак в штаб не доложу, что мы заступили на боевое дежурство, – ответил Белонин и, видя поползшие вверх от удивления брови Козовника, добавил: – Там все время занято. Нам сегодня сказочно «повезло» – дежурным по штабу стоит наш "инструктор".

– А-а-а, – с досадой протянул Иван, – понятно.

Все командиры батарей зенитного полка знали, что капитан Сорокин, который сегодня стоит дежурным по штабу, был очень большим любителем инструкций и наставлений – пока до печенок не достанет своим инструктажем, спать спокойно не будет. Он мог взять любую инструкцию и прямо по телефону прочитать ее командиру батареи, а потом еще и задать парочку вопросов с целью проверки, насколько внимательно его слушали. За глаза его так и называли «инструктор».

Лейтенант Козовник меж тем продолжал:

– Знаешь, Володя, если гора не идет к Магомеду, то надо обождать, пока Магомед сам придет к горе. То бишь, если не можем дозвониться до штаба, надо всего лишь подождать, когда из штаба позвонят на батарею. Должен же когда-нибудь этот сорокинский инструктаж закончиться.

И Козовник, опустившись на землю, привалился к мягкому земляному бугорку, заложил руки за голову и залюбовался небом. Рядом пристроился дежурный по батарее.

Ждать пришлось недолго: не прошло и десяти минут, как зазвонил телефон.

– Ну, что я говорил? – усмехнулся Иван. – А вот и наш доблестный Магомед, – а про себя добавил: «Чтоб ему пусто было!»

– Помощник дежурного по батарее сержант Рыбак, – раздался голос из командного пункта. – Так точно, товарищ капитан, здесь. – Потом, выслушав, что ему говорили по телефону, Василий Рыбак скорчил гримасу, ясно говорившую «как же ты уже надоел!», и ответил: – Товарищ капитан, прошу вас уточнить поставленную передо мной задачу – какого именно лейтенанта я должен пригласить к телефону: командира батареи лейтенанта Козовника или дежурного по батарее лейтенанта Белонина? – Оба лейтенанта уже втихаря прыскали в кулак. – Товарищ капитан, они оба находятся на одинаковом расстоянии от меня, и я не могу визуально определить, кто из них ближе. Есть, понял! – сержант положил трубку на стол и, подойдя к командиру батареи, четко отрапортовал командиру батареи: – Товарищ лейтенант, вас к телефону, Сорокин.

Улыбку Козовника разом стерли с лица. С крайне недовольным видом, поджав губы, дескать, мог бы и дежурного пригласить к телефону, а не выпендриваться, Иван вошел на командный пункт и поднял лежавшую на столе трубку:

– Командир 74-й зенитной батареи лейтенант Козовник.

– Капитан Сорокин, – представился звонивший. – Козовник! Ити его налево, ты почему ничего мне не докладываешь? Уже почти час прошел, а от тебя ни слуху ни духу.

– Как видите, товарищ капитан, уже докладываю, – Козовник подавил улыбку. – Батарея на боевое дежурство заступила. – И, упреждая наставления Сорокина, быстро продолжил: – На батарее больных нет, незаконно отсутствующих нет, дежурный по батарее проинструктирован, а предупреждение о возможных провокациях доведено до всего личного состава, светомаскировка соблюдается согласно введенной по флоту боеготовности номер два.

– Добро, лейтенант… – И на том конце провода повисла продолжительная пауза.

Козовник, улыбаясь, наслаждался этой паузой: он просто физически ощущал напряженную работу мозга дежурного, который искал, к чему бы придраться в докладе, ведь Сорокину хоть одно наставление, да надо ввернуть. А ему, вроде, обо всем уже доложено, обо всем он проинформирован. Но тут, будто что-то вспомнив, Сорокин спросил:

– Товарищ лейтенант, как ваши бойцы? Отдохнули?

– Есть немного, – победный настрой у Козовника сразу сошел на нет. – До утра-то мы как-нибудь достоим. Хотя люди устали донельзя, выдохлись они, товарищ капитан. – Иван тяжело вздохнул. – Да и в бане неделю не были.

– Товарищ лейтенант, – голос дежурного по штабу приобрел суховато-официальный тон, – вашей батарее было выделено для отдыха целых двенадцать часов. Мало? Дежурство у вас тоже укороченное, скажите спасибо Горскому, его приказ. И тут вы недовольны. Утром сменитесь, и будете отдыхать. После обеда вашей батарее выделят машину свозить людей в баню. Но это будет завтра, а пока ваша основная задача на данный момент – оберегать воздушное пространство Советского Союза, понимаете ли, а не ваньку валять. – С этими словами Сорокин повесил трубку.

– Никто меня не валяет, – злобно буркнул Иван, кладя трубку. После чего сплюнул: – «Оберегать» – слово-то какое загнул, черт тебя подери. Оно-то, конечно, сидя в штабе, легко наставления раздавать, это тебе не под открытым небом батареей командовать!

Хотя Сорокин тоже начинал свою службу с командира огневого взвода, а потом командовал батареей, как и Козовник. Правда, инструкциями и проверкой знания устава он уже тогда мог любого достать до печенок. На батарее Сорокина строго соблюдались все предписанные инструкции, что очень нравилось начальнику штаба Семенову. По мнению начальника штаба, батарея старшего лейтенанта Сорокина была лучшей в полку. Вот и выдвинули Сорокина на командира артдивизиона,⁶ а потом и в штаб забрали, присвоив ему очередное звание «капитан». Хотя есть некоторые, по мнению Ивана, идиоты, которым в штабе не сидится, мол, штаб – это не для них. Именно так и поступил командир 54-й батареи Игнатович,⁷ окончивший то же училище, что и Козовник, только тремя годами ранее: будучи переведенным в штаб на «теплое» место, он начал писать рапорта с просьбой вернуть его на батарею, чего в итоге и добился. «И что тебе в штабе не сиделось, служака, елки-палки!» Мог бы сидеть капитаном в штабе, а из-за своего непонятного рвения сидит старшим лейтенантом где-то на Сапуне, там, куда Макар телят не гоняет.

Размышления Козовника прервал вопрос дежурного по батарее лейтенанта Белонина.

– О чем задумался, командир?

У Ивана не было желания делиться своими мыслями с Белониным, потому как эти мысли касались прямого начальства. А обсуждать начальство, пусть даже с товарищем, Козовник считал опрометчивым. Еще будучи курсантом, он усвоил простую истину: говорить о своем прямом начальстве надо, как о покойнике: либо хорошо, либо ничего.

– Да вот думаю, – Козовник сказал первое, что пришло в голову, – придется нам воевать или нет. Оно как, войной очень даже пахнет, да только кто осмелится на нас напасть? Германия? Вряд ли: у нас с ними договор о ненападении подписан. Румыния? Ха! Надорвется она с нами воевать.

– Я так понял, – продолжил размышления Козовника Белонин, – Польша и Турция тоже отпадают? Иван, не забивай дурным голову. Сдались тебе эти поляки-турки! От того, что ты о них думать будешь, девять утра скорее не наступит. Ого, – глянул он на часы, – уже двенадцатый час, скоро полночь. А сегодня, кстати, самая короткая ночь в году.

– Ну да, – согласился с дежурным командир батареи и задумчиво добавил (знал бы он, что его слова окажутся пророческими): – Только нам она самой длинной покажется, – Иван имел в виду, что особенно тяжело будет утром, когда до долгожданного отдыха останутся считанные минуты.

Но история распорядится по-своему.

– Это точно, – согласился с Козовником Белонин и потер ладонями глаза. – Еще и полуночи нет, а у меня уже в глаза хоть спички вставляй – спать хочется.

– И не мечтай! Ты на службе, – Козовник полушутя погрозил Белонину пальцем. – Ты дежурный по батарее, так что бди!

– Есть бдить и бдють, – улыбнулся Белонин.

Тут Козовник, задумавшись на минуту, предложил: