– Володя, а давай сделаем так: пусть бойцы поспят немного, прямо у орудий, не раздеваясь, – все ж какой-никакой, а отдых. Бойцы выдохлись, дай ты им сейчас хоть десять часов сна – будут спать все десять. И пусть возле каждого орудия дежурит по одному человеку, ну, чтоб поднять остальных в случае тревоги. У нас трехминутная готовность, а чтоб занять место у орудий, этого времени нам хватит с лихвой.

– Согласен, командир. Пойду, по позициям с проверкой пройдусь, заодно и сон разгоню, – с этими словами дежурный по батарее вышел из командного пункта и растворился в темноте.

За ним вышел на свежий воздух и командир батареи. Кинув взгляд на звездное небо, он глубоко вдохнул: «Хорошо-то как…» Его мысли вернулись к разговору с дежурным по батарее.

– А ведь в воздухе действительно витает запах войны. Тьфу-тьфу-тьфу, накаркаю еще тут… – потянувшись, Козовник опустился у земляной насыпи и задумался. Воевать, конечно, не хотелось. Думая о войне, Иван больше переживал не за себя, а за своих братьев – старшего и младшего: старший служил под Ленинградом, младший в районе Одессы – почитай, у самой границы. – Эх, знать бы, как они там, писем не было уже больше месяца.

За размышлениями Козовник не заметил, как задремал. Проснулся он от того, что дежурный по батарее тряс его за плечо.

– Командир, подъем, небо тучами затянуло, с минуты на минуту дождь ливанет, вымокнешь. Давай-ка на командный пункт, там и доспишь.

Иван помотал головой, стряхивая остатки сна, рывком поднялся и вернулся на командный пункт. И вовремя: едва он вошел в помещение командного пункта, как с неба посыпались капли дождя. Иван машинально кинул взгляд на часы: 00-20, уже двадцать минут, как было воскресенье, 22 июня. А через десять минут он уже снова дремал, прикорнув прямо на полу.

Телефонный звонок ворвался в сон Козовника противной трелью. Чертыхнувшись, Иван протер глаза и бросил взгляд на часы: половина второго ночи.

– Командир батареи лейтенант Козовник, – недовольно пробурчал Иван. И, еще окончательно не проснувшись, продолжил: – На батарее больных нет, незаконно отсутствующих нет, дежурный по батарее проинструктирован, предупреждение…

– Козовник, – рявкнула трубка, – ты ничего не перепутал?

– Никак нет, товарищ капитан, – Козовник все еще думал спросонок, что ему звонит капитан Сорокин с очередной инструкцией, – все в порядке.

– Ты там, часом, не пьян? Это оперативный дежурный полка старший лейтенант Телегин. – Голос Телегина звучал официально, в нем чувствовалось сильное напряжение. – Товарищ лейтенант, по флоту объявлена боевая готовность номер один. Как поняли?

Еще не совсем придя в себя со сна, Козовник помотал головой. «Номер один? Приснилось, что ли?»

– Я не ослышался? – уточнил он. – Боевая готовность номер раз?

– Козовник, ты что, глухой?! – Телегин перешел на повышенные тона. – Для глухих и идиотов повторяю – готовность номер один!

– Фьють! – присвистнул Козовник. – Это же готовность к войне. – Иван слегка растерялся. – Товарищ старший лейтенант, уточните, какие будут мои действия?

– Козовник, хрен тебе в ухо! Ты мало того, что глухой, ты еще и неграмотный! У тебя там на командном пункте есть инструкция? – гаркнул оперативный. – Вот и почитай ее очень внимательно, может, что новое узнаешь. И не вздумай там заниматься самодеятельностью, жди соответствующих указаний! – прорычал Телегин и бросил трубку.

«Как пес цепной, честное слово», – подумал Иван и, положив трубку на рычаг, начал усиленно копаться в бумагах в поисках этой злосчастной инструкции. Командир батареи прекрасно знал, что делать при боевой готовности номер два, но ни разу не читал, как он должен действовать при боевой готовности номер один. Во-первых, на флоте еще ни разу не вводили боеготовность номер один; а во-вторых, боеготовность номер один – это готовность к войне, а мысль, что может начаться война, никому не приходила в голову. Наконец инструкция была найдена. Козовник открыл эту инструкцию и начал внимательно ее изучать. Когда он дошел почти до конца, на командном пункте возник Владимир Белонин.

– О, Володя, ты вовремя, – Иван облокотился на стол и подпер руками подбородок. – Давай поднимай людей, пусть находятся на своих местах. – и медленно, точно боясь произнести только что услышанное, тихо проговорил: – На флоте введена боевая готовность номер раз.

После этих слов на командном пункте повисла гнетущая тишина, нарушаемая только звуками ночи. Белонин и Козовник смотрели друг на друга, и их недоуменно-растерянные взгляды были красноречивее любых слов. Этот немой разговор прервал телефонный звонок.

– Лейтенант Козовник, – Иван махнул дежурному по батарее рукой, мол, иди, действуй, – слушаю.

– Капитан Хижняк, – представились на том конце провода. Хижняк был командиром второго артдивизиона, в который входила 74-я зенитная батарея. – Тебе уже сообщили?

– Так точно, товарищ капитан, – как они все надоели своим контролем. – Батарея приведена в минутную готовность, усилено наблюдение за воздухом. Какие еще будут распоряжения?

– Да я и сам пока не знаю, – Хижняк устало вздохнул. – Знаешь, лейтенант, тут явно не до тебя сейчас, все и так на ушах стоят, никто ничего не знает, никто ничего толком сказать не может, все злые и все матерятся. Меня самого двадцать минут назад с постели подняли да в полк на машине привезли. Всем нашим батареям объявили боевую тревогу.

– Это, возможно, продолжение учений? – уточнил Козовник. – Или, может, что похуже?

– Типун тебе на язык! "Похуже!" Накаркаешь мне тут! («Уже накаркал», ругнулся про себя Иван, вспоминая свои недавние размышления) Только этого твоего "похуже" нам еще не хватало!

Хижняк и Козовник прекрасно понимали, что под словом «похуже» следует понимать войну, но и тот, и другой боялись произнести это слово вслух.

– В общем, так, – подвел итог разговору Хижняк, – так как твоя батарея на обеспечении безопасности, то к тебе уже направлена машина, которая доставит снаряды и сухпайки. Если к утру боеготовность номер раз не отменят, накормить личный состав сухпаем, огонь не разводить. Вопросы есть?

– Какие будут распоряжения?

– Вот ты заладил, как попугай! «Какие будут распоряжения»! – Хижняк начал выходить из себя. – А распоряжение такое, – и тут каждое слово Хижняк стал произносить четко и раздельно: – Если над городом появятся самолеты, огня не открывать, возможно, что это провокация. Если будут новые вводные, я сообщу. Все, отбой! – И с этими словами Хижняк прервал разговор.

Иван примерно догадывался, что сейчас в штабе творится: неразбериха, нервозность, растерянность. А ему-то что делать? Он как военный человек подчиняется приказу, но вот четкого и внятного приказа не было.

Есть только инструкции, зачастую противоречащие одна другой, причем этих инструкций столько, что ими можно обклеить все стены командного пункта.

В конце концов, Иван решил, что самое лучшее сейчас это просто ждать, когда ему что-то прикажут. Должна же закончиться когда-нибудь вся эта неразбериха!

За спиной раздалось легкое покашливание. Козовник обернулся: при входе на командный пункт стоял политрук батареи младший политрук⁸ Алексей Сафронкин.

– Что там произошло, командир? Тут про подготовку к войне уже вся батарея гудит.

– Да если б я сам знал! – Козовник резко выдохнул. – В штабе никто ничего не знает, ясность ноль целых хрен десятых. Инструкции пишут одно, командиры приказывают другое, еще это…

И вдруг небо над городом прочертила одна осветительная ракета, потом вторая. Послышались звуки орудийной стрельбы. И хотя город находился далеко, до батарейцев доносились звуки выстрелов и сирены кораблей.

– Елки-палки, – Козовник подпрыгнул, как ужаленный. – Что за чертовщина, никак стреляют? Неужели началось? – в голове был полный сумбур.

Иван схватился за телефон и начал яростно накручивать диск, пытаясь дозвониться до штаба. Бесполезно. После седьмой или восьмой попытки связаться со штабом Иван попытался дозвониться до оперативного по полку Телегина. Как ни странно, но со второй попытки это ему удалось.