Вместе с тем в настоящее время, исходя из конституционного требования о признании человека, его прав и свобод высшей ценностью, совершенно очевидно, что такой «советский» подход к организации уголовного процесса является недопустимым. Право обвиняемого не свидетельствовать против себя (укрывать истину) хотя и затрудняет расследование преступления, т. е. достижение стоящих перед государством задач искоренения преступности, тем не менее гарантируется Конституцией РФ как более ценное благо, чем возможность получения признаний обвиняемого посредством применения к нему пыток. Наличие сомнений в виновности обвиняемого рассматривается как обстоятельство, исключающее вынесение обвинительного приговора, т. е. защита интересов лица, считающегося невиновным при недоказанной виновности, обеспечивается в ущерб неотвратимости ответственности. Столь кардинальное изменение взглядов законодателя на соотношение частных и государственных интересов в уголовном процессе объясняется множеством факторов, в том числе политических, экономических, социально-психологических, а также уровнем развития правовой культуры, определяющих положение личности в государстве, а значит, и процессуальную форму.

Нацеленность уголовного судопроизводства на решение задач борьбы с преступностью не предполагает наделение обвиняемого процессуальными правами, поскольку он может их использовать «во вред» достижению принципа неотвратимости уголовной ответственности, а также исключает саму необходимость предусматривать механизм защиты обвиняемого от государства, презюмируя совпадение их интересов.

В число государственных органов по УПК РСФСР, призванных обеспечивать достижение указанной цели искоренения преступности, был включен суд с соответствующей регламентацией процедуры разрешения уголовных дел. На суд возлагалась обязанность возбудить уголовное дело по новому обвинению и в отношении нового лица, если в ходе судебного разбирательства будут установлены обстоятельства, указывающие на совершение преступления лицом, не привлеченным к уголовной ответственности, либо на совершение подсудимым преступления, по которому обвинение ему ранее предъявлено не было. По делам, расследуемым в протокольной (упрощенной) форме, именно суд принимал решение о возбуждении уголовного дела, если приходил к выводу о наличии в представленных органом дознания материалах признаков преступления. В случае выявления неполноты произведенного дознания или предварительного следствия суд возвращал уголовное дело на дополнительное расследование, предоставляя государственным органам, осуществляющим уголовное преследование, дополнительные возможности сбора доказательств, изобличающих обвиняемого.

В ходе уголовно-процессуального доказывания в рамках судебного следствия требовалось установить объективную истину, т. е. получить такое знание, которое бы отражало прошедшее событие и все обстоятельства, подлежащие установлению по уголовному делу, в соответствии с тем, как они имели место в действительности. Достижение указанной цели требовало от суда принятия на себя функций обвинительной власти (тем более что фактическое присутствие государственного обвинителя в процессе было крайне редким явлением), а также процессуальной активности в вопросе сбора и получения доказательств, необходимых для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела. Если суд вообще рассматривать как орган борьбы с преступностью, «то конкретный суд по конкретному уголовному делу становится не органом правосудия, а органом борьбы с преступником. Если сказать точнее – с подсудимым, еще не признанным виновным…Представление же об уголовном процессе как о поле брани заведомо превращает расследование и рассмотрение уголовных дел в суде в охоту на волков, а наказание – в расправу»⁴⁴.

Все вышеперечисленные положения, свойственные советскому уголовному судопроизводству, были характерны для уголовного процесса розыскного типа. Форма уголовного судопроизводства России после принятия УПК РФ 2001 г. претерпела существенные изменения, направленные на ограничение действия розыскных начал и расширение действия принципа состязательности. Законодатель отказался от формулировки в качестве задач уголовного судопроизводства «быстрое и полное раскрытие преступлений», а в качестве цели – достижение объективной истины по каждому уголовному делу, сформулировав назначение уголовного процесса с позиций приоритета охраны прав личности.

Согласно ст. 6 УПК РФ уголовное судопроизводство имеет своим назначением защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступления, а также защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Многими авторитетными процессуалистами, поддержавшими изменения законодательной формулировки целей (назначения) уголовного судопроизводства, отмечается его социальная направленность, лишающая «нормативной почвы тезис о борьбе с преступностью как цели процессуальной регламентации функционирования уголовной юстиции»⁴⁵, позволяющая сформулировать в рамках процессуальной формы соответствующие правила правоприменительной деятельности⁴⁶. Другие авторы, указывая скорее на идеологическую функцию законодательной регламентации назначения уголовного судопроизводства по УПК РФ, продолжают отстаивать мнение о том, что «уголовный процесс был, есть и будет в первую очередь узаконенным способом (средством) борьбы с преступностью и осуществления правосудия по уголовным делам»⁴⁷.

Потребность в обеспечении правопорядка (публичный интерес), если мы признаем каждого человека самостоятельной ценностью, подлежащей защите со стороны государства, не может не наполняться социальным содержанием. Совершение преступления порождает конфликт между обществом (государством), установившим определенные социальные стандарты поведения, закрепленные в законе, и лицом, их нарушившим, и требует его разрешения специально уполномоченным органом по установленным правилам. Суд, разрешая уголовное дело (осуществляя правосудие), не обременен задачами поиска и изобличения лиц, виновных в совершении преступления, он призван независимо и беспристрастно на основе состязательности и гласности разрешить социально-правовой конфликт, восстановив нарушенные права и интересы лиц, пострадавших от преступления, и исключив привлечение к уголовной ответственности невиновных⁴⁸. Социальное назначение уголовного судопроизводства, обусловленное потребностью упорядочения отношений по разрешению конфликта, вызванного совершенным преступлением, исключает возможность рассматривать уголовный процесс в качестве формы борьбы с преступностью⁴⁹. Уголовный процесс в равной мере есть гарантия защиты общества от преступности и одновременно гарантия от незаконного привлечения гражданина к уголовной ответственности, осуждения и незаслуженного наказания.

Признание личности наивысшей ценностью, стоящей в центре уголовно-процессуальной системы, защищаемой, а не изобличаемой этой системой, позволило В. Лившицу и Л. Прошкину сформулировать утверждение, с которым нельзя не согласится: «С точки зрения процессуального гуманизма вся уголовно-процессуальная система ориентирована не на подозреваемого, а на остальных членов общества, поскольку является гарантом того, что в случае вовлечения в уголовный процесс они не потеряют свой статус личности, будут иметь право на справедливое и гуманное к себе отношение»⁵⁰. В этой связи основное назначение уголовного судопроизводства заключается не столько в том, чтобы изобличить виновного, сколько в том, чтобы оградить невиновного от несправедливого обвинения, что соответствует отношению к уголовному процессу не как к средству борьбы, а как к средству защиты, как к правовому, а не политическому институту.

Не всеми процессуалистами изменение направленности (социальной направленности) уголовного судопроизводства встречено позитивно. В защищенных в последние годы диссертационных работах можно встретить высказывания о том, что уголовно-процессуальная доктрина приобрела искаженный смысл «в силу чрезмерной направленности правового потенциала УПК на защиту не потерпевшего от преступления, а обвиняемого (подсудимого) от воображаемого произвола властей», появилась пагубная «(увы, не для преступников)» тенденция преувеличения гуманистической миссии уголовного процесса⁵¹. Другой автор указывает, что положенные в основу судебно-правовой реформы акценты либерально-демократического толка приводят к «деградации» уголовно-процессуальных институтов, нацеленных на быстроту судопроизводства. По его мнению, «действующие законодательные подсистемы, представляющие собой остов государственно-правовой политики борьбы с преступностью, страдают чрезмерной заформализованностью; они загромождены избыточными правовыми конструкциями, институтами, отдельными статьями», создающими дополнительные преграды органам уголовной юстиции на пути их следования к судебной истине⁵².