В стадии судебного разбирательства действовали начала гласности, устности и состязательности; суд наделялся правом оценивать доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на обсуждении в совокупности всех обстоятельств дела (ст. 766 УУС); молчание подсудимого не признавалось за признание им своей вины (ст. 685 УУС). В случае признания подсудимым своей вины и дачи об этом соответствующих показаний допускалось не проводить дальнейшего судебного следствия, если признание подсудимого не возбуждало никакого сомнения, и перейти к заключительным прениям. Суд, основываясь на правилах оценки доказательств по внутреннему убеждению и отсутствии преимуществ одних доказательстве над другими, несмотря на сделанное подсудимым признание, был вправе проводить судебное следствие в полном объеме (ст. 682 УУС).

Отношение к признанию обвиняемого в советский период развития уголовного судопроизводства строго юридически предопределялось теорией свободной оценки доказательств: признание обвиняемым своей вины следовало оценивать в совокупности с иными доказательствами, полученными по делу. В ст. 282 УПК РСФСР 1923 г. было закреплено положение, аналогичное ст. 681 УУС, согласно которому в случае если подсудимый согласился с обстоятельствами, изложенными в обвинительном заключении, признал правильным предъявленное ему обвинение и дал показания, то суд мог не проводить дальнейшего судебного следствия и перейти к выслушиванию прений сторон. Последующие законодательные акты по уголовному процессу вплоть до 1993 г.²⁸ не связывали признание вины с какими-либо процессуальными последствиями, отличными от общего (единого) порядка рассмотрения и разрешения уголовных дел.

В то же время закрепленное в самых первых законодательных актах Советской республики требование при вынесении приговоров руководствоваться революционным правосознанием в целях неуклонной борьбы с преступностью с возможностью в некоторых случаях отступить от положений закона («отложить» его в сторону), а также существованием особых производств в отношении определенных категорий дел и (или) лиц на практике приводило к тому, что собственное признание вины приобретало характер исключительно важного для разрешения дела доказательства. А. Я. Вышинский в работе «Теория судебных доказательств» указывал, что по делам об антисоветских, контрреволюционных организациях и группах объяснения обвиняемого «неизбежно приобретают характер и значение основных доказательств, важнейших, решающих доказательств»²⁹. В условиях господства принципа «неотвратимости уголовной ответственности», отсутствия презумпции невиновности, фактического неравенства сторон в суде получение от обвиняемого признательных показаний выступало своего рода гарантией законности выносимого советским судом приговора. Уголовно-процессуальная наука давала соответствующее такому положению вещей обоснование: «права» и «гарантии» обвиняемого в судебном процессе являются лишь следствием установленного порядка разбирательства судебных дел. Общественно-политическое значение этих прав обвиняемого состоит «не столько в том, чтобы служить интересам тех, кому они предоставлены по закону, сколько в том, чтобы обеспечить всеобщее убеждение в непререкаемости закона и уверенность в справедливости, объективности и обоснованности приговора или решения суда»³⁰.

Карательная направленность уголовного процесса, построенного на классовом чутье, пролетарском правосознании, непримиримости к врагам, обвинительный уклон в деятельности государственных органов и должностных лиц, ведущих производство по делу, а также отсутствие у обвиняемого реальных возможностей по защите своих прав и интересов формировали особое («неписанное») отношение к признанию вины как со стороны самого обвиняемого, так и государства. Признание обвиняемого приобретало общественно-политическое значение действия, согласующегося с интересами социалистического государства, направленными на борьбу с преступностью; а подсудимый, признавший свою вину, получал по приговору суда все шансы на исправление и перевоспитание в духе социалистической законности. Значение, придаваемое в практике социалистического правосудия признанию обвиняемого, чем-то напоминает то, которое описывалось в суде инквизиции. Судья-инквизитор, разрешавший дело в интересах веры, руководствуясь при этом желанием спасти лицо, попавшее под подозрение, был вынужден добиваться собственного признания вины подозреваемым, без которого невозможно было прощение и возвращение в лоно церкви. В задачи советского суда как органа укрепления государственной дисциплины, органа борьбы с преступными нарушениями государственного и общественного порядка входило требование «правильно оценить преступные действия с точки зрения не только формальных требований закона, но и с точки зрения интересов всего дела социалистического строительства, дела борьбы за социализм». Целью деятельности суда согласно ст. 3 Закона о судоустройстве СССР от 16 августа 1938 г. было исправление и перевоспитание преступников в духе «преданности Родине и делу социализма, в духе точного и неуклонного исполнения советских законов». Бесспорно, что достижению указанных целей должно способствовать раскаяние преступника, без признания вины невозможное.

Для периода политических репрессий 1934–1939 гг., основанного на мощной идеологической установке борьбы с классовыми врагами, иностранными шпионами, угрожающими безопасности советского государства, характерной чертой уголовного судопроизводства стало непременное получение признания обвиняемого. Нарушение правил производства допросов было нормой, позволяющей добиться от обвиняемого собственноручных признательных показаний, достаточных для вынесения обвинительного приговора. УПК РСФСР 1923 г. не содержал положения о том, что признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения только при подтверждении его другими собранными по делу доказательствами. О допустимых методах получения признательных показаний Сталин указывал наркому внутренних дел СССР Ежову: «Врагов народа надо бить, бить и бить, пока не признаются». Ежов конкретизировал: «при непризнательных показаниях»³¹. В соответствии с позицией ЦК ВКП(б), высказанной в документе, датированном 10 января 1939 г. и адресованном руководителям партийных комитетов и органов внутренних дел, «метод физического воздействия должен применяться и впредь в виде исключения в отношении явных и неразоружившихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод»³².

Только после разоблачения культа личности Сталина уголовно-процессуальное законодательство было реформировано в сторону обеспечения больших гарантий прав обвиняемого в уголовном процессе. В юридической науке появились труды, обосновывающие недопустимость переоценки показаний обвиняемого, данных против самого себя, требующих их подтверждения совокупностью других собранных по делу доказательств³³. В постановлениях Пленума Верховного Суда СССР и РСФСР также неоднократно обращалось внимание судов на необходимость тщательной проверки мотивов отказа подсудимого от показаний, данных на предварительном следствии, а также заявлений о недозволенных методах следствия и иных нарушениях законности, которые могли повлечь самооговор либо дачу иных ложных показаний³⁴.

На основе проведенного ретроспективного анализа представлений о роли и месте признания обвиняемого в уголовном процессе, их развития, а также способов получения и оценки мы подошли к проблеме отношения к собственному признанию вины в действующем уголовно-процессуальном законодательстве, устанавливающем в соответствии с Конституцией РФ приоритет защиты прав личности в уголовном судопроизводстве.

Построение уголовного судопроизводства и отдельных его институтов, формулирование целей и задач, определение процессуального положения участников уголовного процесса напрямую связано с иерархией ценностей, существующих в обществе в конкретный исторический период времени. Форма уголовного судопроизводства обусловлена необходимостью разрешения конфликта двух интересов: интересов государства обеспечить безопасность общества и подвергнуть справедливому наказанию лиц, совершивших преступление, и интересов личности, не быть подвергнутой незаконному уголовному преследованию и осуждению. В зависимости от выбора тех или иных приоритетов – борьба с преступностью или защита прав личности – выстраивается система ценностей, определяющих основополагающие начала уголовного судопроизводства. Признание того или иного интереса более ценным влечет направленность уголовного процесса на его большую защиту (обеспечение), подчиненность всех норм и институтов избранной законодателем иерархии ценностей.