Почувствовав прикосновение к своему плечу, я обернулась. Позади стояла Азира с какой-то отстранённой и застывшей улыбкой. Она сказала мне, — Так это ты гуляла с парнем на том берегу? Вот и верь таким тихоням, вечно строящим из себя недотрог!
— Почему я? — спросила я глупо.
— Так я по цвету платья угадала.
— Разве ты следила? Ты ж на этом берегу была…
— Я видела с плота, когда ты встретилась с кем-то на мосту.
— Может, с Реги…
— Нет. Реги сегодня патрулирует улицы в центре города.
— Откуда же такая осведомлённость? — я напустила на себя безразличие.
— Случайно узнала. И чего ты изворачиваешься? Мне-то что за дело до тебя!
— А мне до тебя! Ты тоже с кем-то обжималась…
— Ты видела? — растерялась Азира. — Как же… Ты всё знаешь?
— О чём? Не знаю я о тебе ничего, как и о твоих милых друзьях. Зачем мне?
Она стояла босиком и без своей бельевой корзинки.
Я нравоучительно заметила, — В следующий раз скажи своему другу, что не стоило бы ему обнажаться там, где совсем близко пешеходный мост. Само по себе кому это и важно. Парень не девушка, им всё можно, а вот что будут думать о тебе?
— А ты своему о том же скажи, — ответила она.
— О чём ты? Я понятия не имею, кто и зачем купается в холодной воде. Мало ли тут бродяг?
— Так ты не рассмотрела его? — спросила она.
— Кого? — я почувствовала, как заполыхали мои щёки.
— Того, кто был на плоту…
— Зачем мне кого-то рассматривать? Я и тебя-то еле разглядела. По корсету лишь и узнала…
— Ты догадалась, что Ласкира отдала мне свой корсет? — Азира всё также растерянно погладила корсет на себе, — Твоя бабушка носила его давно, когда была тоненькой, так она сказала… Штучное изделие на заказ. Видишь, какая тут птичка вышита? Из камушков…
Узкий в талии, он имел довольно большой объём в груди, а у Азиры грудь была маленькой. Так что корсет сидел на ней не очень-то и складно.
— Корсет тебе велик и его необходимо ушить.
— Я не умею шить. Может, ты мне поможешь?
Я пожала плечами, не отказывая, но и не собираясь ради неё стараться, досадуя на то, что бабушка отдала этой стерве вещь с чудесной птичкой. У меня такой драгоценной птички не было. Я разглядела родинку на коже Азиры, располагающуюся как раз над левой грудью, а совсем рядом явный след от затяжного поцелуя, каковым, видимо, и наградил её бесстыдник Нэиль. Я тут же решила, что мой брат всего лишь посмеялся над доступной дурочкой. Зачем она ему? Обладай Азира заметной грудью, настолько открытый корсет выглядел бы на ней вызывающе. А так она походила на жалкую побирушку, одетую с дорогого и чужого плеча, что и соответствовало реальности. Я ещё раз удивилась, зачем бабушка отдала ей настолько изысканную вещь? Бабушка хранила его как деталь костюма жрицы Матери Воды, кем она и являлась когда-то. Обычным женщинам нельзя было носить одежду красных цветов. А птичка, собранная из настоящих драгоценных камушков, пусть и маленьких, но чудесно сияющих, сама по себе являлась роскошью. Её вполне можно было аккуратно вырезать, как аппликацию для другого корсета. Что было в голове у бабушки, когда она отдала корсет Азире, угадай с трёх раз, что называется.
— Зачем она тебе отдала его? — спросила я. — Не твой же размер.
Азира повела плечами, — Подарок решила мне сделать…
— За что бы это?
— Уж есть за что, — с заметным вызовом ответила Азира. — Но, если честно, она отдала моей матери кучу старья, а когда та решила всё сбагрить в лавку вторичной роскоши, я незаметно утащила корсет для себя. Ласкира увидела и велела мне его отдать матери, чтобы та продала какому-нибудь бродячему театру. Они охотно скупают такую вот вторичную роскошь для выступлений. Сказала, что носить такие вещи девушке нельзя, Мать Вода накажет. «Девушке, может, и нельзя, а женщине можно»! Так я ответила, — тут Азира опять посмотрела на меня с вызовом.
— Выходит, правду говорят о тебе… — пробормотала я.
— Никто не может знать правды ни о ком, а говорят всегда только кривду, — ответила Азира. — Вот подумай сама, скажи я кому, что тебя обнимал парень на берегу реки, и что будут болтать о тебе?
Я сообразила, что она всего лишь озвучила свою реконструкцию событий, случайно угадав. Плот был закреплён у берега недалеко от одной из опор моста, и Азира во время стирки, находясь там, разглядеть на противоположном берегу меня и Рудольфа не могла.
— Но я же не скажу ничего, потому что не знаю, насколько далеко ты зашла в своих отношениях с ним, — продолжала Азира коварным голоском. — Мало ли с кем сама я обнимаюсь, это же ничего для меня не значит. Так подаришь мне своё платьице? Уж очень цвет у него нежный. Вот тогда я точно буду как жрица Матери Воды… — она явно намекала на то, что я просто обязана отдать ей своё платье, если не хочу стать предметом досужих разговоров среди местных девчонок. — Платьем больше, платьем меньше, ещё нашьёшь себе кучу.
— Твоё платье намного лучше подходит по своему стилю к такому яркому дополнению, — заметила я деликатно, но кривя душой. Платье Азиры выглядело сущей дрянью. Я льстила вынужденно. — А вот моё по своему цвету не будет сочетаться с красным корсетом. Безвкусие…
— Так ты мне отдай! — ответила она с привычной наглостью. Она по-другому и не общалась ни с кем. — А уж корсет я подберу.
— Я только вчера себе сшила…
— Сшей точно такое же.
— Я к тебе швеёй на нанималась! — ответила я дерзко. Давно уже осмелела по сравнению с днями беззащитного детства.
— Ты всё же жадная в сравнении с Ласкирой, — заметила она, — А Ласкира считает тебя такой безупречной… — этим посылом она давала понять, что Ласкира, то есть бабушка, уж точно узнает, что я обнимаюсь с парнями у реки. Соответствовало ли это действительности, нет ли, оправдываться пришлось бы мне. А я была безоружна перед проницательным взором бабушки. Я не умела ей лгать.
— Ладно, — согласилась я. — Приходи чуть попозже. Я отдам…
— Ты же знаешь, что я честная на всякое данное слово? — она уже с собачьей преданностью заглядывала мне в глаза. — А то у меня такой край, нет ни одного нормального платья… ты тоже никому не говори, что видела меня… И так болтают всякую чепуху обо мне.
— А я разве что-то видела? — я отвела глаза от неё в сторону реки, туда, куда и уплыла лодка с военными. Река, пустынная и безмолвная, катила свои бирюзовые воды в неоглядную даль. Мне не хотелось верить, что Нэиль прибыл сюда ради интрижки с Азирой, а не ради возможности поплавать в живописной местности вдали от городской и плотной застройки. Он плавал как рыба даже под водой. Такому умению его научил наш отец ещё в детстве. А я всегда безумно боялась водной пучины и орала как ненормальная при любой попытке затащить меня чуть поглубже.
Я обернулась в другую сторону, где и находился плот. Подойдя к решётке ограждения, отчётливо увидела, что на плоту так и стоит корзина Азиры с бельём. Какая-то старуха полоскала свою ветошь, бесстыдно задрав подол до уровня плеч и выпятив свой жалкий обвислый зад, ибо понимала, что любоваться ею не будет уже никто, так и чего стесняться? Вид неприглядной старости, которой не избежать никому, если повезёт до неё дожить, окончательно лишил меня всякой радости. Азира подошла следом и тоже стала глядеть вниз на белую, отполированную водой, поверхность плота.
— Вот же дрянь! — произнесла она, — даже не соображает, что люди с моста могут увидеть её отвратительные бульонки.
— Оговорка, достойная людоеда, — заметила я. — Небрежение старой женщины к своему виду признак её возрастного слабоумия, а тебя слушать противно.
— А мне противно смотреть на эту местную пьянь! Хоть бы штаны напялила.
— У неё нет запасных штанов, — ответила я, разглядев старуху и узнав её. — Она же их стирает. А как высушит, то и прикроется. Никакая она не пьянь. Это бабушка Эли, — мать её отца. Отец Эли забросил свою мать, и она живёт в какой-то хибарке за окраиной Крутого Берега. В то время как у отца Эли успешная торговая деятельность, большая жилплощадь с несколькими пустующими комнатами…
