— Я хочу заменить такую бабочку, хочу сам дышать на твоей груди… — руки его снизу вверх охватили мою грудь. Я отчаянно стала освобождаться.
— Бейся, бейся — он разжал объятия и отпустил меня, — но ты уже в ловушке.
— Какой ещё ловушке?
— В моей, моя бабочка. Я уже знаю, какое на ощупь твоё сердце.
— Какое?
— Оно податливое на ласку, отзывчивое и нежное. А поскольку я первый к нему прикоснулся, ты и сама стремишься ко мне. Нет? Ну, не трепыхайся, аристократка, я дам тебе время на размышление, кто лучше. Я или красномордый свирепый мутант.
— Почему мутант? — спросила я, холодея и ничего не понимая, — у меня есть бабушка, отчим мой, они защищают меня. Они смогут…
— Твоя бабушка, твой отчим, брата забыла. Но ведь твой брат не знает или не хочет о том и знать, что ты на прицеле такого бандита-торговца, что давно была бы схвачена, если б не я. Ведь бандит на то и бандит, что мнит себя самым хитрым и ловким. Пока твой отчим очнётся от старческих дум и вынырнет из глубин собственной мудрости, с тобою успеют сотворить такое, что его возможная месть ничего уже не изменит для тебя. Говорю, возможная, поскольку для него твоя личная трагедия может и не стать таковой, если он решит, что ему, старому магу, бандит в роли твоего мужа даже и желательнее для его тёмных целей. Будет ещё одним страшным клыкастым и цепным псом больше в его усадьбе. Чем плохо? Маги тоже нуждаются в верных слугах. А бандит — муж падчерицы будет служить ему на совесть. Если захочет сохранить свою звериную шкуру. Думаю, что захочет.
— Откуда знаешь это?
— Неважно. У тебя и нет выбора, если честно. Стать усладой бандита или стать моей. Вдруг я полюблю тебя?
— Откуда ты видел мою бабочку? То платье? Где?
— Я же тебе сказал, ты девушка из моего сна, из моей мечты.
— Но, если разлюбишь, что со мною будет?
— А ты постарайся, чтобы так не произошло. В конце концов, твой жених получит тебя. Если захочет после того, как я тебя отпущу. А кто он, твой жених? Или это всего лишь уловка, чтобы отпугнуть нежелательных поклонников твоей красоты?
Мне не понравились его речи. Это не походило на объяснение в любви, а звучало, скорее, цинично и обидно. Я упёрлась руками в его грудь, он всё ещё пытался прижать меня.
— Разве я красивая? Нет у меня ни одного поклонника! И я никогда не смогу принять то ужасное, что происходит между людьми и что они называют словечками, которые я и повторять не собираюсь. Я брезгую этой стороной жизни и навсегда решила остаться девственницей…
— Да ну?! — засмеялся он неожиданно весело. — Что же такое ужасное ты подсмотрела по несчастливой случайности на своей окраине? Или это было в доме у Гелии — моей чистейшей лицедейки? Игрища каких скверных животин отвратили тебя от того, о чём мечтает всякая девушка, даже самая незавидная?
— Ничего и никогда я не подсматривала! У нас в квартале Крутой Берег вовсе не такие распущенные нравы, чтобы кто-то посмел на виду хоть у кого… Уж тем более Гелия не позволила бы никому распускаться у себя в доме! Я осознанно решила отказаться от выполнения тех законов природы, что унижают человека до зверей, пусть они и необходимы для размножения. Я не хочу быть как все! Я хочу навсегда остаться чистой и нетронутой даже просто сомнительным взглядом. Я не отвечу никому, кто он ни будь.
— Да ну?! — он повторно и громко засмеялся. — Так у вас давно уже упразднены все старые культы «Матери Воды» и уничтожен институт её непорочных жриц. Где же ты собираешься прятаться от окружающей жизни? Да я уверен, ты пропитана от макушки до пяток горячими призывами всех тех, с кем ты и сталкиваешься на дороге. Ты, уникальная и яркая девушка, давно уже разогрета чужим жаром и не можешь быть холодна к противоположному полу. Всякое влечение с неизбежностью порождает ответное чувство, если, конечно, сам призывающий того стоит. А твои глаза, мой бирюзовый мотылёк, ничуть не похожи ни на младенчески-спящие, ни на осознанно-аскетические. Кто же подсказал тебе выбрать столь странный жизненный путь вечной девственницы? И какому божеству ты хочешь предложить такой вот бесценный дар? Уж не озвучиванием ли новой роли ты тут занята? Откуда иначе ты и могла услышать подобную чушь…
— Как ни витиеваты твои речи, я отлично понимаю их непристойный подтекст! — возмущалась я.
— У тебя отличная дикция и великолепная речевая развитость, — похвалил он. — Откуда же? Ты ведь совсем простая девушка, пусть и аристократка по происхождению. Что само по себе мнимое преимущество.
— Не скажу я тебе ничего! — ответила я, с усилием важничая, а на самом деле тая от его похвал. — Как только ты меня не обозвал! И каким-то паршивым мотыльком, и куклой, желая подчеркнуть своё неуважение мне как человеку, — я задрала подбородок кверху, поджав губы.
— Ты пытаешься защититься от меня, играя неубедительную роль мифической жрицы Матери Воды? Ты считаешь, что я угроза тебе? Нет. Хотя угроз вокруг тебя действительно полно. Я как раз буду твоим защитником от всяческих угроз. Я сразу понял, насколько ты достойна хорошего и возможного тут образования. И со всем этим только я могу помочь тебе. Разве я не стою твоего ответного чувства?
— Не знаю… не понимаю, чего ты хочешь… — я держалась за его руки, но не контролировала собственной нежности. Мои щёки пылали, а сознание плавилось от его прикосновений и поцелуев. Никто и никогда так не глядел на меня, не говорил подобного…
— Ты уже созрела для желания принадлежать мужчине, что я отлично чувствую даже на ощупь. Я решил стать именно таким мужчиной для тебя, моя неподражаемая куколка. Я оценил твою соблазнительную игру…
— Я не буду никому принадлежать, и ничьей куклой я не буду!
— Но ведь ты готовишься стать марионеткой для кукольного театра. Думаешь это лучше для тебя? Быть чьей-то Коломбиной?
Кто была эта «Коломбина», я не спросила, стесняясь обнаружить пробел образования. Я же не знала, что это образ иной, инопланетной культуры.
— Актёры — живые люди, а не куклы, и не бывает никакого кукольного театра. И никого там не покупают…
— У вас всё продается, и всё покупается. И для тебя просто удача, что только я могу оценить тебя по достоинству. Ты, конечно, бесценна, но у вас-то всё имеет цену. Представь, как было бы горько, если бы я опоздал, но я нашёл тебя вовремя.
— А какая я? — я ждала повторных восхвалений своей красоты.
— Ты чиста и тонка в своих ощущениях. Ты ещё и не представляешь, какое счастье будет у нас с тобой в моей хрустальной пирамиде. Оно будет хрустальным по своей чистоте, моя чистая девочка… — он повторно поднял меня, оторвав от песка, легко, будто я и была куклой, или это он был невероятно силён. Я опять оказалась с ним глаза в глаза. В глазах не было ни угрозы, ни льда, которые ощущались в словах. Они мерцали лаской и счастьем. Отчего был этот контраст между обидными словами и влюблёнными глазами? Будто он маскировал ими свою беззащитность передо мной, девчонкой, которая и сама его боялась. Мне захотелось его утешить, приласкать. Я опять погладила его брови, лоб и короткий забавный ёршик волос, золотистый и искрящийся тоже, как и весь он в моих влюблённых глазах.
— Судя по твоим словам, твоя голова столь же недоразвита, как и твои волосы, — пошутила я.
Он продолжал смеяться, ничуть не обижаясь, — У тебя определённо есть ум, и нам с тобой вполне его хватит на двоих. Ты милая щебетунья. Я тебя буду изучать на своей базе.
— Какой базе?
— Хочешь узнать, что это? Я тебе многое покажу, о чём нет и представления в твоей талантливой, но не очень развитой голове. Только подружись со мной. А эту шлюху Гелию я выброшу. Зачем она мне? Ну, скажи мне, с кем обычно она шляется?
— Она не шлюха, нет! — я стала вырываться от него. Он отодвинулся, утратив влюблённый вид. Какое-то время он расхаживал по пляжу, что-то сумрачно обдумывая, надув губы как обиженный мальчик.
— Она стала мне лгать. Ты серьёзно поверила, что я променяю её на тебя? Она не подлежит обмену.
