– Вы должны понимать, Адамас… – начал он вдумчивым тоном.

– Адам.

– Гм… с моими приборами сейчас, когда вас ищут, я не лучший спутник. Меня задержат, будет досмотр, а это недопустимо.

– Наоборот, – глаза мальчишки сверкнули. – Со мной ваши чемоданы и штативы будут в полной безопасности!

– Это каким же образом?

Адамас вывернул руль, съезжая в заросли у обочины:

– Ваш «палеос-тропос» связь дает?

– Есть изобретение проще, – профессор похлопал по карманам в поисках телефона, – Мартина Купера.

– А папа сказал, первый мобильник изобрели в Советском Союзе, – Адамас заглушил двигатель. – Инженер Леонид Куприянович. Потом, правда, забыли за ненадобностью.

– Ну, в коммуне все сообщали по рупору, – Забава уже понял, откуда у паренька его эрудиция. – Только, попрошу, недолго.

Адамас набрал номер, другой рукой распахивая дверцу машины.

– Вы когда-нибудь были в Каринтии? – он повернулся щекой с прижатой трубкой. – Это в Австрийских Альпах… – не дожидаясь ответа, соскочил на землю. – Алло, па, это я!

Китти посмотрелась в кругленькое зеркальце – на обороте треснутая фарфоровая миниатюрка с морским пейзажем – и, состроив милую рожицу, убрала в карман плаща, подаренного приюту церковью святой Марии Магдалины. Зеркальце было амулетом, единственным, что осталось от матери, да вообще от дома. Своего отца она не помнила, помнила только мать, которая заботилась о ней, пока не умерла от болезни. Так в дни Великой депрессии называли истощение.

Китти не имела об этом представления, ей тогда было совсем мало лет. Сколько именно – неизвестно, она и сейчас не знала свой точный возраст. Но, раз ее выставили из приюта, была уже достаточно взрослой. Что ж, удача, что это случилось в апреле, а не в феврале с его промозглой погодой и прохладными ночами. «А что нужно помнить, детки? Ну-ка, хором!» – «Да-же лег-кий сквоз-ня-чок мо-жет тяп-нуть за бо-чок!» Слава богу, хоть это позади…

Китти плотнее запахнула полы плаща и медленно побрела вверх по Норт Хилл-стрит, к газетному киоску, где Эдвард велел его ждать. Эдвард, Эдди. Да, ей посчастливилось почти сразу найти себе жениха.

Эдвард Флинн был много старше, но Китти все устраивало – у него уже имелся жизненный опыт. Была и работа, что в эту голодную пору считалось за счастье. Но если опыт вышел горьким – жена и малыш умерли при родах, то с работой все обстояло как нельзя лучше. Эдди служил на киностудии, единственном месте в Америке, которому кризис нипочем.

Он так ей и сказал, и это чистая правда: каждый уик-энд Китти получала маленькие презенты – то апельсин, то заколку для волос. А волосы-то у нее роскошные! Но сейчас не об этом. С таким человеком можно строить семью, и на стене их дома никогда не появится объявление, как то, что видела на днях в Гувервилле – стихийном поселке на городской окраине, где лепятся друг к другу чумазые лачужки. На куске картона значилось: «Продаются брат и сестра, четыре и три года, подробности в доме». Хотя домом тот фанерный коробок назвать было сложно.

Китти остановилась у перекрестка, пропуская грузовик, доверху нагруженный домашним скарбом, с трогательно торчащим фикусовым деревцем. Еще одна семья для пристанища бездомных Гувервилля.

С начала Великой депрессии прошло пять лет, но та еще не насытилась и продолжала жадно смыкать челюсти, перемалывая людские судьбы. И Китти, внутренне развитая не по годам, невольно задавалась вопросом – а кто питается отчаяньем всех этих несчастных? Не может быть, чтобы страдания стольких людей пропадали впустую! Они обязаны реять над городом неугасающим заревом гнева, тоски, апатии. Наверняка где-то выше, над этим скорбным салютом, распростерлось безразмерное существо, похожее на медузу, безостановочно поглощающее флюиды боли и страха.

Грузовик, стреляя выхлопами, свернул за угол, и Китти продолжила свой путь.

А может, их отчаяньем питается не медуза, а те люди-змеи, о которых по всему калифорнийскому побережью ходят легенды? Может, это им, загнанным глубоко под землю, на руку, чтобы мы страдали, и наши, сочащиеся сверху слезы им – манна небесная?

Рассказывают, эти существа во много раз опередили человека в знаниях и, строя свои хитроумные подземные жилища, ни лопатами, ни кирками не пользуются. Они прокладывают тоннели в вулканическом камне с помощью реактивов, превращая горную породу в воздух, которым дышат многие месяцы и который укрепляет их кости.

А что, если это они – те лощеные парни с первых страниц газет, ловкачи, сбывшие акции накануне биржевой катастрофы? Говорят, банкиры обо всем знали, а то и сами подстроили весь этот кошмар. Недаром грабители банков сейчас популярнее любых кинозвезд – одни Бонни и Клайд чего стоят!

Нет, это явно не людских рук дело, человек не совершит подобное против собрата. Наверняка это те разумные рептилии, которыми матери пугают непослушных детей. Видно, их кровь не так горяча, как у Китти, чье сердце не стерпит несправедливости.

Девушка перебежала на другую сторону улицы, ловя лучи заходящего солнца, и блаженно зажмурилась, впитывая их теплые, ласковые прикосновения. Но еще сильнее ее грела мысль, что скоро они с Эдди будут богаты, сказочно богаты! Точнее сказать, могут стать богатыми. И если такое случится, она не забудет про приют и малышей, которые тоже помнят о ней.

В газете «Лос-Анджелес Таймс», которую принес ее Эдвард, была статья о горном инженере Джордже Уоррене Шуфельте. Тот с помощью собственного прибора выявил план подземного города людей-рептилий, давным-давно обустроившихся под Лос-Анджелесом. Контуры лабиринта в точности повторяют силуэт гигантской ящерицы, распластавшейся между парком Элизиум и Центральной библиотекой, в которую упирается конец ее хвоста. Якобы в подземелье хранятся золотые пластины с тайными знаниями во много раз ценней золота, на котором начертаны.

Понятно, про золото никто шутить не будет, но про знания – это уж чересчур. Нет знаний ценней золота, ведь все знания только и существуют для того, чтобы раздобыть его поскорее и побольше. Да и ящерица, если такая начитанная, должна ковылять в библиотеку, а то всем видно, что она направляется в парк отдыха.

Но друг Эдди, Фред, убежден, что Шуфельту можно верить. Он своими глазами видел прибор, который не только определяет, где под землей пустоты, но и предупреждает о землетрясениях. А самое главное, в газетном плане указано, где именно золото хранится.

Конечно, странно сообщать всем о кладе – не изобрел же инженер свой прибор за один день, ведь трудился, наверно, полжизни, и чтобы взять раструбить вот так на всю округу! Может, дяденька попросту свихнулся от того, что происходит со страной, ведь столько образованных людей уже покончили с собой и продолжают делать это каждый день. В гостиницах уже считают своим долгом уточнить, не хочет ли будущий постоялец по-тихому свести счеты с жизнью в их номере. О нет, не для того, чтобы выдернуть бедолагу из петли в последний момент – право на частную жизнь в Америке чтут свято, а чтобы тот, как честный гражданин, заплатил вперед за услуги священника и похоронной команды.

Так вот, Фред уверен, что новость – не газетная утка, просто никто не знает, как в подземелье войти. Сам Шуфельт нанял землекопов и роет шахту в конце Норт Хилл-стрит. Они уже прокопали проход в двести футов и останавливаться не собираются. Но инженер, в отличие от Фреда, не дружит с индейцами хопи, а зря. Один из них, Медленный Варан, знахарь и приближенный вождя Зеленого Листа, открыл Фреду, как попасть под землю без всякой шахты. И это не какой-то фокус, когда сидишь в вигваме и куришь трубку, а твои глаза попадают к волшебному земляному червю.

Китти посмотрела по сторонам – не слышат ли прохожие ее мысли, и, встретившись с тусклым взглядом женщины с ведрами, вернулась к размышлениям.