Просто ему хотелось доказать отцу, старику, маме и всем, кто его знает, что он не такой безответственный дурак, каким кажется. Просто раньше он так себя вел, потому что у него не было цели. А теперь, когда она у него есть, он добьется всего, чего захочет. Что все это время он вел себя так не для того, чтобы на него обратили внимание, чтобы заметили его. Нет. Просто ему было реально наплевать. Он не инфантильный дурачок. Он самодостаточный, упорный человек, который наконец нашел то, что искал.

Так как у самого Дамиана времени на походы в больницу совсем не было, всем этим занималась его мать. Виктория навещала Элис так часто, как только могла. Не то чтобы ей было нечем заняться в свободную минуту. Просто она хотела узнать о будущей жене сына как можно больше и при этом сблизиться с ней по максимуму. Все-таки ее младший сын совсем не подарок, поэтому женщина даже немного сочувствовал Крамер. И при каждом удобном случае намеками говорила о некоторых особенностях сына, при этом не забывая рассказывать и положительные моменты. Рассказывала Элис, чем сейчас Дамиан занимается и почему не навещает ее. Рассказывала, каким суровым нравом обладает Гордон, который заставляет сына работать на износ. Но сам Дамиан работает и учится еще упорнее, радуя отца. Доказывая своим родителям, как сильно хочет быть с Элис. Глаза девушки в такие моменты начинали счастливо блестеть, растворяя в себе глубокую печаль. В такие моменты Крамер словно пробуждалась ото сна-депрессии и начинала улыбаться. Ненадолго, но зато искренне. И Виктория чувствовала себя обязанной прийти сюда снова. Разговаривать с девушкой как женщина с женщиной. А может даже по возможности дать ей ту любовь и заботу, которую не смогла ей дать родная мать. Ведь после визитов Виктории Элис снова начинала выглядеть одним сплошным серым пятном, погружаясь в депрессию.

— Знаешь, скажу тебе по секрету. Только между нами, ладно? — хитро сузив маленькие глаза, прошептала Виктория. На что Элис, вяло улыбаясь, кивнула.

— Когда в молодости я задумывалась о детях, мне всегда хотелось двоих — сына и дочь. Когда выяснилось, что первый ребенок будет мальчик, я немного расстроилась, хоть и не подала виду. Но когда и второй ребенок оказался мальчиком, я расстроилась сильнее.

Виктория вздохнула и посмотрела в окно.

— Тогда я подумала: “Неужели мне не суждено воспитывать дочку?” Ведь мне так хотелось хоть одну девочку. Так хотелось передать ей свои знания. Научить всему, что я знаю сама. Начиная от бытовых мелочей, заканчивая вынашиванием и воспитанием ребенка. Говорить с ней по душам. Помогать и оберегать. Утешать в сложные минуты и давать советы, если в этом будет необходимость.

Лицо Элис расстроенно вытянулось. На глаза навернулись слезы. В груди защемило. Стало невыносимо больно и тоскливо. И Виктория аккуратно опустила свою ладонь на ее белую макушку.

— Я была такой глупой. Я даже не задумывалась о том, что два моих любимых сына приведут в дом двух хороших девушек, — женщина искренне и добродушно улыбнулась, — Раньше я думала, что не одобрю девушку, если она мне не понравится. Но теперь я понимаю, как я был глупа и эгоистична. Я пыталась перевоспитать сына и злилась из-за того, что у меня это не получается. Но потом он встретил тебя, и изменился добровольно, начал делать то, что от него требуется… Люди порой бывают настолько эгоистичны, что не видят дальше собственного носа. Отказываются верить в то, что какими бы умными они ни были, они тоже могут ошибаться. Что у каждого свой путь и свои предпочтения. Что порой самый верный способ решить проблему — это не вмешиваться самому, а дать ее исправить тому, кто способен это сделать. И знаешь, кажется, ты научила Дамиана большему, чем мы с Гордоном вместе взятые, пусть даже неосознанно.

— Спа… — губы Элис задрожали, и она склонила голову, не в силах больше смотреть в чужие глаза.

Девушке хотелось сказать «спасибо». Одно простое и искреннее слово. Ведь она прекрасно понимала. Понимала, что не ее родители побеспокоились о ее здоровье, а незнакомые люди. Что возятся с ней и переживают за нее. Тратят деньги на лечение и терпеливо ждут. И от всего этого было настолько стыдно, что она не могла долго смотреть Виктории в глаза. Элис сгорала от стыда за собственную немощность. Сгорала от стыда из-за собственных родителей — их не беспокоило, что их ребенком занимаются посторонние люди. Но самое ужасное было то, что Виктория все знала. Знала причину того, из-за чего у Элис депрессия. Знала, что ее собственные родители довели дочь до такого. И все это так ужасно, что просто не хотелось жить. Осознавать то, что ты не нужна собственным родителям, и об этом знают другие люди, которые вынуждены о тебе заботиться.

Но Виктория говорила с ней так искренне и добродушно, что горечь внутри становилась еще невыносимее. Ее собственная мать, придя к ней, только и делает что возмущается, либо говорит так холодно, что Элис просто хочется плакать. Ведь несмотря ни на что, она подвела. Подвела всех. Всех, включая себя. Не смогла выстоять, хотя оставалось чуть-чуть. Что мешало ей просто принять это и смириться? У некоторых судьба бывает намного хуже. А она родилась в богатой семье. Жила в тепле и комфорте. Никогда ни в чем не нуждалась. Единственный минус в ее жизни был не таким уж серьезным, в общем-то…

Она просто была одинока и не нужна.

— Ты ничего мне не должна, — спокойно сказала Виктория, погладив чужую голову, — Это тебе мое «спасибо» за сына. Ты смогла сделать его счастливым, а за это никаких денег не хватит, чтобы расплатиться. Поэтому, — женщина, сделав паузу, приподняла голову Элис, опустив руку на ее подбородок, — Отныне вся наша семья постарается сделать счастливой тебя. Ведь чем счастливее ты, тем счастливее и Дамиан. Теперь вы одно целое. Поэтому пора брать себя в руки и пройти этот этап черной полосы, отпустив темное прошлое и приняв светлое будущее, да?

По щекам Элис текли слезы, она, кривя лицо, кивнула головой.

Ведь сейчас так хотелось поверить в эти слова. Искренне и без остатка.

— Ты точно уверен, что нам туда? — неуверенно спросил Кристофер, глядя на хмурое лицо брата.

Дамиан просканировал взглядом все три ответвления коридора, вглядываясь в номера палат. Но судя по выражению лица, номер палаты девушки он все-таки умудрился забыть. И старший, в меру своей щепетильности, не мог не поинтересоваться:

— А ты номер палаты знаешь?

Ответом послужило многозначительное молчание, так что старший не удержался и серьезным тоном пошутил:

— Тогда ищи по запаху.

До Дамиана сразу не дошло, что старший над ним подшучивает.

— Тут слишком воняет больницей. Да и у меня нос плохо чувствует.

Но только он сказал это, понял, что старший пошутил, отчего недовольно скривился. Мол, не до шуток сейчас. Парню и правда было не до шуток. Девушку он не видел примерно полгода. Какие тут могут быть шутки? Пусть Кристофер радуется, что Дамиан взял его с собой, а не оставил дома за праздничным столом с кучкой богатых отцовских компаньонов, которые весь вечер будут обсуждать акции, рынок и прочие деловые вопросы и темы. Дамиану бы тоже пришлось это сделать, если бы Виктория не убедила Гордона в том, что визит к Элис в данный момент важнее, чем этот ужин. Поужинать с этими людьми он еще успеет. Пока рано.

— Давай все-таки спросим в регистратуре. Так будет куда быстрее.

— Может, сходишь, а я тебя здесь подожду? — неохотно фыркнул младший.

— Ладно. Тогда я узнаю, позвоню тебе и скажу. А сам буду ждать тебя в машине?

— А ты иногда проявляешь чудеса смекалки, — хитро ухмыльнувшись, сказал Дамиан.

— На твоем фоне это несложно, — ответил Кристофер и подмигнул, — Не помри там от радости.

— Не за меня беспокоиться надо, а за нее, — широко заулыбался Дамиан.

— Да уж. Не убей бедняжку.

Уже через минуту Кристофер позвонил и продиктовал номер палаты. Дамиан живо поправил рубашку и галстук. В них он обрядился, когда начал работать с отцом. Ходил теперь так всегда и везде.