— Говорил, говорил… Говорило лихо что будет тихо.
Валдис оглянулся и еще сильнее понизив голос сказал:
— Уходить надо. Брать ртуть и уходить.
Полковник смерил доктора взглядом снизу вверх и обратно.
— Ну, ты доктор вообще, я смотрю от страха обосрался и такое буровишь тут мне! Куда я уйду сейчас?! Ты не бзди — утро вечера мудренее. Проведем разведку. А завтра я сожгу их, как жуков колорадских в этой кукурузе.
Валдис долго смотрел на Полковника, собираясь с мыслями, явно что-то хотел сказать ещё, и даже поднял руку для жеста, но тут же бросил её вниз с выдохом, и развернулся от Полковника. На ходу, не оборачиваясь, он проронил себе под ноги:
— Колорадские жуки не в кукурузе водятся, а в картофеле.
— Да какая разница! — крикнул ему вслед Полковник и уже в сторону наблюдателя на крыше зернохранилища ещё громче, — Наблюдатель! Какие изменения в обстановке?!
— Тихо вроде. — донеслось с крыши.
— Что значит тихо вроде?! Перемещения противника наблюдаешь?!
— Не-а! Не наблюдаю. Перемещения противника не наблюдаю.
— Продолжать наблюдение! Через час тебя сменят.
Полковник стал прохаживаться взад вперед. Что-то вспомнил и пошёл быстрым шагом к своему командирскому уазику. Два ординарца последовали за ним.
Он открыл дверь в автомобиль. На переднем сидении, рядом с водительским местом сидела женщина Лида — мечта всех полковников на свете. На коленях она держала узелок, в узелке то, что успела забрать ценного из дома. Лида с силой прижимала узелок к себе обеими руками.
— Ты как? — спросил ее Полковник и сразу полез в бардачок, — Ты будь здесь и никуда. Хорошо?
— Боря, — только и смогла сказать она.
— Ничего, ничего. — Полковник шарил в бардачке, — Ага!
Он выудил из бардачка на ощупь свою курительную трубку.
— Ничего, ничего, — повторил он и провел ладонью по щеке женщине Лиде.
Она постаралась улыбнуться.
* * *
Через час рассвело, и боевые действия приняли эпизодический характер. Наступила обычная передышка, которую позволили себе обе стороны.
Бекас оставил все растяжки на своих местах. Какое-то время раздумывал, что брать с собой АК47 или СВД — взял АК47. Рюкзак он оставил на чердаке, ограничившись боекомплектом в разгрузке. Решив, что в случае боевого контакта с настолько превосходящими силами его спасет не БК, а быстрые ноги.
Позаботился и о ногах. Наклеил заранее пластырь на проблемных местах, сменил носки. Пройти придется весь Оскол по большой дуге от реки до реки. Расстояние всего ничего, но для скрытного движения выйдет бог знает сколько. Может быть, и все двенадцать часов на ногах, а это много.
Маскировочную накидку, которую он смастерил, накинул себе на спину. Рукавами накидки сшитой из двух курток, зафиксировал узлом ремешок бинокля на груди, чтобы не мешал при движении.
Перед выходом наблюдал направление в сторону кукурузного поля из чердачного окна минут десять. Аккуратно, чтобы не задеть случайно растяжки, выбрался из дома, перебежал на ту сторону дороги и начал движение против часовой стрелки, что бы солнце на протяжении большего времени его движения светило от него и в глаза вероятному противнику.
Глава 17
Бекас обнаружил первую огневую позицию «Потаповских» на окраине леса — там, где она и должна была находиться. Позиция была оборудована чуть в глубине леса, со всех сторон прикрыта деревьями. Для ведения огня в секторах стрельбы были срезаны все кусты, а оставшиеся от этого ветки были накиданы для дополнительной маскировки наподобие бруствера между секторами. В глубине позиции, на небольшом пятачке земли, свободном от растительности, был выкопан окопчик — вероятное место для складирования БК и прочего.
С этой позиции хорошо была видна река Оскол, малая часть домов, прилегающих к ней, пристань с рыбацкими лодками, выстроившимися в ряд. Но центр села и дальние его окраины закрывала возвышенность кукурузного поля.
Двенадцать человек вооруженных бойцов, насчитал Бекас. Он опустил бинокль и стал спускаться с дерева, когда-то расщепленного и обугленного ударом молнии у вершины. Спускался аккуратно, поправляя маскировочную накидку, которая постоянно цеплялась за ветви — приходилось её одёргивать, выпутывать из ветвей, чтобы не порвать.
Бекас стал рассуждать, анализируя увиденное и обстановку в целом: «Здесь двенадцать. На кукурузном поле было движение двух групп — это ещё как минимум человек десять, возможно больше, а возможно, и значительно больше. Щелей они не копают — это значит на длительное боестолкновение не настроены. Постреляют и уйдут. Сколько? Еще сутки или двое? Это зависит на какой результат они настроены. А какой тут может быть результат у них в уме? Пострелять и уйти. Сутки, двое, трое».
Он посмотрел на часы «Восток. Сорок лет Победы» — без четверти одиннадцать утра. Надо было двигаться дальше. Все же сделал короткий привал. Закинул в себя банку холодной тушенки с сушками, запивая водой из фляги. Горячей пищи не ел уже больше суток — это плохо. Весь шоколад, конфеты — отдал Валентине, сгущенка уже закончилась. Размешал четыре куска сахара в кружке. Получилась энергетическая бомба. Выпил. Достал карту. Наметил дальнейший маршрут. Отдохнул пятнадцать минут до ровно одиннадцати. Поднялся и двинулся дальше.
* * *
Из дома, где спряталась Валентина, были хорошо видны с остекленной веранды: зернохранилище, боксы ремонтной зоны, командирский уазик, стоящий перед железными воротами бокса. К полудню стало припекать солнце, внутри веранды становилось жарко, и Валентина открыла окна. Короткие ситцевые занавесочки всколыхнул поток воздуха. Взлетела потревоженная муха, ударилась в стекло, нашла открытое окно и вылетела на улицу.
«Как летом на даче во время школьных каникул», — вспомнилось ей. Всё напоминало об этом. На веранде стоял круглый стол, на нём чашки на блюдцах, рядом со столом плетеный стул и такая же плетеная табуретка. В углу большая деревянная кровать, застеленная голубым шерстяным покрывалом с жар-птицами по углам. И на такой же веранде, и на такой же кровати спала она когда-то в такой же летний полдень своего пионерского детства.
В доме всё было почти так же, кроме автомата АК47 калибра семь шестьдесят два миллиметра. С оружием на руках ей было гораздо спокойнее, а на тот случай, если вдруг в дом вернутся хозяева или придет кто-то иной, она спрятала АК47 и разгрузку с тремя полными магазинами в кладовку, находившуюся в соседней комнате. Если кто-то придет — действовать по обстоятельствам.
Она понимала, что в сложившейся ситуации ей только и оставалось вести наблюдение за командирским уазиком, и ждать когда обстоятельства каким-то образом изменятся и дадут ей возможность к активным действиям. Провидцем она не была, и какие это могли быть изменения, у нее не было ни малейшего предположения. Это был такой момент, о котором говорилось в коротком правиле поведения в нештатных ситуациях: «остановись, подумай, действуй». Пришло время остановится и подумать. Пока надумалось ей только одно — ночью нужно будет менять позицию для наблюдения. Ночью отсюда ничего не будет видно.
Вдруг раздались отдаленные звуки перестрелки. Трах-тах-тах-тах-тах! Направления, откуда раздавалась стрельба, находясь в закрытом помещении, она определить не смогла. Смогла только понять, что это не близко.
Звуки стрельбы доносились оттуда, где разведка, посланная Полковником, была обнаружена «Потаповскими» и была обстреляна, с боем отходила назад.
За наблюдением она провела еще несколько часов. Один раз ее голова клюнула носом и упала на плечо. Чтобы прогнать сон она отжалась от пола несколько раз. Достала из своего рюкзачка на тридцать литров, который всегда был с ней, упаковку «Феномина». Закатила сразу две таблетки, запила водой.
Она вспомнила, что не ела со вчерашнего дня. Но есть не хотелось. Но есть всё-таки было надо. Она достала плитку шоколада. Распаковала ее, положила на стол перед собой. Медленно отламывая один квадратик за другим, запивала их водой из фляги.