— Расслабься. Все хорошо, ты в безопасности. Дыши спокойно и ровно. Вот так. Когда я скажу коллапс, ты вернёшься в своей памяти в прошлое и расскажешь то, что увидишь. Раз, два, три, кол…

— …лапс.

Я моргнула. Голова все ещё кружилась, во рту пересохло. Осмотрелось и поняла, что в комнате все поменялось. Прежде всего, на моих плечах лежали горячие широкие ладони. Я закинула голову назад и встретилась взглядом с шефом.

— Как ты себя чувствуешь? — негромко спросил он, разглядывая меня полными тревоги глазами.

— Словно провалилась в черную дыру, — пробормотала я хрипло, — и очнулась в другом измерении.

— Это нормально, — сказала Лиза и протянула мне стакан воды. Ее рука немного дрожала. — Пей. В горле, наверное, пересохло.

— Сколько прошло времени?

— Чуть больше пятнадцати минут, — сказал подошедший к нам папа.

— Получилось что-нибудь узнать? — я с надеждой заглянула в его лицо — спокойное и невозмутимое. Но как-то не по-настоящему. Словно он пытается что-то скрыть.

— Мы не все поняли. Сейчас пленку отнесут в аналитический отдел. Ребята придут на работу уже через пару часов и займутся ею вплотную.

— Где Ярослав? — спросила я, заметив, что брата нет в комнате. Как и Рудковской.

— Будет пытаться найти то место, что ты описала.

— Мне нужно срочно посмотреть запись, — заявила я и решительно поднялась. Пошатнулась, ухватилась за поддержавшую меня руку шефа, прикрыла глаза, пытаясь избавиться от кругов, что из Лизиного планшета вдруг переползли на изнанку век.

Перед глазами появилась комната, чем-то похожая на эту — белая, стерильная, искусственная.

"Это не страшно," — сказал детский голос в моей голове.

И все исчезло. Помотала головой и потрясенно заявила:

— У меня было какое-то видение!

От меня не укрылся быстрый тревожный взгляд папы за мою спину — на шефа, но Лиза переключила мое внимание на себя:

— Катерина Дмитриевна предупреждала, что такое возможно. Память возвращается. Кусками, отрывками. Что ты видела?

— Комнату. Вроде этой.

— Что там было?

— Да ничего особенного — стены, столы, шкафчики.

— Там кто-то был? — взволнованно спросил папа.

— Нет.

Про детский голос говорить пока не стала, не понимая, кому он принадлежит — не мне ли самой?

— Тебе нужно отдохнуть и поесть, — это, конечно, шеф со своим вечным желанием меня накормить.

— Сначала запись, — твердо сказала я, но, похоже, папа и лучшая подруга сегодня были за тиранию.

— Тебе действительно нужно поесть, Тося, — сказал папа, впервые на людях уменьшив мое имя до домашнего детского.

— Сделаю пару бутербродов, — подключилась Лиза и, поймав мой негодующий взгляд, добавила:

— Принесу их в библиотеку, вы можете пока начать просмотр.

— Без меня, если можно, — попросил папа. — Через двадцать минут рассвет, так что поеду домой — выгуляю твою собаку и поеду к маме и Насте.

— Спасибо, пап.

Папа галантно пропустил Лизавету вперёд и, попрощавшись, закрыл дверь.

— Пойдем, неугомонная, — потянул меня за руку Виктор. Чуть смутилась от того, что ухватившись за шефа вставая, я так и не отпустила его ладонь.

— Надо было тебе, как Насте, вколоть снотворное, — продолжил Виктор, не замечая моих метаний.

— Слишком много уколов, — пожаловалась я, потирая перевязанный локоть, и взгляд мужчины мгновенно потеплел.

— Мне жаль, что тебе приходится через это проходить, — сказал он мягко. — Пошли. Я все ещё надеюсь отправить тебя спать. Ты почти сутки на ногах.

— Как и ты, — возразила я и очень не вовремя зевнула.

Но Виктор только невесело рассмеялся и повел меня в библиотеку.

Мы устроились рядом на компьютерных креслах, и Виктор включил запись.

— Коллапс, — произносит Лиза на экране библиотечного компьютера и убирает планшет.

Камера направлена подруге в спину, зато я, неловко обмякшая на стуле, видна очень хорошо.

— Свята, тебе четыре года, что ты помнишь?

Я молчу. В зону съемки заходит Рудковская и молча настраивает капельницу.

— Свята, — настойчиво повторяет Лиза, — ты слышишь меня?

— Слышу, — у меня странный ломкий голос.

— Тебе четыре года, ты проснулась утром. Что ты помнишь?

— Собаку, — голос становится еще тише, и в нем появляется какая-то жалобная нотка.

Я неловко поерзала на компьютерном кресле, и Виктор это заметил. Взял мою ладонь в свою, и мне сразу стало немного спокойнее.

— Собаку? У вас была собака? — этот вопрос Лиза задаёт куда-то за камеру, и я слышу удивленный голос папы:

— Нет, не было.

— Она пушистая и белая. Ялик сказал, что ее зовут Буська.

— Игрушка! — облегчённо выдыхает папа. — Один из подарков. Не помню, чтобы именно на четыре года, но вполне возможно.

— Когда было совершено похищение?

— Летом. В июне. Тосе было четыре года и три месяца.

— Тося? — уточняет Лиза.

— Детское имя. Она сама себя так называла.

— Я тогда тоже буду использовать его, — кивает Лиза и снова обращается ко мне.

— Тося, тебе понравилась Буська?

— Очень! — оживляюсь я на экране и делаю трогательное движение руками, будто прижимая к себе воображаемого щенка.

Рука Вика словно окаменела, и я перевела на него взгляд. Но шеф смотрел в экран, только челюсти сжал так, что стали видны вздувшиеся желваки.

— Хорошо, Тося. Пусть Буська будет с тобой. А теперь давай вспомним лето. Ты знаешь, когда оно начинается?

— Да знаю. Летом появляются цветочки.

— Отлично, Тося. Но лето только-только началось и цветочков ещё нет. Ты заснула дома, но потом что-то случилось. Ты проснулась в другом месте. Помнишь?

На моём лице одна за другой сменяются разные эмоции: безразличие, тревога, страх, паника. Глаза широко открываются, рот искривляется словно в плаче.

Шеф рядом со мной шумно выдохнул сквозь зубы.

А на экране он выходит из-за кадра и встаёт за моей спиной. Кладет руки на плечи, и я немного успокаиваюсь.

— Тихо, Тося. Мы с тобой, — мягко говорит Лиза. — Где ты?

— В комнате. Где моя мама? — тихо хныкаю.

— Все будет хорошо, Тося. Что ты видишь?

— Кловать. Шкаф. Иглушки. Я хочу к маме!

— Мама уже близко, милая, — видно, что Лизе тоже тяжело видеть меня такой. Она нервничает. Оборачивается и спрашивает:

— Может убавим капельницу?

— Лучше пройдем через это быстрее, — говорит голос невидимой Катерины Дмитриевны.

— Ты одна в комнате?

— Да. Мне стлашно, я хочу домой!

— Хорошо, Тося. Засыпай и проснись в следующем дне. Где ты сейчас?

— В комнате. Длугой. Большой. Тут есть дети. Они иглают вместе, но я не буду с ними иглать. Тетя Жанна доблая, но мне нужно к маме!

— Тося, давай вспомним. Ты выходила на улицу, когда была там?

— Да. Мы часто гуляем.

— Ты сейчас на улице. Что видишь?

— Все бегают, иглают, а я не хочу. Даже если Дина плосит.

— Дина? Кто это?

— Длуг.

— Она взрослая?

— Нет, — я бесхитростно улыбаюсь, — лебенок!

— Оглянись вокруг, Тося. Что ты видишь?

— Дома. Лес. Я знаю, что там дальше моле. Мы иногда ходим купаться.

— Это зацепка! — говорит Ярослав за кадром. — Нужно проверить все поселения вдоль моря!

— Триста километров побережья, сын, — остужает его папа. — Нужно больше подробностей.

— Тося, — снова обращается ко мне подруга, — А рядом есть город, высокие дома?

— Нет, — говорю я и капризно добавляю, — Я устала. И хочу к маме!

— Хорошо-хорошо, милая. Уже скоро. Что вы делаете, когда не гуляете?

— Иглаем, спим, кушаем, учимся и ходим в балатолию.

— Лабораторию? — переспрашивает Лиза.

— Да, — покладисто соглашаюсь я.

— Тося, что вы там делаете?

На экране я начинаю волноваться, ерзать, хныкать.

— В чем дело, милая?

— Там больно! — наконец выкрикиваю я так неожиданно, что Лиза вздрагивает.

— Там больно! Больно! Больно! — я плачу.

— Хватит! Прекращайте! — одновременно выкрикивают папа и шеф.