«А те МП-туннели, что уже есть, они постоянны? Не может так быть, что мы сейчас по такому сюда пролезли, а через год он затянется – и звездец нам, будем вечно на Эстере сидеть?»

«Были случаи, что затянулась пара нор, – неохотно ответил Тимур. – Но не сразу, не быстро, успели вывести всех, кто был по ту сторону. Еще три-четыре туннеля изменили направление, но не критично, за пару лет на уядах можно долететь».

«Лететь пару лет в жестянке по сплошной пустоте? Вот уж весело!»

«Всяко лучше, чем двадцать. Или двести, в надежде, что хотя бы косточки твои похоронят на родной Земле».

«В родной земле на родной Земле», – угрюмо добавил Тимофей.

«Вот-вот!»

«Интересно, а эти дырки как образовались? – спросил Тимон. – Может, их тоже кто-то проковырял, только с помощью более крутых технологий?» – Впрочем, благодаря памяти Тимура он уже знал, что такая гипотеза, действительно, существовала, вот только в исследованной части Вселенной так и не удалось еще встретить братьев по разуму. Даже следов деятельности иных цивилизаций пока еще не нашли. Если, конечно, «кротовые норы» как раз и не были теми следами.

Потом снова стал активным экран на стене. Только теперь на нем был сам капитан – Пират Димитович Котомаров. Тиму показалось, что смотрит кэп прямо ему в глаза. А еще Тим вдруг понял, что он действительно осознал себя именно Тимом, единой личностью, которая, впрочем, снова распалась на две отдельные, едва Котомаров заговорил.

– Значит, так, – сказал он. – Через десять минут всем собраться в кают-компании. Кто будет крайним – сам виноват».

Вместо экрана снова матово белела стена.

«Зачем?» – вырвалось у Тимона.

«Не я же капитан! Придем, узнаем, – отозвался Тимур. – И надо спешить, слышал же насчет крайнего!»

«Слышал, но как раз не понял».

«А чего непонятного? Кто позднее всех приползет, тому капитан приз вручит. Так что я помчал, а ты как хочешь».

Шутка Тимону не особо понравилась. Никуда он мчать не хотел. Тем более что понял уже, узнал из мыслей Тимура: насчет приза – это сарказм, шутка. Что на самом деле прибывшего последним – ах да, крайним! – ничего хорошего точно не ждет.

И получилось именно так, что позже всех – буквально в спину предыдущему – в кают-компанию примчался, конечно же, Тим.

«Шакс! – буркнул Тимур. – Все из-за тебя! "Зачем!.." "Не понял!.." Тормоз».

«Конечно, газ же у нас ты».

«Кто я?..»

«Газ… Ну, как он там… акселератор».

«Дегенератор», – проворчал Тимур, который увидел в мыслях Тимона древний агрегат с двигателем внутреннего сгорания.

«Самокритично», – усмехнулся Тимофей.

«Я бы тебе сейчас навел самокритику, да вот самому больно будет… Навязался на мою голову, умник!»

Но как следует поругаться им не дали. Да и неинтересно ругаться, когда заранее знаешь, что тебе ответят.

Капитан Котомаров указал на два длинные и даже мягкие, с узкой спинкой скамьи, стоявшие одна напротив другой. С дальних сторон этих скамеек, образуя букву «П» разместился более на вид удобный и уж точно более широкий диван – наверняка место для капитана и старпома. По идее между лавками напрашивался стол, но сейчас его не было – возможно, поднимался из-под пола или, наоборот, опускался с потолка, когда это было нужно.

Котомаров махнул рукой на одну и другую скамью:

– Садитесь.

Восьмерка наемных лесорубов и Тим расселись по скамейкам. Сидеть было и впрямь удобно и мягко. Но Тимону было не до этого. Ему не давал покоя обещанный капитаном сюрприз. То есть, насчет сюрприза сказал Тимур, а кэп выразился еще круче: «Кто будет крайним – сам виноват». Что по мнению Котомарова значило быть виноватым?

Скоро все разъяснилось. Сначала капитан дождался старпома, потом, как и полагал Тимон, с потолка опустилась матово-черная, со скругленными углами столешница, на которой стояло одиннадцать кружек и два больших блестящих цилиндра, оказавшихся кофейником и чайником соответственно.

Кто-то из новичков-лесорубов, поняв это, недовольно поморщился. Это не ускользнуло от внимания Котомарова.

– Ожидал чего покрепче? – заботливо поинтересовался он.

– Да уж неплохо бы.

– А то, что мы в космосе, где спиртное запрещено даже на пассажирских лайнерах, – это ничего?

– Никто же не видит.

– То есть, я, капитан этого судна, для тебя никто? – как бы даже со смешком спросил кэп. – И старпом Сапов для тебя никто? И даже твои друзья-коллеги? А устав Космофлота тоже для тебя никто не писал. Ты же у нас особенный.

Помолчав, капитан спокойно, но уже без намека на смех произнес:

– Пересядь вон туда, к Тиму.

– Зачем это?! – взвился мужчина.

– Я же сказал: ты у нас особенный.

– А почему я должен садиться к этому юнатику?

– Потому что он пришел крайним.

– А я тут при чем?!

– А ты теперь тоже крайний, – все еще спокойно сказал Пират Димитович. А потом взорвался вдруг: – Пурга хренучая! Не сметь повышать голос на капитана! – И затем опять тихо: – Вообще никому нельзя орать на моем судне. Кроме меня. Или старпома. В мое отсутствие.

И покрасневший как рак провинившийся пересел к Тиму, которому стало уже совсем неуютно. Тимофею было еще неприятно оттого, что ершистый мужчина назвал их «юнатиком». Он уже без подсказки Тимура, сразу из зоны общей памяти, становившейся все обширнее, вытянул информацию об этом слове. Юнатиками взрослые презрительно называли юношей и девушек от четырнадцати-пятнадцати до восемнадцати примерно, реже до двадцати лет. Почти как «желторотик» во времена Тимона. Но ведь Тимофею было двадцать два, а Тимуру и вовсе двадцать три!

«Мы что, так ему это оставим?!» – спросил возмущенный Тимон у напарника.

«А тебе мало того, что и так уже в изгои попал? Драка на судне – это уже серьезное чэпэ. Простым сюрпризом не отделаешься. Потерпи, от тебя не убудет. Мы ему это на Эстере припомним».

«Да что за сюрприз-то нас ждет?»

«Вот сейчас и узнаем».

– Наливайте, – словно и не было стычки, мирно и вежливо, как добрый хозяин, сказал капитан. – Вот здесь кофе, здесь чай, кто чего хочет. Кофе, правда, с лунных оранжерей, гидропонный, зато чай настоящий, земной.

Когда все разлили по чашкам напитки, Котомаров повел себя странно. Он стал пристально наблюдать за набранными работниками, будто ему и правда было очень важно, чтобы гостям было хорошо, чтобы им понравилось его нехитрое угощение. И когда один из мужчин, выбравший кофе, сделав глоток, поморщился и отставил чашку, капитан участливо спросил:

– Что? Невкусно?

– Да это вообще тухляк, а не кофе! – раздраженно буркнул недовольный. – Не гидропонный, а дерьмопонный.

– Ай-ай, – сказал Пират. – Какая досада. Зато команда счастливчиков полностью укомплектована. Будь так добр пересесть вон к тем двоим, – показал он мужчине на Тима и прошлого провинившегося.

– Но я не повышал голос! – повысил голос мужчина. – Я просто сказал, что кофе дерьмовый. А он и есть дерьмовый!

– Лерон Таминович, я что, и впрямь непонятно с ними говорю? – печально посмотрел на старпома кэп. – Может, у меня дефект речи появился, а я не замечаю?

– Более чем понятно, Пират Димитович, – ответил Сапов. – По-моему, ты просто чересчур с ними любезничаешь. А они ведь не привыкли, когда с ними по-хорошему. Разреши, я объясню бедолаге, что капитана на судне нужно слушаться?

– Ты уж только помягче, без мата, – кивнул Котомаров. – Не терплю на борту мат. Плохо на корабельной ауре сказывается.

– Нет-нет, мат я не приемлю, ты же знаешь, – помотал головой старпом.

Затем он встал, подошел к будущему лесорубу, которому не понравился кофе, и вылил горячий напиток тому прямо на голову. Мужчина, шипя от боли вскочил:

– Ты обурел?! Больно же!

– Нет, – сказал Лерон Сапов. – Я не менял цвета. И это не больно. – Затем он повертел в руках кружку и со всего маху заехал ею по носу ослушнику.

Тот взревел и схватился за сломанный нос, из которого хлынула кровь.