Он покачал головой:

— Никогда.

— Я могла бы приковать тебя к седлу, как к тому столбу. Но, если ты упадешь, лошадь потащит тебя, и ты умрешь. А я не хочу тебя терять. Так что слушай, и слушай внимательно. Если ты поскачешь галопом, ты точно упадешь и, скорее всего, умрешь. Но если нет, я тебя поймаю, и, клянусь, ты захочешь, чтобы я тебя быстро убила. И тогда не говори, что я тебя не предупреждала. — Она хлестнула управляющими ремнями по своей лошади, и та поскакала намного быстрее, чем, по мнению Скиахана, могла скакать лошадь.

— Я не поеду быстрее вас, — пообещал он.

Какое-то мгновение казалось, что он вообще не поедет. Потом один из бородачей крикнул «Но!» и ударил лошадь какой-то штукой; послышался громкий треск, и он почувствовал, что его обдувает самый дикий шторм в этом Витке.

Абанья натянула поводья и оглянулась.

— Еще кое-что. Моя лошадь — хорошая лошадь. Твоя — нет. Это старая вьючная кобыла, которую никто не хочет. И она не поскачет так быстро, как моя, даже если за ней погонится лев.

Его так сильно трясло, что он даже не мог кивнуть и просто ухватился за одеяло.

— Если ты меня обманываешь — если ты на самом деле умеешь ездить верхом и поскачешь галопом, когда представится возможность, — я застрелю твою кобылу. Не так-то просто завалить иглометом такое большое животное, как лошадь, но с полудюжины выстрелов я это сделаю. И я постараюсь не попасть в тебя, но не обещаю.

— Вы — добрая женщина, — выдохнул он.

— Не рассчитывай на это. — Через мгновение она засмеялась. — Просто ты можешь оказаться полезным. И, совершенно точно, тебе пойдет на пользу, если ты покажешь Сиюф то, что показал мне. Я так поняла, ваши женщины не слишком-то добрые.

— О, нет! — Он надеялся, что лицо отразило его потрясение. — Наши женщины очень добрые.

— Эта Эйр, которая кричала, она же была женщиной? Ты сказал «ее». Встань в стременах, если тебя трясет.

Он попробовал.

— Да, женщина. Добрая женщина.

— И ты любил ее. — В голосе Абаньи появилась нотка, которую он раньше не слышал.

— Да, очень. И, если я могу так сказать, Мир и Сумэйр любили друг друга. Прошлой ночью, лежа без сна в палатке, я думал об этом. Каким же дураком я был! Я не знал, что они любят друг друга, пока они не погибли.

— Мир — это та женщина, которая убила труперов?

В первый раз с того времени, как его схватили, Скиахану захотелось рассмеяться.

— Мир — мужское имя. Это была Сумэйр, которая убила женщин с карабинами, и они убили ее.

— Только потому, что вы пытались забрать их оружие.

Эйр застрелили еще до того, как Сумэйр убила труперов, но спорить — хуже, чем бесполезно. Скиахан решил промолчать.

— Она была вашим предводителем? — Абанья поехала помедленнее.

— Спасибо. — Он был искренне признателен. — Обычно мы не летаем группами. Каждый летает в одиночку. Сумэйр была лучшей в гликайохт[43], лучшей в борьбе руками и ногами. Я не знаю вашего слова.

— Я видела ее тело, — сказала ему Абанья, — но не посмотрела на мышцы. Хотела бы я. Блондинка?

Оказалось, что Скиахан в состоянии покачать головой.

— Темные волосы. Как у вас.

— Маленькая?

Он кивнул, вспомнив, какой веселой всегда была Сумэйр и как еще больше радовалась, когда ревели шторма, сотрясая Трюм. Когда Главному компьютеру требовалась информация и отказ не принимался, посылали Сумэйр.

Больше не пошлют.

— Отвечай!

— Прошу прощения. Я не хотел быть грубым. — Скиахан, бессознательно, посмотрел вниз, на грунтовую дорогу, потом в сторону, на изборожденные ветром поля, в поисках чего-нибудь, что могло бы приглушить боль от потери. — Да, маленькая. Даже меньше, чем Эйр.

— Но выше тебя.

— Нет. — Он с некоторым удивлением посмотрел на Абанью.

— Меньше второй?

— Да, намного. — Он подумал. — Верхушка головы Эйр была на уровне моих глаз. Мне кажется, что верхушка головы Сумэйр находилась на уровне глаз Эйр, или даже ниже. На уровне моего рта или подбородка.

— Тем не менее, она убила труперов на кубит выше ее.

— Она была великолепным бойцом и обучала других, когда не летала.

Абанья выглядела задумчивой.

— А ты? Ты знаешь этот вид борьбы? Я забыла слово, которое ты использовал.

— Гликайохт. Немного, но я не такой быстрый и умелый, как Сумэйр. Таких, как она, мало.

Абанья не ответила, и он добавил:

— Мы все учимся этой борьбе. Мы не можем нести оружие, как вы. Даже маленький нож слишком тяжел для нас. — Теперь, когда его не так трясло, он начал ощущать холод. Он развернул грубое одеяло, за которое так отчаянно держался, и завернулся в него, как она и предлагала, соорудив капюшон для головы и шеи.

— В таком случае вы не можете нести еду или воду, верно?

— Да, только наши инструменты… — он едва не сказал «и наши СМ», но вовремя заменил: — и себя самих.

— Ты видел наших птеротруперов? Труперов с крыльями, которые вылетают из дирижабля?

— Я их не видел. Но мне рассказали, и я видел ваш дирижабль, если это то, о чем я думаю.

— Можешь посмотреть на него прямо сейчас. — Абанья махнула рукой. — Вон та коричневая штука над верхушками крыш, затмевающая солнце. Наши птеротруперы могут нести карабины и еще двадцать патронов, но никакой еды или воды. Мы попытались давать им сухой паек, но они оставляли его везде, где возможно.

— Да, — сказал Скиахан.

— Вы тоже, ты имеешь в виду. И я бы так делала, хотя я никогда не летала. Сомневаюсь, что наши крылья намного лучше ваших, и, может быть, не так хороши. Я вообще не думала о том, как вы летаете, хотя должна была. И вы должны ломать ваши крылья, если вас заставляют приземлиться? Ты так сказал.

Он кивнул:

— Мы обязаны.

— Другие нет. Их крылья у нас. Сиюф посылает в Тривигаунт для исследования два предмета — крылья блондинки и ее силовой модуль. Так вы его называете?

— На Всеобщем языке? Да.

— А на вашем языке?

Он пожал плечами:

— Не имеет значения.

Абанья остановила лошадь и вытащила игломет.

— Имеет, для тебя, человечек, потому что я застрелю тебя, если не ответишь. Как вы называете его?

Он выбрал наименее информативное слово:

— Канна[44].

— Ее канна. И ты сказал, что не знаешь, как они работают.

— Да, не знаю. Застрелите меня, и покончим с этим.

Опять; ее улыбка удивила его.

— Застрелить тебя? Я еще даже не начала с тобой работать. Кто делает их?

— Наши ученые. Я не знаю имен.

— У вас есть ученые.

— Быть может, это не самый правильный термин. — Он уже сказал слишком много и знал это. — Создатели. Механики. Разве «ученые» не это означает?

— Ученые, — твердо сказала Абанья, потом изменила тему так резко, что он испугался. — Ты любил Эйр. Вы собирались пожениться?

— Нет, она летун.

— Летуны не выходят замуж? Насколько я знаю, святые женщины в Вайроне тоже, хотя нам это кажется бессмысленным.

— Брак заключается ради детей, новых летунов, следующего поколения. — Он заколебался. — Я не говорю о вас или, или… — он указал рукой, — людей в доме на том маленьком холме. Но мы, Экипаж, только для детей. А женщина-летун не может их иметь, иначе она не могла бы летать. Она может, когда закончит с полетами. Некоторые ради свадьбы отдают крылья. — Он опять заколебался, вспоминая. — И очень скоро они чувствуют себя несчастными.

— Но мужчины могут жениться. Ты?

— Да. Одна жена. — Если бы он удачно закончил это поручение, получил бы, по меньшей мере, еще одну, а возможно, и четыре; он отбросил эти мысли.

— Но ты любил Эйр. При жизни она была симпатичной, я это видела. Она любила тебя?

Он медленно кивнул:

— Когда она была жива, я не раз спрашивал. Она не любила говорить об этом. Сейчас она мертва, и я знаю, что она любила меня.