Неподвижно стоя в официальном плаще из бархата чайного цвета, кальде Шелк мысленно выругал себя, что не позаботился о стульях — или, скорее, не присмотрел за тем, чтобы о стульях позаботились. Он рассчитывал (и причиной, как он сказал себе, была его достойная сожаления неопытность, крайняя непригодность для навязанной ему должности), что как только он, Квезаль, Узик и Саба — и майтера Мята, если бы ее нашли — займут свои места на этой платформе, то немедля появится посланная Тривигаунтом на помощь Вайрону армия.

На самом деле все оказалось не так. На самом деле даже в высшей степени дисциплинированная орда генералиссимуса Сиюф — семьдесят пять тысяч труперов! — осталась массой из семидесяти пяти тысяч мужчин и женщин, не говоря уже о тысячах лошадей и только Девять знают скольких верблюдов.

Верблюдов!

Будучи не по годам набожным мальчиком, он считал Сфингс самой непривлекательной из богинь, амазонкой с рыжевато-коричневой гривой — скорее львицей, чем женщиной. А сейчас оказалось, что настоящие львы не имеют никакого отношения к настоящей войне; лошади, мулы и верблюды — вот домашние животные Колющей Сфингс, и он должен с готовностью принять их (или даже песчанок, морских свинок и гусей), если они появятся на самом деле.

Порыв ледяного ветра тряхнул триумфальную арку. Ее воздвигли в большой спешке, и она бы точно упала, если бы зимний ветер был хоть чуточку сильнее; тем не менее, если труперы Сиюф не появятся очень скоро, она, скорее всего, упадет.

Безусловно, в толпе вокруг платформы есть кто-нибудь, кто мог бы принести стулья. Сначала он решил попросить стул для Квезаля, который старше всех и стоит уже почти час; потом пришла запоздалая мысль, что можно заказать стулья и для Узика, и Сабы, ну, и для себя. Еще пять минут, и он сойдет с платформы, схватит за ворот комиссара и потребует стулья. Он должен и сделает — вот и все.

Порыв ветра налетел опять, и он стиснул зубы. Желтая пыль делала видимыми тела крутящихся бесов, которые скользили над Аламедой. Ветер оторвал от арки длинный транспарант цветной бумаги; извиваясь как змея, он взмыл в воздух и через несколько секунд исчез за корпусом привязанного дирижабля.

С дирижабля, подумал он, было бы совсем просто оценивать приближение армии Сиюф. Будь у него еще один день, и он разработал бы систему сигналов: самая высокая гондола вывесит флаг, когда авангард войдет в город, или зажжет дымовую шашку в случае непредвиденной задержки. К собственному удивлению, он обнаружил, что до сих пор рвется подняться на воздушный корабль, несмотря на множество дел и зимний ветер. Как и Рог (именно его нужно послать за стульями или, на худой конец, ящиками), он хотел летать как летуны.

Сегодня их собралось много. Больше, решил Шелк, чем он когда-нибудь видел раньше. Целая стая их, чем-то похожих на аистов, только что появилась из-за воздушного корабля. Какой город посылал их патрулировать по всей длине солнца, и что хорошего могут сделать эти патрули?

Новый порыв ветра пронесся по Аламеде, тряся тополя с красно-желтыми листьями. Генерал Саба, стоявшая справа, застыла как столб, хотя он сам бесстыдно дрожал. Мантия Законного правителя беспокойно металась, как озеро Лимна, вокруг его коленей; и если бы он не придерживал ее обеими руками, она бы струилась за ним, как флаг. Несколько часов назад, когда он надел ее в Хузгадо, ее длинный шлейф принес с собой ощущение угнетающего и почти душного тепла; и ему страстно захотелось заменить на дешевую (и поэтому тонкую) сутану авгура ту роскошную и толстую, которую он надел под Мантию, но мастер Меченос и комиссар Трематод разубедили его. Он должен был плавать в собственном поту; вместо этого он обнаружил, что страстно хочет чем-нибудь прикрыть голову. Саба носила военную фуражку цвета хаки, а стоявший за ней Узик — хвостатый шлем из зеленой кожи, увенчанный перьями, но у него самого не было ничего.

Старая широкополая соломенная шляпа, которую он надевал, когда чинил крышу, исчезла в доме Крови, как и майтера Мята. Новая широкополая шляпа, которую он купил на озере, тоже исчезла, осталась в той комнате, в которой его схватил талос. Шапочка патеры Щука, черная скуфейка, которую тот носил зимой, вернулась в дом авгура… и он вряд ли осмелится коснуться ее после того, как призрак патеры уронил ее на лестничную площадку.

Сейчас они все мертвы — Щука, Кровь и талос. Второго и третьего он убил своей рукой.

Эта Сиюф и ее труперы, придут ли они когда-нибудь? Он посмотрел на облака за дирижаблем, разыскивая проблеск солнца. Умирающий летун сказал, что они теряют управление. Что это за цепи, которые могут управлять солнцем? Что за руль, который направляет его?

Нет сомнения, что сейчас солнце закрыто нависшими облаками; было бы ребячеством жаловаться на то, что зима — наконец-то! — наступила, когда по календарю она уже наполовину прошла.

Скоро весна, если вдруг не окажется, что зима продлится так же долго, как лето, которое ей предшествовало. Если дожди подведут, ему тоже не поздоровится; если новая пшеница даст ростки и умрет, назначенный богами кальде Вайрона, безусловно, умрет вместе с ней. Шелк представил себе, как он и Гиацинт бегут из города на быстрых лошадях, но Гиацинт исчезла, как и майтера Мята, и он ничего не знал о лошадях, кроме того, что их можно, не нарушая приличий, предлагать даже Пасу. Несмотря на то, что Пас мертв.

Неужели Гиацинт тоже мертва? Шелк опять поежился.

Вдали ударил оркестр, очень негромко, но он все равно различил чистые смелые голоса труб и цоканье кавалерии.

— Ага! — сказал кто-то, быть может Узик, и Шелк почувствовал, как улыбается, счастливо сознавая, что он не один переживает эту муку и нетерпеливое ожидание.

— Когда они приблизятся, — прошептала Саба, стоявшая справа, — я, если вы захотите, расскажу вам немного об истории каждого полка.

Шелк кивнул:

— С удовольствием послушаю, генерал. И буду вам очень благодарен. — Его подмывало спросить ее о летунах — как командир воздушного корабля она могла знать что-нибудь интересное, или даже важное. Но сейчас было бы верхом неприличия показать интерес к чему-то другому, а не к военной мощи Тривигаунта.

С левой стороны платформы появилась юная женщина со смуглым лицом; после короткого мгновения неопределенности он узнал Крапиву, возлюбленную Рога.

— Не хотите ли сесть, Ваше Святейшество? — спросила она достаточно громко, чтобы он услышал. — Один человек сдает напрокат складные стулья.

— Как ты добра, дочь моя! — просиял Квезаль. — Нет, у меня есть жезл, так что мне лучше, чем другим. (Что было не совсем правдой — Узик поставил перед собой свой тяжелый меч и опирался на него, как на трость.) Патере-кальде так не повезло, — продолжал Квезаль. — Хотели бы вы, патера-кальде, чтобы эта милая девушка взяла напрокат стул, для вас?

Было немыслимо, конечно, сидеть, пока Пролокьютор стоит.

— Спасибо тебе, Крапива, — сказал Шелк. — Большое спасибо. Но нет. Нет необходимости.

— Я только что решил, — сказал Квезаль Крапиве, — что, хотя я не хочу один стул, я хочу два. Один для себя и один для патеры-кальде. У тебя хватит денег на два?

Крапива заверила его, что хватит, и исчезла в толпе.

— У ваших мужчин нет женской выносливости, — прошептала Шелку генерал Саба. — Это биология, и тут нечего стыдиться, но это объясняет, почему мы взращиваем самых лучших труперов витка. — Его щеки вспыхнули; Квезаль слегка пошевелился — намек, что он тоже услышал и ждет ответа.

Что бы ответил сам Квезаль? Конечно, замечание Сабы граничило с непростительным высокомерием, и справедливые боги накажут ее за такое высокомерие — так его учили в схоле. Поразмышляв, он решил, что это — одна из немногих правд, которую можно назвать «неопровержимой истиной».

Он улыбнулся:

— Вы совершенно правы, генерал, как всегда. Любой наблюдатель может заметить, что женщины терпят гораздо больше страданий, чем мужчины, и отличаются большей силой духа.