Он покачал головой; легкая улыбка помогла бы, но он не смог ее изобразить.

— Меня зовут Скиахан. Я летун.

— Кто допрашивал тебя вчера, Скиахан?

— Сначала Сирка. — Его руки освободились. Он покорно протянул их молодой женщине, чтобы та могла застегнуть наручники.

— Потом.

— Генералиссимус.

— Генералиссимус Сиюф, — поправила его женщина постарше. — Я там была. Ты помнишь меня?

Он кивнул:

— Вы не говорили со мной. Иногда с ней.

— Почему твои люди напали на труперов майора Сирка?

Опять.

— Мы не нападали.

Она ударила его кулаком в ухо.

— Вы попытались захватить их оружие. Один убежал, троих мы убили, тебя взяли в плен. Почему ты сломал крылья?

— Мы обязаны поступать так.

— Как ты вывел из строя силовой модуль?

Он пожал плечами, и она ударила его в рот.

— Мы не можем делать этого, — сказал он. — Были предложены механизмы, но они бы увеличили вес.

Она улыбнулась, удивив его:

— Ты не собираешься слизывать кровь? Мои кольца разорвали тебе губу.

Он опять пожал плечами:

— Если вы захотите, слижу.

— Дай ему тряпку, чтобы он мог повязать ее вокруг бедер, — приказала она более высокой женщине. Опять повернувшись к нему, она сказала: — Я полковник Абанья. Почему вы напали на труперов Сирка?

— Потому что они стреляли по нам. — На самом деле он не помнил выстрелов, но это казалось правдоподобным. — Я переменил лицо. Не знаю, почему.

— Ты можешь опять изменить его? — На долю секунды глаза Абаньи расширились. — Что за лицо?

Он сообразил, что теперь мог бы улыбнуться, потому что это намного предпочтительнее, чем говорить о силовом модуле.

— С оттянутыми назад губами.

— И ты не знаешь, почему ты это сделал. Я знаю, возможно. И ты говоришь, что мы застрелили твоих людей из-за твоей гримасы? И вы вообще не стреляли?

— Эйр увидела лицо и закричала. Тогда они застрелили ее. Мы попытались взять их ружья, чтобы они не стреляли.

Абанья подошла поближе и уставилась на него, сверху вниз.

— Она закричала, потому что ты переменил лицо? Большинство людей тебе бы не поверило, но я могу и, возможно, генералиссимус Сиюф смогла бы. Давай посмотрим, сможешь ли ты сделать такое же лицо для меня.

— Я могу попытаться, — сказал он и скорчил гримасу.

Щелчок каблуков объявил о возвращении молодой женщины. Абанья повернулась к ней, и та протянула ей кусок хлопковой ткани, которую использовали для чистки чего-то грязного.

— Это подойдет, сэр?

Абанья покачала головой:

— Принеси комбинезон, который он носил, зимнюю нижнюю рубашку и одеяло; и скажи повару, пусть даст тебе что-нибудь такое, что он сможет съесть на скаку.

Она опять повернулась к Скиахану.

— Хватит лыбиться, у тебя губа кровит. Ты прилетел в Вайрон в поисках мужчины. Так сказала нам Сирка. Ты назвал его имя, и, мне кажется, я слышала его прошлой ночью. Повтори его, для меня.

— Гагарка, — сказал Скиахан. — Его зовут Гагарка.

Рука сержанта Песка зашевелилась, потом так сильно ударила в пол Великого мантейона, что чуть не расколола его. Синель предупреждающе крикнула.

— Не беспокойся, — сказал ей Гагарка, — просто небольшое статическое напряжение. Я уже исправил.

— Я бы хотела, чтобы патера Раковина мог это наблюдать, — сказал незнакомый голос позади него. — Он будет так огорчен, когда мы расскажем ему, что он пропустил.

— Как и Его Высокопреосвященство, — проворчала майтера Мята. — Но он сам сделал ошибку, вернувшись во дворец, если это можно назвать ошибкой. Мы должны были, безусловно, немедленно выполнить указания Паса, и Его Высокопреосвященство сам не потерпел бы отсрочки. Гагарка, ты точно не видел Паса? Ты уверен?

— Нет, майтера, не уверен. — Гагарка, сгорбившийся над работой, прищурился. — Потому как каким-то образом он показал мне все это, могет быть после того, как я поговорил с тобой. — Вспышка озарения. — Хочешь знать, что я об этом думаю, майтера?

— Да! Очень!

— Секи, ты сдержала свое обещание и тем самым заставила Паса выполнить его. А до того он спрашивал себя, стоим ли мы всех этих трудностей, вроде того. Погоди минутку, мне надо подсоединить сознание.

Гагарка подсоединил последний контакт и выпрямился, давая отдохнуть болевшим мышцам.

— Патера, ты можешь принести одну их тех священных ламп. Мне понадобится больше света.

Наковальня стремглав понесся за лампой.

— Патера Раковина надеется нанять катафалк, чтобы вернуть тело патеры в наш мантейон. — Обладателем незнакомого голоса оказалась молодая хорошенькая сивилла. — Майтера сказала, что сейчас все закрыто, но он ответил, что они откроются к тому времени, когда он доберется до них, или, если нет, он подождет. Майтера призналась мне, что ей очень хочется попросить у Его Святейшества разрешения устроить последнее жертвоприношение патеры прямо здесь, в Великом мантейоне, так как он поднялся в Главный компьютер отсюда. Но паства нашей четверти никогда…

Вернувшийся Наковальня встал на колени рядом с Гагаркой:

— Этого достаточно? Если света надо больше, я могу снять нагар. — Он держал светящийся хрустальный шар.

— Так клево, — сказал ему Гагарка. — Я вижу место и регистр, а больше ничего и не надо. — Он аккуратно вставил кончик ножа в череп Песка. — Все, заткнитесь. Мне надо помыслить. — Он стал тихо считать вслух.

И Песок заговорил, заставив майтеру Мята вздрогнуть.

— С-пятьдесят восемь, ноль. С-пятьдесят восемь, один. С-пятьдесят девять, ноль. С-пятьдесят девять, один.

— Входные импульсы сопроцессора сознания, — объяснил Наковальня почтительным шепотом. — Он сделал их возможными.

Гагарка ничем не показал, что услышал его слова, и молодая сивилла с Кирпичной улицы прошептала:

— Я просто не могу поверить, что ваша майтера… бывшая, я имею в виду. Молибден и тот солдат, они собираются все это сделать — где же они купят все эти сопроцессоры?

— Они должны сами сделать их, майтера, — объяснил Наковальня, — и я буду помогать им. — Майтера Мята взглядом призвала его замолчать.

Гагарка вернул нож в сапог.

— Не бурли, майтера. Он уже в порядке. Просто еще не знает этого.

Песок, как по сигналу, поднял голову и огляделся.

— Держи ее так, — сказал ему Гагарка. — Сейчас я поставлю на место твою черепную пластину. Как там было в Главном компьютере?

Раздалось крак-крак-крак игломета, за ним дикий крик, еще выстрелы и бум-бум карабина. На хорах, высоко над ними, с грохотом упала нефритовая статуя Фелксиопы.

— Неужели он греет? — спросила Абанья, увидев, как Скиахан надевает свой летный комбинезон.

Сейчас улыбаться было легко:

— Не так, как я хотел бы, иногда.

— Тогда тебе лучше надеть поверх него нижнюю рубашку. Она из шерсти и намного теплее, чем эта штука. А когда поедем верхом, обернешь вокруг себя одеяло. — Она коснулась пальцами игломета в портупее. — Ты умеешь ездить на лошади?

— Никогда не пробовал.

— Очень хорошо, — сказала ему Абанья. — Это может спасти твою жизнь.

Они вышли наружу; под пронзительным ветром двое бородатых мужчин держали пару беспокойных лошадей.

— Эта моя, — сказала Абанья, к облегчению Скиахана указав на лошадь побольше. — Вторая — твоя. Давай поглядим, как ты на нее сядешь.

Минут пять она глядела на него, а бородатые мужчины пытались не рассмеяться.

— Ты действительно не умеешь ездить, — наконец сказала она, — или ты замечательный актер, — и приказала мужчинам помочь ему. Когда они подняли его в седло, она сама одним махом взлетела на высоченную лошадь — ему ее плавное стремительное движение показалось почти чудом.

— Давай я тебе кое-что объясню. — Она наставила на него указательный палец. — До города две лиги, и, когда мы будем на полпути, ты можешь подумать, что тебе надо сделать только одно — ударить пятками по бокам лошади.