— У меня есть к вам вопросы, Георгий Константинович. — Антонов раскрыл свою папку.

— Извини, Алексей, не могу — ждёт Верховный, позже я подъеду, добро?..

Верховный тут же принял Жукова.

— Где были? — спросил он.

— Я был в 53-й армии генерала Манагарова. Что делал? Отработал с ним решение по «Румянцеву». — И маршал Жуков изложил детали своего плана.

— Ну-ну, интересно, что вы предлагаете. — Сталин разгладил колючие усы.

«Что-то не в духе Иосиф, как бы он не забраковал мой план», — пронеслось в мыслях Жукова. Он облегчённо перевёл дух, наблюдая за Верховным. Тот читал неторопливо, но вопросов пока не задавал. Заголосила «кремлёвка». Сталин снял трубку.

— Слушаю! Кто говорит, повторите! Вот теперь понял — Костин! Что вас волнует?..

Ставка приказала Центральному фронту не позднее 3 сентября выйти на линию река Десна—южнее Трубчевска—Новгород-Северского—Шостки—Рыльска, в дальнейшем развивать наступление в общем направлении Конотоп—Нежин—Киев, при благоприятных условиях частью сил форсировать Десну и наступать на правом берегу в направлении Чернигова. Операция должна была начаться 26 августа.

— Зачем вы цитируете мне приказ Ставки фронту? — прервал Рокоссовского Сталин грубоватым голосом. — Я помню, о чём идёт в нём речь. Что вас смущает, товарищ Костин? Говорите прямо, не стесняйтесь, — ободрил его Верховный.

— На подготовку наступления нам дано лишь десять дней! — В голосе командующего звучала обида. — Местность, где пойдут в атаку мои войска, на руку врагу: леса, болота, десятки рек — эти реки придётся форсировать с боем!.. — Он сделал паузу, давая Верховному подумать над его словами, но Сталин молчал.

— Чего вы хотите? — наконец спросил он.

— Дайте нам ещё хотя бы пять суток на подготовку.

— Ни дня больше, товарищ Костин! — отрезал Верховный. — У вас есть все возможности уложиться в срок, делать это вы умеете. — И он положил трубку. Глядя на Жукова, добавил: — Ваш соратник Рокоссовский просит дать ему ещё пять суток для подготовки наступления.

— А я бы дал ему эти пять суток! — вдруг заявил маршал Жуков.

— Да вы никак добряк, товарищ Жуков? — не сдержал своего удивления Верховный, и злая усмешка тронула его губы. — Такой щедрости с вашей стороны ранее не замечалось. Что, жаль стало друга?

Жуков сдержанно возразил:

— Жалось к людям — плохое чувство, товарищ Сталин, и потому она мне чужда. Тут другое... Ставка, как вы помните, предписала Рокоссовскому наступать, чтобы войска скорее подошли к Днепру, а там рядом столица Украины, славный град Киев. — Маршал понизил голос и после короткой паузы продолжал: — Так вот Рокоссовскому дан приказ наступать! А то, что армии фронта в боях под Курском и Белгородом понесли потери, которые до сих пор не восполнены, — как тут быть? Вот Рокоссовский и решил позвонить вам, но резервов просить не стал, что делает ему честь, а ограничился пятью сутками. И потом, товарищ Сталин, если просит что-либо Рокоссовский, значит, это ему очень надо, и грех ему отказать, — жёстко добавил маршал.

— Придётся удовлетворить его просьбу, — усмехнулся Верховный. — Теперь о вашем плане. Основные его положения я одобряю...

Он распорядился ознакомить фронты с планом, что Жуков позже и сделал.

— Если нам удастся разгромить вражеские войска в районе Харькова, — подчеркнул Верховный, — тогда нашим войскам откроется прямая дорога к Днепру. Кроме того, враг не сможет отвести свои войска из Донбасса на запад.

Жуков поспешно добавил:

— Важно, чтобы штабы соответствующих фронтов в сжатые сроки отработали планы боевых действий и представили их в Ставку.

Верховный его поддержал.

— Товарищ Антонов, лично по этому вопросу переговорите с командующими фронтами, а также введите в курс дела своего начальника маршала Василевского, который сейчас находится на фронте, — сказал он.

Антонов тут же подал голос:

— Я учёл и мнение маршала Василевского, когда докладывал вам предложения Генштаба по операции «Полководец Румянцев».

— Помню, помню, товарищ Антонов, но нелишне ещё раз напомнить своему начальнику, — заметил Верховный.

Начальник Оперативного управления Генштаба генерал Штеменко, принимавший активное участие в разработке операции «Полководец Румянцев», отмечал, что она делилась на два этапа. Сначала намечалось нанести поражение немецко-фашистским войскам севернее, восточнее и южнее Харькова, что и было первым этапом. А затем, на втором этапе, предусматривалось освобождение самого Харькова, и этим, по существу, завершалась Курская битва. Но до этого ещё было так далеко!..

Поскольку операция «Полководец Румянцев» являлась в то время главной, отмечал генерал Штеменко, действия советских войск на других направлениях, в частности в Донбассе, «всецело согласовывались с ней, приспосабливались к её интересам. За этим особо наблюдал А. М. Василевский, представлявший Ставку на Юго-Западном и Южном фронтах».

На очередном докладе в Ставке генерал Антонов сообщил Верховному, что фронты строго в назначенный срок начали боевые действия и что наступление войск идёт успешно.

— Хочу ещё раз напомнить вам, товарищ Антонов, что операция «Полководец Румянцев» требует максимального сосредоточения сил фронтов на избранных направлениях от начала и до конца операции, — предупредил Верховный. — Генеральный штаб, а точнее вы, товарищ Антонов, должны тщательно следить за этим.

Естественно, генерал Антонов усилил своё внимание к Воронежскому фронту. На четвёртый день наступления он обнаружил, что 5-я гвардейская армия Жадова и 1-я танковая армия Катукова часть сил своей ударной группировки нацелили на ликвидацию противника, засевшего в районе Томаровки и Борисовки. В ночь на 7 августа при докладе обстановки Верховному генерал Антонов указал на этот факт. Верховный настороженно взглянул на него.

— Вы звонили Ватутину? — спросил он. — Разве можно распылять войска ударной группировки? Так вы говорили с командующим? — повторил свой вопрос Верховный.

— Ещё не успел, товарищ Сталин. — Тяжёлое худощавое лицо генерала заметно покраснело.

— Сами не успели, а почему не поручили сделать это начальнику Оперативного управления Генштаба генералу Штеменко?

Антонов сказал, что генерал Штеменко всю ночь работал над вопросами передислокации войск фронтов.

— И я разрешил ему отдохнуть пару часов, — промолвил Антонов.

Верховный усмехнулся в усы.

— Хорошо живёте, а вот я тоже ночами не сплю, но мне не дают отдохнуть. — Он с минуту помолчал. — Вот что. Звонить Ватутину не надо, пошлите ему телеграмму и укажите на его промахи. Можете сослаться на меня.

Вернувшись в Генштаб, Антонов тут же написал текст, и через полчаса телеграмма командующему Воронежским фронтом была передана в штаб фронта: «Из положения войск 5-й гвардейской армии Жадова видно, что ударная группировка армии распылилась и дивизии армии действуют в расходящихся направлениях. Товарищ Иванов приказал вести ударную группировку армии Жадова компактно, не распыляя её усилий в нескольких направлениях. В равной степени это относится и к 1-й танковой армии Катукова».

«Прочтёт эту депешу генерал армии Ватутин и наверняка мне позвонит, — подумал генерал Антонов, работая над оперативной картой, на которой были чётко обозначены наступательные действия соединений Воронежского фронта. — Ему нужно изолировать Харьков, прервать его связи с ближними к нему городами, но Ватутин этого почему-то не видит...»

В ночь на 10 августа Антонову позвонил Верховный.

— Как дела на Воронежском фронте? Надо бы ускорить освобождение Харькова. Вы не думали, что для этого следует сделать Ватутину?

— Думал. Харьков до сих пор не изолирован от Полтавы...

Верховный прервал Антонова:

— Приезжайте в Кремль. Есть о чём поговорить...

Так появилась телеграмма. Теперь она была адресована представителю Ставки маршалу Жукову. «Ставка Верховного главнокомандования, — говорилось в ней, — считает необходимым изолировать Харьков путём скорейшего перехвата основных железнодорожных и шоссейных путей сообщения в направлениях на Полтаву, Красноград, Лозовую и тем самым ускорить освобождение Харькова...» Ставка указывала, что для этого надо сделать: 1-й танковой армии Катукова перерезать основные пути в районе Ковяги—Валки, а 5-й гвардейской танковой армии Ротмистрова, обойдя Харьков с юго-запада, перерезать пути в районе Мерефа.