А сам он уже невольно подумал, не на него ли пожаловался Ротмистров, с которым на днях состоялся телефонный разговор о том, как сражаются наши танкисты. Федоренко покритиковал Ротмистрова за то, что тот слабо учит молодых танкистов владеть танковым оружием. На это командарм с обидой в голосе ответил: «Учить-то ребят некогда. Вы знаете, Яков Николаевич, я из боя выхожу на короткое время, а потом снова в бой! А в сражении под Прохоровкой я ожидал, что мой танк фрицы сожгут, но обошлось...»

Сталин сделал паузу и вновь заговорил:

— Вот этот рапорт генерала Ротмистрова. — Он развернул вдвое сложенный листок. — Не стану утруждать вас чтением его, но один абзац послушайте: «Я как ярый патриот танковых войск, — пишет Ротмистров, — прошу Вас, товарищ маршал Советского Союза, сломать консерватизм и зазнайство наших танковых конструкторов и со всей остротой поставить вопрос о массовом выпуске уже к зиме 1943 года новых танков, превосходящих по своим боевым качествам и конструкторскому оформлению ныне существующие немецкие танки». Ну, что скажете?

— Смелое заявление, но так ли это на самом деле? — высказал сомнение нарком Малышев. — Конечно, наши танки имеют конструктивные недоработки, но это мелочи, и раздувать их негоже.

Сталин с огорчением произнёс:

— Поначалу у меня тоже возникла такая мысль, но прочёл рапорт, и мои сомнения рассеялись.

— Интересно, что там написал Ротмистров, грех не прочесть рапорт, — огорчённо промолвил Федоренко.

— Вячеслав Александрович, — Сталин посмотрел на Малышева, — вам как наркому танковой промышленности я отдаю рапорт генерала Ротмистрова и поручаю во всем разобраться в деталях. Сделайте это вместе с Яковом Николаевичем Федоренко. Если потребуется привлечь к обсуждению танковых «огрехов» генерала Ротмистрова, мы вызовем его в Ставку. Не забудьте посоветоваться с конструкторами. Словом, надо совершенствовать наши танки. У них коротки стволы орудий, их следует удлинить, но как это сделать, вам лучше знать...

В кабинет вошёл заместитель Председателя ГКО Молотов.

— Привет, Иосиф! — бросил он с порога. — Ты что, занят?

— Заходи, Вячеслав. — Сталин поднялся с места. — Ну как, товарищи Малышев и Федоренко, всё ясно? Вопросов нет? Тогда вы свободны.

— Когда нам представить материал для обсуждения? — спросил нарком Малышев.

— Когда всё будет готово, дайте мне знать, и мы соберёмся, чтобы обменяться мнениями. Но долго с рапортом не тяните. Даю вам три дня. Уложитесь?

— Вполне! — улыбнулся нарком.

Малышев и Федоренко вышли.

— У меня хорошая новость, — сказал Молотов, протирая платком очки.

— Что ещё? — поднял брови Сталин.

— Первый уральский автомобиль «Урал-ЗИС» сошёл с конвейера! Вот телеграмма твоего кумира Патоличева. — Молотов дал Верховному листок.

Сталин прочёл телеграмму.

— Я рад, что не ошибся в Патоличеве, — довольно произнёс он. — Талантливый руководитель и организатор.

— Возьми его на работу в ЦК, — предложил Молотов. — Тебе, Коба, нужны люди, подобные Патоличеву.

— Кем же взять его в ЦК? — Сталин сощурил глаза.

— Будь моя власть как заместителя Председателя Государственного Комитета Обороны, я бы сделал его секретарём ЦК партии.

Сталин сказал Молотову, что в ЦК партии Патоличева он возьмёт, но в качестве кого, ещё не решил. Он ещё раз прочёл телеграмму и поднял глаза на своего соратника.

— Подготовь, пожалуйста, приветственную телеграмму коллективу завода за моей подписью.

Молотов улыбнулся, потом извлёк из папки листок.

— Я уже набросал текст, вот он, прочти.

«Дорогие товарищи!.. В трудных условиях военного времени своей напряжённой работой вы разрешили важную оборонную и народно-хозяйственную задачу и создали на Урале мощный завод по выпуску автомобилей для Красной армии и народного хозяйства. Родина высоко оценит вашу самоотверженную работу и помощь в деле укрепления могущества нашей страны».

— Пойдёт, — одобрил вождь и тут же подписал телеграмму.

Молотов напомнил Сталину, что Государственный Комитет Обороны присудил заводу Красное знамя: рабочие уже выпустили 20 тысяч автомобильных моторов!

— В этом месяце завод отгрузит для тыла Красной армии два эшелона грузовых автомашин, — добавил Молотов. — У них трудности с вагонами.

— Фронты остро нуждаются в них, — заметил Сталин. — Вечером у меня будет генерал Хрулёв, и я распоряжусь, чтобы он помог Уральскому автомобильному заводу с вагонами и паровозами. Их у нас всё ещё не хватает.

(В годы войны Н. С. Патоличев проявил себя как талантливый партийный и хозяйственный руководитель, и это по достоинству оценил Сталин. В марте 1946 года на Пленуме ЦК партии по его предложению Патоличев был избран в состав Оргбюро ЦК и утверждён заведующим Организационно-инструкторским отделом ЦК партии. Секретарь ЦК партии А. А. Жданов, хорошо знавший Николая Семёновича, тепло поздравил его. Патоличев смутился:

— Справлюсь ли, Андрей Александрович?

— Справишься! Не боги горшки обжигают... Правда, опыта работы в ЦК партии у тебя маловато... Сколько лет ты был инструктором ЦК?

— Всего один год, зато более семи лет я работал секретарём обкомов партии.

— Ну вот, разве это не опыт?! — воскликнул Жданов. — Кроме того, мы тут в ЦК живём одной семьёй. Если придётся туго, я готов тебе помочь.

До мая Патоличев трудился в полную силу. Работа с людьми всегда привлекала его. Однажды в отдел зашёл... Сталин. Все, кто был в комнате, словно по команде встали. Вождь остановился у стола, за которым стоял Патоличев. Лицо у Николая Семёновича раскраснелось.

— Ну, как вам работается у нас? — улыбаясь, спросил его вождь.

— Хорошо, товарищ Сталин, — тоже улыбнулся Патоличев. — Вот только тихо здесь, не то что в цехах, где всё громыхает, не слышно даже голосов людей. Если честно, я скучаю по цехам...

— Надо привыкать, Николай Семёнович, — веско сказал вождь.

А через несколько дней, кажется, это было 4 мая 1946 года вечером, Патоличеву позвонил Поскрёбышев. Он был краток:

— Срочно в Кремль на квартиру товарища Сталина.

На квартиру вождя в Кремле Патоличев шёл впервые, поэтому волновался. «И вот кремлёвская квартира Сталина, — вспоминал он. — В прихожей мы задержались. Поскрёбышев похлопал меня по плечу — не робей, мол, — и оставил одного. Оглядываюсь. Справа вешалка, и на ней одна-единственная шинель — Сталина. Невольно пришли строчки из книги Анри Барбюса: «В крохотной передней бросается в глаза длинная солдатская шинель, над ней висит фуражка». Но одно дело прочесть, и совсем другое — увидеть. И вот я в этой прихожей. Что же дальше? Сказать, что я очень волновался, значит почти ничего не сказать.

Открываю дверь. В комнате у стола стоит Сталин, а за столом два секретаря ЦК — Андрей Александрович Жданов и Алексей Александрович Кузнецов. Поздоровавшись, Сталин предложил сесть. А сам, как всегда, продолжал стоять и ходить. По выражению лиц Жданова и Кузнецова вижу, что обстановка спокойная. Постепенно улеглось и моё волнение...»

Сталин заговорил о том, как перестроить работу аппарата ЦК, какие новые организационные формы должны быть введены в структуру ЦК. Он задавал Патоличеву много вопросов о работе партийных организаций.

— Теперь у нас новые задачи, — говорил Сталин. — 1946 год — первый послевоенный. Утверждена новая пятилетка. Начинается новый этап советского строительства. А это все опытные и авторитетные секретари. Они хорошо будут представлять Центральный Комитет... — Остановившись напротив Патоличева, Сталин вдруг спросил его: — Сколько вам лет?

— Тридцать семь.

— С какого года в партии?

— С 1928-го.

— А что, если мы утвердим вас секретарём ЦК?

— Товарищ Сталин, сами решайте, как вы считаете нужным, — ответил Николай Семёнович.

После этого Сталин подошёл к телефону, позвонил Поскрёбышеву и сказал, что второй пункт проекта решения ЦК — утвердить секретарём ЦК товарища Патоличева.

Каким был первый пункт, Патоличев не знал. Это стало известно позднее. Он гласил, что Г. М. Маленков освобождается от обязанностей секретаря ЦК. На другой день решение ЦК было принято.