— Теперь и у меня на душе потеплело, — обронил Сандалов.

Пока Попов набрасывал вопросы, которые надо было довести до сведения полковников и генералов, начальник штаба Сандалов со своими людьми оповестил всех, кому надлежало принять участие в совещании. Позже, довольный, он вошёл к Попову и, потирая руки, как это делал часто, когда у него было хорошее настроение, доложил:

— Товарищ командующий, люди в штабе фронта собраны, совещание можно начинать.

— Я сейчас приду, лишь положу документы в сейф...

Когда Попов вошёл в штаб, Сандалов подал команду:

— Товарищи офицеры! — И все как один стоя приветствовали своего командующего.

— Прошу садиться, товарищи, — сказал Попов, а сам остался стоять. — Сегодня утром по ВЧ мне позвонил Верховный главнокомандующий и объявил, что просьбу Военного совета фронта он удовлетворил. В помощь нам выделена 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко.

По рядам прошёл одобрительный шумок.

— Танки нам дали, зато возложили на наш фронт дополнительные задачи, — вновь заговорил генерал Попов. — На днях мы получим директиву Ставки на этот счёт и доведём её требования до каждого из вас. Лично я все указания и советы товарища Сталина воспринял сердцем и надеюсь, что и вы с чувством высокой ответственности будете их выполнять. А сейчас в связи с новыми задачами, поставленными перед нашим фронтом, нам следует обсудить, готовы ли войска к проведению операции «Кутузов». Я всем предоставлю слово, но прошу высказываться не вообще, а по делу...

В эту минуту в штаб вошёл член Военного совета Мехлис. На его лице Попов увидел улыбку.

— Разрешите, товарищ командующий?

— Входи, Лев Захарович. По выражению твоего лица я понял, что тебе удалось переговорить с командующим 3-й гвардейской танковой армией генералом Рыбалко? Да ты садись рядом и рассказывай.

— Удалось, Маркиан Михайлович. — Мехлис сел к столу. — Павел Семёнович в это время был у главного танкиста Красной армии генерала Федоренко. Яков Николаевич сразу передал ему трубку телефона, и я с ним переговорил. После совещания я изложу вам детали, а сейчас скажу коротко. Генерал Рыбалко получил приказ Верховного перебросить свою армию в распоряжение командующего Брянским фронтом. Директива уже подписана Верховным и отправлена в наш адрес спецпочтой. От генералов Федоренко и Рыбалко вам, Маркиан Михайлович, горячий привет и пожелание бить врага мужественно и отважно!

— Спасибо, Лев Захарович! Хорошие вести ты принёс нам. После совещания на Военном совете фронта мы поговорим об этом подробно. — Попов посмотрел на сидевших в помещении штаба фронта. — Кто хочет взять слово?

— Разрешите мне? — С места поднялся командарм 63-й генерал Колпакчи.

— Прошу к трибуне, Владимир Яковлевич...

Генерал Попов стоял на ступеньках штабного домика, крытого черепицей, и курил немецкую сигарету. Табак в ней был лёгким, слегка сладковатым, и в горле ничуть не горчило. Вчера, когда он проводил совещание, его угостил трофейными сигаретами генерал Колпакчи. Маркиан Михайлович отказывался, но командарм был настойчив.

— У меня этих сигарет до черта, — говорил он. — Разведчики ходили в тыл врага за «языком», попутно прихватили в немецком блиндаже упаковку сигарет.

— А «языка» взяли? — просил командующий.

— Взяли, но когда завязалась перестрелка, немец был ранен, его притащили в наш окоп, а он уже отдал богу душу, — не без горечи констатировал командарм. — Пришлось разведчикам снова идти в тыл врага. Командир группы заверил меня, что к утру они вернутся с ценным «языком», но уже наступило утро, а их всё нет.

— Командир группы надёжный парень? — спросил Попов. — Ты ему веришь?

— Как себе, — коротко ответил командарм. — Неделю тому назад я вручил ему медаль «За боевые заслуги».

Попов раз-другой потянул сигарету и чертыхнулся.

— Дрянь в ней табак, и как ты его куришь? — На его усталом лице появилась недовольная ухмылка. — Такие сигареты курить только женщинам, а нам, мужикам, нашу махорку надо, она намного крепче.

— У меня её нет, товарищ командующий, не то бы угостил, — виновато пояснил Колпакчи.

Генералу Попову командарм нравился. «Командир он деловой, закалённый в боях, от своих подчинённых требует отдавать всего себя тому делу, которое тебе поручено», — подумал он сейчас. Сигарету Попов загасил и выбросил. Ему захотелось покурить махорки, которая пробирает до слёз.

К нему подошёл дежурный по штабу и доложил, что за ночь «никаких происшествий на фронте не случилось».

— Член Военного совета генерал Мехлис из 3-й армии генерала Горбатова ещё не вернулся? — спросил Попов.

— Он всё ещё там, — подтвердил дежурный. — В десять часов утра он будет вручать партийные билеты молодым бойцам, отличившимся в недавних боях.

— У вас есть махорка, майор? — спросил генерал. — Дайте мне закурить.

Дежурный мигом вынул из кармана кисет с махоркой и отдал командующему.

— Это нашенский табачок, — улыбнулся он. — Глотнёшь дым — так пробирает до самой печёнки!

Попов вмиг скрутил себе цигарку, а кисет тут же вернул. Достал зажигалку и прикурил. Глядя на майора, спросил:

— Спецпочта уже была?

— Никак нет, — пожал покатыми плечами майор. — Вы что-то ждёте из Москвы?

— Директиву из Ставки...

Летнее утро было уже в полном разгаре. Солнце выкатилось из-за горизонта и раскалённым красным шаром зависло над землёй. Во дворе штаба фронта цвели фруктовые деревья, пахло абрикосами и мятными травами.

Вернувшись в кабинет, генерал Попов выпил чаю, съел пару бутербродов с ветчиной и принялся за свои дела. Мысли его вновь вернулись к вчерашнему совещанию. Он был доволен тем, что люди высказались на нём самокритично, отмечали недостатки в своих соединениях, называли пути их устранения. Попову особенно понравилось выступление командарма 63-й генерала Колпакчи. Он никогда не обходил острые углы, говорил о том, чем болела его смятенная душа. Так он поступил и в этот раз.

«Даже бросил камешек в мой огород», — усмехнулся Попов. «Укол» командарма задел чувствительную струну в характере генерала, но он и виду не подал.

— У нас в соединениях ещё нет железной дисциплины, — говорил Колпакчи. — Не все бойцы сердцем понимают, что фашисты — наши лютые враги и нет им никакой пощады, сражаться с ними нужно мужественно, не зная страха. Я так понимаю, товарищи: кто жаждет подвига, тот должен хорошо владеть свои оружием, — подчеркнул командарм. — Быть на острие атаки...

— Всему этому, Владимир Яковлевич, бойцов надо учить, — бросил реплику командующий. — Или ждёте, что вам дадут готовых героев и останется лишь отдавать им приказы — пусть их выполняют?

Генерал Колпакчи смутился. Раньше упрёков в свой адрес из уст генерала Попова он не получал. И вдруг ему говорят: «Бойцов надо учить». Пожалуй, на эту явную несправедливость можно и обидеться, но генерал Колпакчи без тени обиды заявил:

— Надо учить людей — вы правы, товарищ командующий. Но мои бойцы и командиры не знают отдыха, хуже того, — запальчиво продолжал он, — потери в людях и боевой технике не восполняются. Кто это должен решать? — спросил генерал, и сам же ответил: — Вы, товарищ командующий, и штаб фронта!

— Вы полагаете, что эти вопросы я не ставлю перед Генеральным штабом? — едва не обиделся генерал Попов.

— Плохо ставите, если они не решаются, — возразил командарм. — Будь я на вашем месте, Маркиан Михайлович, написал бы рапорт Верховному главнокомандующему. Не думаю, что товарищ Сталин не принял бы по вашему рапорту надлежащих мер. Ведь с танками он нам помог!..

Раздумья командующего прервал приход дежурного по штабу.

— Что у тебя, майор? — сорвалось с губ Попова. — И почему входишь без стука?

— Виноват, — покраснел дежурный. Он протянул Попову пакет. — Поступила директива из Ставки...

— Наконец-то... — легко вздохнул Попов.

Он читал директиву неторопливо, стараясь осмыслить те задачи, которые Ставка предписывала выполнить при проведении наступательной операции. Адресовалась директива представителю Ставки маршалу артиллерии Воронову и командующему Брянским фронтом генерал-полковнику Попову: