Да, до полного разгрома гитлеровской Германии было ещё далеко, но вермахт уже ощутил это. За год после начала контрнаступления под Сталинградом войска Красной армии полностью уничтожили и пленили 56 гитлеровских дивизий, а 162 дивизии понесли тяжёлые потери. Гитлер был вынужден в 1943 году перебросить с запада 75 дивизий, немало боевой техники и оружия. Теперь же Ставка и Генеральный штаб тщательно готовили наши Вооружённые силы к Курской битве, которая во многом определила дальнейший ход и судьбу Второй мировой войны.
С чего всё началось и как развивались события?
Весной 1943 года Гитлер предпринял попытку взять реванш за поражение под Сталинградом на Северном Кавказе, Верхнем Дону и под Ленинградом. Главарь нацистов горел желанием «дать красным большевикам настоящий бой». Изо всех сил фюрер пытался убедить немецкий народ, что война ещё не проиграна, что всё ещё можно изменить.
— Мы отдали русским то, что завоевали в 1942 году, — говорил Гитлер. — Но всё это мы вернём. Немецкий дух живёт на полях сражений, и этот дух не умрёт, пока мы живы!..
И в феврале—марте Гитлер показал нам зубы. После личной беседы в своей ставке он убедил своего любимца и опытного немецкого военачальника генерал-фельдмаршала Манштейна «дать русским решительный бой». По его приказу Манштейн возглавил контрнаступление группы армий «Юг» в районе Донбасса и Харькова. Он был уверен в успехе и твёрдо заявил Гитлеру, что если бы сомневался в этом, то не взвалил бы на свои плечи эту миссию.
— Мой фюрер, надо хорошо знать характер русского бойца, чтобы навязать ему свою волю, — улыбаясь, произнёс генерал-фельдмаршал. — Кажется, вы не упрекнёте меня в обратном?
У Гитлера сверкнули глаза.
— Паулюс, ваш коллега, тоже уверял меня, что знает, как бить русских, — недовольно произнёс он. — А сам сдался им в плен. Эрих, у Паулюса даже не хватило мужества пустить себе пулю. Он предал не только меня, но и всех нас. Такой подлости от фельдмаршала я никак не ожидал.
— Я пытался деблокировать его армию, мой фюрер, но мне это, к сожалению, не удалось, — сказал Манштейн. — Русские сумели выстоять. А всё потому, что у меня было мало танков. Я давно понял, что, если хочешь побить русских, надо бросить на них танки, иначе потерпишь поражение.
— Эрих, сейчас у тебя немало танков, и я надеюсь, что русских ты разобьёшь. — Гитлер добродушно похлопал его по плечу.
Вернулся на фронт Манштейн в хорошем расположении духа. Он ещё раз уточнил свой план с начальником штаба: всё ли учтено, нет ли каких-либо слабых звеньев. А замысел у Манштейна был таков: ударами танкового корпуса СС из района Краснограда, а 48-го и 40-го танковых корпусов от Красноармейского по сходящимся направлениям на Павлоград и Барвенково уничтожить на подступах к Днепропетровску войска правого крыла нашего Юго-Западного фронта, отбросить их на Северский Донец, чтобы восстановить прерванные коммуникации группы армий «Юг», которые вели к переправам через Днепровскую излучину.
Сталин внимательно выслушал маршала Василевского, доложившего о возможном замысле генерал-фельдмаршала Манштейна. Верховный долго и молча смотрел на оперативную карту и, кажется, согласился с начальником Генерального штаба, потому что озабоченно сказал:
— Хитёр, однако, этот гитлеровский выкормыш.
— Но это ещё не всё, товарищ Сталин, — продолжал свой доклад Василевский.
Свои рассуждения маршал подкреплял показом на оперативной карте намеченных противником рубежей. В кабинете Верховного находился и заместитель начальника Генштаба генерал Антонов. Но он пока молчал, хотя ему было что сказать.
— А что ещё? — сдвинул брови Сталин.
Василевский подчеркнул, что после нанесения удара Манштейн наверняка перегруппирует свои силы и направит их в район юго-западнее Харькова, а потом ударит по войскам Воронежского фронта, снова захватит Харьков и Белгород, восстановит оборону своих войск и продолжит наступление в сторону Курска. Манштейн осуществит свой замысел, так как встречный удар нанесёт на Курск 2-я танковая армия группы «Центр»...
— Откуда? — прервал Василевского генерал Антонов.
— А вот отсюда, из района южнее Орла. — И маршал показал это место на карте.
Сталин поднял на него глаза.
— Ваши предположения кажутся мне реальными, и всё же поручите этот вопрос начальнику разведки, пусть постараются точно узнать намерения Манштейна, — озабоченно произнёс Верховный. — Надо бы захватить и «языка». Вы поедете на фронт к Ватутину, вот и переговорите с ним.
— Не потерять бы нам время, товарищ Сталин, — возразил маршал.
— Да, но так ли будет действовать Манштейн, нужно точно знать. Вчера я разговаривал по ВЧ с командующим Юго-Западным фронтом Ватутиным, и он ничего такого мне не высказывал.
— Я вас понял, Иосиф Виссарионович.
Поговорив ещё по вопросу создания резервов, Василевский с Антоновым убыли в Генеральный штаб.
Прошли ещё сутки. Утром Сталин сидел за столом и пил чай, то и дело косясь на оперативную карту. Курск... Этот город на карте маячил у него перед глазами.
— Разрешите войти?
— Входите, товарищ Штеменко, — улыбнулся Верховный. — Что скажете? Я вас не вызывал...
Генерал Штеменко шагнул было к висевшей на стене карте, но на полпути застыл. С его полного лица вмиг исчезла растерянность, и он пояснил, что прибыл выполнить свою работу, как это делает каждое утро: отметить на оперативной карте все изменения, происшедшие на фронтах за последние сутки.
— Верно, а я что-то запамятовал, что вам как заместителю начальника оперативного управления Генштаба поручено это дело. Кстати, — добродушно продолжал Верховный, — не пора ли мне заменить карту? Она вся испещрена записями, как бы чего не спутать.
— Если разрешите, я сегодня вечером сделаю это, — сказал генерал.
— Сделайте, товарищ Штеменко. — Сталин подошёл к столу, набил трубку табаком и закурил, выпуская кольца дыма. — Вы уже подготовили проект сводки Совинформбюро на завтра?
Штеменко ответил утвердительно и добавил, что уже доложил об этом начальнику Главного политического управления, секретарю ЦК партии Щербакову.
— У Александра Сергеевича по сводке замечаний нет, — пояснил генерал. — Он попросил в будущем давать в сводках Совинформбюро больше имён бойцов и командиров, которые отличились в боях.
— Щербаков прав, страна должна знать своих героев, — веско промолвил Верховный и неожиданно спросил, не звонил ли Штеменко с Воронежского фронта начальник Генштаба маршал Василевский. — Как там у них дела? — добавил он.
Штеменко ответил отрицательно.
— А вот я ему звонил, — подчеркнул он. — Уезжая на фронт, начальник Генштаба поручил мне проверить, как идёт создание резервов. Порой войска задерживаются во время перегона воинских эшелонов. То нет пустых вагонов, то не подготовлены паровозы. Словом, случаются досадные срывы.
— Ну и как идёт создание резервов? — спросил Верховный.
— Со скрипом, но идёт, — улыбнулся Штеменко, стоя у карты. — А если серьёзно, товарищ Сталин, то работа Генштабом в этом направлении ведётся огромная. Если на 1 марта мы имели в резерве всего четыре армии, то за месяц число резервных армий увеличилось до десяти. — Он достал из своей папки листок и прочёл их номера: 24, 46, 53, 57, 66, 6-я гвардейская, 2-я и 3-я резервные общевойсковые армии, а также две танковые — 1-я и 5-я гвардейские.
— В резерве недостаточно танковых соединений, а ведь предстоят тяжёлые бои, и без достаточного их количества эти бои нам не выиграть. Как только Василевский вернётся с фронта, пусть проработает этот вопрос.
— Понял, товарищ Сталин, — отрапортовал генерал. — Хотя могу добавить, что с Урала к нам идут три эшелона с танками, в основном Т-34.
— Ну что ж, это хорошая прибавка. — Помолчав с минуту, Сталин продолжал: — Разведка доносит, что немцы в районе Орла, Белгорода и Харькова укрепляют свои тыловые ударные группировки, наращивают их мощь. Сюда же они перебрасывают и свою авиацию.
— У нас в Генштабе есть эти сведения, — сказал Штеменко, на что Верховный ответил:
