Розовое сало с чесноком, нарезанное тонкими прозрачными ломтиками было в диковинку большинству из присутствующих. Не докатились еще римские изыски до задунайской глухомани. Не меньший интерес вызывала и квашеная капуста. А уж хлеб из просеянной муки тончайшего помола никто из владык даже во сне не видал. Тут и там стояли плошки с соленой икрой – щучьей, осетровой и белужьей. Дичина и рыба, которыми был уставлен стол, были привычны. Только ее количество удивляло. Ломился стол от разнообразной снеди, показывая гостям, что аварский набег не слишком сильно сказался на благосостоянии хозяев. Каждому поднесли по серебряному кубку, и владыки вцепились в них, поглядывая на соседей ревнивым взглядом. А вдруг подарят? А вдруг у соседа кубок богаче? Тогда обида смертная!

В кубки полились меды и настойки, и пошли первые тосты. За гостеприимного хозяина, за домовитую хозяйку, за отважное княжье войско. Понемногу гул нарастал, развязывались языки, а князь мигнул жене, которая выставила на стол запечатанный кувшин с узким горлом.

- Отведайте, гости дорогие, моей настойки, - предложил князь. – На травах и ягодах. Но смотрите только, уж очень она крепкая. В голову бьет не хуже молота. И кубки, из которых пьете, примите в дар!

Владыки одобрительно зашумели, а в глотки полилось незнакомое пойло. Кто-то закашлялся, кто-то смог проглотить его и теперь сидел пунцовый, наливаясь свекольным цветом. А кто-то и вовсе выплюнул, опасаясь яда. Князь опрокинул кубок, крякнул довольно и захрустел квашеной капустой. Гости бросали на него удивленные взгляды, но никто ничего не сказал. Первая мысль, что пришла им в головы, была самой очевидной: отравил, гад ползучий. Но князь сидел довольный, румяный и даже слегка ослабил пояс.

- Капусткой закусите, почтенные! – участливо сказал он. – Капустка уж очень хороша! Жена сама делала.

Гости захрустели капустой, задумчиво прислушиваясь к приятному теплу, что понемногу растекалось по телу. Нет, не яд. Точно не яд. От яда не шумит в голове, и не льется невесомой волной такая легкая и приятная истома. С одного кубка так в голову ударило, словно полведра меда выпил.

- Не поняли мы ничего, - сказал владыка племени седличей. – Но понравилось. Повторить бы, князь.

- А и повторим, - хлопнул в ладоши князь, и служанка принесла ему новый кувшин. – Эта будет с тертым хреном. Сам делал! Пьем одним глотком и не забываем закусывать, почтенные! К этой настойке рекомендую соленые грузди с лучком.

Они повторили, а потом еще раз повторили. Версия об отравлении была с негодованием отвергнута, и кое-кто за столом уже затянул песню, позабыв о цели сегодняшнего визита.

- А скажи, князь Самослав, - снова выступил владыка седличей. – А правду ли говорят, что ты с обрами замирился?

- Правду, - кивнул Само, а шум за столом внезапно затих, словно кто-то отрезал его ножом. Все превратились в слух. – Они больше мои земли грабить не будут.

- А наши? – жадно вытянули шеи владыки. – А наши земли как?

- А это, почтенные, уже ваше дело, - развел руками Само. – Вы сами по себе, а мы сами по себе. К чему мне за вас кровь проливать? Так что, если они в поход за рабами пойдут, я их через свои земли пропущу. Мне неприятности ни к чему. Вон, за мораван вступился, так авары мне чуть город не сожгли.

- Так вступился же, - пытливо посмотрел на него владыка. – А за нас почему вступиться не хочешь?

- Так они мне клятву верности принесли, - пояснил Само. – А ты, владыка Горяй, готов мне клятву принести?

Повисло молчание. Хмель, что легкой вязкой пеленой накрыл головы почтенных вождей, понемногу рассеивался. Все знали, зачем они сюда приехали. И князь тоже это знал. И владыки тоже знали, что он об этом знает. Простые, как топор, лесовики, хотели получить побольше, а дать поменьше. Именно это и было написано на их лицах, слегка порозовевших от непривычной крепости выпитого. Владыки задумчиво шевелили бородами, в которых неопрятными прядями висела изысканная заграничная снедь – квашеная капуста. Оставаться один на один с озверевшими от страшного поражения аварами они просто боялись. А если продуманный новгородский князь их через свои земли пропустит, то конец малым племенам. Разорят набегами.

- Мы с вами, почтенные, не купцы, - пресек Само наивную попытку поторговаться. - У меня условия для всех едины. Все, кто сейчас в этой горнице сидит, станут жупанами в своих землях. Те из владык, кто сюда приехать не захотел, станут простыми родовичами. Если волнения пойдут, я войско пришлю. Крикунов угомоним, не в первой. Дань давать будете наравне с хорутанами и дулебами. Войско содержать нужно, оно каждый день есть просит. Если война придет – даете воинов. Когда мир – соль, топоры, серпы и прочую железную снасть получаете двое дешевле, чем на торге. Уложение княжества для исполнения обязательно. Если у вас свои обычаи есть, и они уложению противоречат — тем хуже для обычаев. Жупан собирает дань, и десятая часть от нее в его личные закрома идет.

- Десятая часть, - зашелестело по горнице. – От всей дани! А владыка Первак не поехал. Вот дурень-то! Как теперь его веси делить будем?

Самослав, который в жадность людскую верил больше, чем в Перуна, Сварога и святого Мартина вместе взятых, улыбался в густые усы. Все шло ровно так, как и должно было идти. Люди Звана обрабатывали словенских вождей несколько месяцев. Случайные вроде бы гости, что останавливались на ночевку, угостив местное начальство медком, влезали в души простым селянам. Кого-то пугали аварским набегом, кого-то манили легкой сытной жизнью, а кому-то намекали на возросшее благосостояние дулебских владык. Тех, кто остался в живых, естественно. И понемногу робкие сигналы лесной аристократии, переданные через купцов, попали к князю, который милостиво разрешил посетить его, назначив точный срок. Для многих из присутствующих точность была понятием абстрактным, как и само время. Ни к чему это было в лесу. Любой дурак знает, когда зима, а когда лето, когда сеять, а когда жать. Но времена менялись, и наиболее дальновидные из владык справились с этой нелегкой задачей. Они шкурой почуяли, что те, кто проявит норов, закончат примерно так же, как и непокорные вожди дулебов. То есть, на капище в виде жертвы богам. А когда выскочка-князь разбил пятитысячное аварское войско, последние сомнения пропали сами собой. Надо ехать и договариваться, пока еще зовут.

- Так что, почтенные? – поинтересовался князь, когда легкая задумчивость на лицах гостей сменилась спокойной уверенностью. – Каков будет ответ?

- Я согласен, - твердо сказал владыка седличей.

- И я!

- И я! – раздалось по горнице.

- Я не согласен, - обронил один из владык чехов. – Я в твои подручники не пойду. Давай так: мы живем, как жили, а ежели опасность какая, то каждый на выручку придет. И податей мы платить никаких не станем. Мы люди вольные.

- Ну, не станете, так не станете. Тебе путь чист, владыка, - равнодушно пожал плечами Само, а когда тот ушел, хлопнув дверью, добавил. – Сами справитесь? Или мне войско прислать?

- Не надо войска, - поежились владыки чехов, которых осталось всего двое. – Разорят ведь все. Сами разберемся! И с теми, кто не приехал, разберемся тоже. Мы ж понимаем все, чай не дети. Наслышаны, как оно в дулебских землях-то было.

- Ну, раз понимаете, пойдем на капище, клятву давать. Подумайте, прежде, чем это сделать. По нашим законам тот, кто клятву, данную перед лицом богов, нарушит, в святотатстве виновен.

- А что за это положено? – спросил кто-то из владык.

- Костер! – резко ответил князь.

- У-ух! – владыки даже вспотели. – Круты у вас порядки! Не забалуешь! Ну что ж, на капище, так на капище. А та настойка еще есть? А то что-то весь хмель прошел. Такое дело надо бы обмыть.

- Есть! – уверил князь. – И даже с собой дам. Пусть родовичи завидуют.

1 Исавры - горцы из Малой Азии, иберийцы – грузины, абасги – абхазы.

Два месяца спустя. Месяц листопад.