Я не знаю, насколько разрешено посвящать экономку в дела семьи, но даже не успеваю об этом подумать, слова вырываются сами собой:

– Крис – моя сестра.

– Что? – Марина отрывается от вафельницы. – Кристина Олеговна?

– Угу. В детстве у мамы была двойня, там как-то…

Я не могу сказать, что Маринин бывший начальник украл из роддома ребенка.

– Перепутали, в общем.

– Вот дела. И только сейчас выяснилось? – Марина забывает о вафлях и сочувственно на меня смотрит. – Вот же как бывает. Бедные дети, и Кристиночка даже родителей не видела… И что теперь делать будете?

– Не знаю. Как-то жить, наверное. Знакомиться. Что тут еще сделаешь.

– И правильно, надо жить. Давайте, Анна Артемовна, вы в университет сегодня не ходите, поднимайтесь к себе, я вам принесу завтрак. Глаза красные, спали плохо и мало, отдохните, подумайте обо всем в тишине. Завтра воскресенье, за два дня придете в себя.

У меня нет сил из вежливости пытаться не напрягать Марину, я даже завтрак-то не особо хочу. А вот лечь и закрыть газа – это с удовольствием. Я поднимаюсь в комнату, переодеваюсь в теплую пижаму и смотрю на себя в зеркало. Ищу схожие с Крис черты, пытаюсь представить нас рядом. Ничего не выходит: мы слишком разные.

Марина возвращается с подносом, на котором кофе, вафли и две креманки – с шоколадом и мороженым. Она задергивает шторы и нажимает какую-то кнопку, о существовании которой я и не подозревала: комната озаряется слабым мягким светом, как от гирлянды. Уютно.

Это проявление заботы рождает внутри теплоту. Не надо никуда бежать, ничего делать, можно валяться в постели, лопать вафли и спать. Я вдруг очень четко осознаю, что работать сутки через сутки больше не придется. И вот это все, что есть вокруг, это навсегда. Может, не в этом доме, но без непроглядной нищеты уж точно. Раньше как-то все воспринималось по-другому. А сейчас я понимаю, что с семьей Крестовских связана навечно, и не только наследством их отца.

После завтрака сонно и сытно. Я сворачиваюсь клубочком под одеялом и мгновенно засыпаю. Лишь после обеда, ближе к четырем, меня будит вибрация телефона. Сквозь сон я вижу на экране номер Крис и беру трубку.

На том конце провода тишина. Нехорошая какая-то, шуршание и тишина.

– Алло? – говорю. – Крис? Ау-у-у…

Наверное, случайно набрала, не заблокировала и бросила в сумку или опять засунула в задний карман джинс.

Сбрасываю, Крис не перезванивает, значит, ничего и не хотела. Но сон уже не идет, я умываюсь и переодеваюсь в уличную одежду. Надо вытащить Германа, съездить хотя бы в клуб и немного встряхнуться.

Внутри сидит мерзкий назойливый червячок беспокойства. Сначала я отмахиваюсь от него, но потом все же заставляю себя подумать. Что меня так беспокоит?

Звонок, понимаю я. В нем нет ничего странного, я сама десятки раз случайно кому-то звонила и замечала это потом. Крис уехала с Игорем, что может случиться? Я убеждаю себя, что это паранойя, что за ночь в обнимку с Тобиком мы не успели стать неразлучными близняшками, даже после известия о родстве.

Но все равно сердце не на месте. Плюю на то, что покажусь полной дурой, и иду к Герману.

– Слушай… – закусываю губу. – Мне Крис звонила. В трубке тишина. И сейчас не отвечает. Глупо, наверное, но я как-то волнуюсь. У нее вчера тяжелый день был, и Самодуров на нас злится…

Сначала Герман пытается сам дозвониться до Кристины, потом безуспешно набирает Игоря и Серегу. Но Серега наверняка в аэропорту, а Игорь или работает, или не слышит. Тогда охранник садится за ноутбук.

– Если что, ты меня заставила это делать, – бурчит он.

– Хорошо. А что я заставила тебя делать?

– Все ваши телефоны отслеживаются. На всякий случай. Мы не следим за вами постоянно, но при необходимости можем включить.

Я обиженно соплю. Мог бы и сказать, что я под колпаком Игоря. Я не то чтобы против, просто для порядка возмущена.

Когда на карте появляется точка, мы с Германом и подошедшим поинтересоваться Львом склоняемся к экрану.

– Это где? – спрашиваю я.

– Далековато. Что она там делает?

– Промзона какая-то, – недоумевает Лев. – А с кем она поехала?

– С утра со старшим, а дальше понятия не имею, наверное, вызвала кого-то из наших.

– Слуш, Гер, проверь, а? Обзвони народ, кто где катается, кто увез ее. Вспомни тринадцатый год.

Мне интересно, что было в тринадцатом, но я слишком сильно волнуюсь, чтобы задавать ненужные вопросы. Хотелось бы, чтобы Кристина просто… не знаю, поехала куда-то, ее водитель заблудился. Но точка на карте не двигалась, и с каждой секундой надежда на это исчезает.

Некоторое время Герман обзванивает водителей. Из обрывков разговоров мне становится ясно, что Крис никто не забирал, охрана понятия не имеет, где Крестовская. Беспокойство все растет и растет, подкатывает тошнота. Но, может, Крис все еще с Игорем? Если они уехали вместе, водитель им не нужен, Игорь в последнее время предпочитает ездить сам. И, возможно, я нагнетаю. Где-то в самом центре города, в шикарном кабинете дорогого психолога, Крис рассказывает о своих бедах, а Игорь ждет ее в приемной.

И тут мы.

Только вот телефон, определяющийся в промзоне, пугает до дрожи в коленях.

– Ладно, возьму Ромку и Виталю, съездим и посмотрим, – говорит Герман.

Я вскакиваю с дивана. Сидеть и ждать не смогу.

– Анна Артемовна, вы остаетесь, – строго говорит охранник.

– Но…

– Я за вас головой отвечаю. Мало ли что.

– Герман! – Я готова повиснуть у него на руке. – Пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-а-а!

– Нет!

– Ну пожалуйста! А если что-то случилось?

– Вот поэтому и нет!

– Но если что-то случилось с самой Крис? Я в том смысле, что вдруг она расстроена? Я умею ее уговаривать! Я ей уже два раза помогала, она вчера узнала, что я ее сестра, она может глупостей наделать, я с ней поговорю! Представь, сколько времени вы потеряете, если она где-нибудь в этой промзоне на мосту стоит?!

Я намеренно его пугаю, в то, что Крис замкнет настолько, я не верю. Но в глазах Германа мелькает сомнение.

– Пожалуйста! Если уедешь без меня, поеду на метро! Сам думай, где мне безопаснее: с тобой в машине или шарохаться по промзоне. Карту я запомнила, адрес тоже.

Наконец он сдается:

– Хорошо. Из машины не выходить. Сидеть тихо. Без моего разрешения даже не дышать. Все понятно?

Я киваю и надуваю щеки в знак того, что понимаю его указания в буквальном смысле. Герман строго смотрит, как на ребенка.

Но цель достигнута. Я еду.

Две машины присоединяются к нам на середине пути, и сердце заходится в истерике. Герман серьезен, и раз взял двух парней, вряд ли верит в то, что Крис просто потеряла телефон. Я нервничаю все сильнее и сильнее, у меня просто ледяные руки.

Нет! Нельзя, чтобы с ней что-то случилось. Я только узнала, что у меня есть сестра, она моя кровь, дочь моих родителей. Я не могу снова лишиться ниточки, что связывает с ними.

А если что-то с Игорем… мне кажется, тогда я просто перестану дышать. За что ему это? За что жизнь так бьет человека, который виноват лишь в том, что родился не в той семье?

Герман поглядывает на экран смартфона, где зеленая линия ведет нас к трекеру. Район мне не знаком, жилых домов здесь нет, только редкие промышленные постройки и лес. Трасса ведет дальше, за город, к свалке и каким-то заводам. Я никогда здесь не была. Что может делать в таком месте Кристина?

Вариантов миллион: месть Алекса, Гены, какие-то враги Игоря, о которых я не знаю. Закусив губу, рассматриваю окрестности и вдруг вижу то, от чего в легких заканчивается воздух.

– Герман… – не узнаю свой голос.

Охранник смотрит, на что я показываю, и, выругавшись, резко тормозит. Ремень впивается мне в грудь.

Замерев, чувствуя, как к сердцу подбирается хорошо знакомая ледяная рука адской, невыносимой паники, я смотрю, как догорает машина Игоря Крестовского.