Будет тебе румянец, только чур потом не драться.
Усмехнувшись, Игорь открывает вкладки интернет-магазинов. Завтра с утра отправит кого-нибудь забрать заказы, и к моменту, когда Анна вернется от Селехова, ее будет ждать занимательный сюрприз.
Хоть развлечется, а то совсем тоска какая-то вокруг.
А еще завтра будут готовы результаты ДНК-теста. Правда, надежды на то, что он хоть что-то прояснит, мало. Не сестра она ему, не сестра, и все. Нет ничего от отца, никакого сходства. Часами Игорь рассматривал ее досье, листал все найденные фотографии. В детских фото Калининой ему чудилось что-то знакомое, но лишь отдаленно, смутно. Никаких конкретных черт он так и не рассмотрел. Да и все дети в раннем детстве друг на друга похожи. А теперь ничего от его родителей в Калининой не было. Значит, копать нужно в другом направлении. Но в каком?
Он берет телефон и набирает пост:
– Герман, там Аня по лесу бродит, забери ее в дом, заблудится же. Только не напугай, позвони сначала.
Чуть подумав, добавляет:
– И куртку ей захвати.
Ему ведь не нужно, чтобы она простыла перед самым отпуском. На отпуск у Игоря большие планы.
* * *
Я всегда считала себя спокойным человеком. Даже слишком, это иногда мешало.
Если в очереди передо мной вклинивался без спроса человек – я молча его пропускала, предпочитая не ввязываться в конфликт. Если в транспорте мне хамили, я отходила в другой конец вагона. Только в вопросах, касавшихся папы, я пыталась проявлять твердость, потому что в мире, где каждая история болезни – личная трагедия, ничего не добиться слезами и отступлением. В остальном я часто ругала себя за то, что не могу решиться противостоять тому, что мешает наслаждаться жизнью.
Так в какой момент я стала заводиться с полоборота, стоило Крестовскому сказать или сделать что-то в своей манере?
С утра я умудряюсь проспать, но в доме уже почти никого нет, и, забив на завтрак, я несусь к адвокату. Успеваю – тютелька в тютельку, пусть и голодная, толком не уложившая волосы. Заполняю кучу документов и анкет, получаю новенький загранпаспорт и по дороге домой внимательно его рассматриваю.
Красивый. Билет в новую жизнь. А вернее – к новым впечатлениям. И даже присутствие Крестовских не испортит мне первое знакомство с морем.
Об этом я думаю всю дорогу до дома, ну а еще о еде. Мечтаю, что после завтрака осталась хоть пара блинчиков, которые делала с утра Марина. Их запах преследовал меня, пока я в спешке собиралась на встречу.
А сейчас я стою возле двери своей комнаты и рассматриваю кровать, заваленную коробками, пакетиками и свертками.
Меня одолевают очень противоречивые чувства. С одной стороны, до ужаса любопытно, что в коробках и свертках. С другой – жутковато, потому как от Крестовского я не жду ничего хорошего. А еще я растеряна, потому что это никак не вписывается в рамки принудительного воспитания лишней наследницы.
Приодеть, впустить в дом, приставить охрану – да, без этого вряд ли себя мыслит человек их круга. Но покупки в такой форме подразумеваются как подарки. А подарки влекут за собой обязательства.
В то же время я понимаю, что пытаться все это вернуть бесполезно. Так или иначе, если Игорь хочет, чтобы я это все забрала и использовала, – в противостоянии с ним не выстоять.
Я закрываю дверь, чтобы никто не помешал и сажусь на краешек кровати. Увиденное поражает еще сильнее, когда я понимаю, что у каждого свертка, пакетика и коробочки есть небольшой бумажный ярлычок, на котором убористым почерком что-то написано. Я узнаю почерк Игоря – видела, когда он подписывал контракт.
Черт, внутри даже что-то отзывается, ведь он наверняка потратил не меньше часа, чтобы все подписать. Может, я ошибаюсь и Крестовские не такое уж зло во плоти? Беру ближайший пакет и читаю ярлык:
«К строгим платьям темных оттенков из тяжелых и плотных тканей».
Вот это да, не сам ведь Игорь этим занимался, наверняка кто-то помогал. Стася? Уж точно не Крис.
В пакете бархатистая коробочка, а в ней – жутко красивые серьги. Этикетка сообщает, что это серебро и искусственные сапфиры. Серьги длинные, массивные, с легким налетом готичности. Они действительно будут шикарно смотреться с каким-нибудь строгим черным платьем.
Я чувствую подвох, но пока не могу его найти.
В следующей коробочке оказывается тонкий браслет-обруч с крошечным кристаллом посередине. «Под рубашки», – сообщает подпись.
Против воли я начинаю улыбаться. Лицемерно будет сказать, что такие украшения не вызывают у меня радость. Редкая девушка не придет в восторг, если ей подарят такую кучу недешевых аксессуаров. И ведь это не бижутерный сплав, а серебро и золото.
Жемчужная нитка из речного жемчуга, несколько золотых колечек «для повседневной носки», куча – реально целая куча в одном из пакетов – сережек-гвоздиков «под повседневный стиль, футболки и кеды». Четыре разные цепочки и подвески к ним. Серебро, золото, фианиты. Когда в одной крошечной коробочке я нахожу бриллиантовый комплект, то хмурюсь и даю себе обещание хотя бы часть дорогих украшений вернуть.
А еще, если бы я вдруг кому-то рассказала об этом эпизоде в своей жизни, никто бы не поверил. Потому что, когда героиням книг и фильмов дарят украшения, это происходит иначе. В торжественной обстановке им преподносят одну-единственную коробочку с дорогими серьгами и умоляют взять такой шикарный подарок. А не вываливают кучу всего на постель. И нет, я не жалуюсь, но все это так в духе Крестовского. Деньги для него – ерунда, если статус требует золота, вот тебе золото, небрежно брошенное на шелковистое покрывало. Не подарок, не предмет роскоши, а просто необходимость. Как канцелярия к учебному году.
Странное ощущение. Я все еще в том мире, где подаренное на восемнадцатилетие кольцо становится самым дорогим приобретением последних лет. И самой мучительной потерей.
Я рыдала несколько часов, когда пришлось сдать его в ломбард. Тогда папа уже был совсем плох, денег почти не осталось, работать я просто не успевала. Кольцо было подарком, которым я дорожила, но в то же время я понимала, что если сдохну с голоду, то отцу точно не помогу.
Трясу головой, отгоняя жуткие воспоминания. Все в прошлом, теперь не надо отрывать от сердца кусочки, чтобы выбрать между памятью и жизнью. Теперь украшениями будет забит целый ящик комода. И нечего вспоминать старое дешевое колечко.
Я не могу удержаться и примеряю кое-что из подаренных украшений. Одни из сережек – светло-голубые, с топазами – надеваю сразу. Придется поблагодарить Игоря за подарок, и пусть он наверняка рассмеется мне в лицо или снова бросит какую-то издевочку, я на самом деле ему благодарна. Он привнес в этот день светлых красок, а еще потратил время, чтобы подписать все покупки. Наверное, эти ярлычки радуют меня куда больше, чем сапфиры и серебряные колечки.
Я не осиливаю и половины украшений, как снова чувствую голод. Нужно прерваться. Но прежде чем спуститься вниз и организовать запоздалый завтрак, я решаю посмотреть еще один пакетик – матовый, черный, с красивыми фиолетовыми лентами в качестве ручек.
Внутри квадратная коробка, сантиметров двенадцать в размере. Никаких надписей, только небольшой бумажный ярлычок.
«Здоровый румянец», – гласит надпись.
Почему-то я нервничаю. Чувствую подвох, знаю, что сейчас сказка кончится и меня вышвырнет в жестокую реальность, а потому долго не решаюсь открыть коробочку. Но все-таки открываю и… не слишком понимаю, что в ней.
Хотя, конечно, догадываюсь и ярость внутри поднимается ядовитой змеей, отравляя меня. Я нарочно долго коплю ее. Внимательно рассматриваю неведомую игрушку категории «18+», провожу пальцем по черной бархатистой поверхности, извлекаю из шкатулки крошечную глянцевую книжечку с заголовком «вакуумный стимулятор», а потом крышу сносит окончательно. Я хватаю подарочек Игоря и с криком «Крестовский!», которому позавидует разъяренный медведь, несусь вниз.
В несколько прыжков преодолеваю лестницу, влетаю в гостиную, готовая немедленно на месте испепелить Игоря, а если его нет дома – то ворваться в офис и как следует его покусать!
