В саду и расположились гости – как понял Аркадий, в большинстве своем приезжие константинопольские купцы. Впрочем, встречались и местные, средь которых молодой человек, к большому своему удивлению, углядел бравую атаманшу – Асмунду Черный Вихрь! На этот раз глава местной шайки оделась как следует, по-женски изысканно и красиво: длинная светлая туника, подпоясанная затканным золотом поясом, и ярко-голубая, опять же с золотом, мантия. Ну и прическа – завитые локоны, диадема, цветное перо. Простенько, но со вкусом.

Каким ветром занесло разбойницу на этот прием? Хотя что в этом такого уж удивительного? Наверняка мадам Асмунда и господин Аурелиус Ланг вели немало общих дел, денежные интересы их, несомненно, пересеклись и, судя по всему, к выгоде для обоих.

Ах, какими глазами смотрел на Асмунду брат Сульпиций! Даже про свирель иногда забывал. А еще монах! Вот ведь бывает же. Любовь зла, однако…

Для артистов вечеринка шла очень даже неплохо. Девчонки плясали, потом пели песни, потом снова плясали – по просьбе гостей.

Уже затуманились звезды, потускнела луна, а на востоке заалел светлеющий край неба. Приближалось утро. По приказу хозяина уставших артистов усадили за дальний стол, накрытый для прислуги. Принесли жареное мясо, рыбу, вино и фрукты.

Господин Ланг, самолично отсчитав Аркадию еще пять золотых, улыбнулся на прощанье:

– Вы поработали на славу. Теперь угощайтесь! Ешьте, пейте. Утром мои слуги проводят вас до ворот.

– Славно! – усаживаясь за стол, накрытый под раскидистой ивою, всплеснул руками Берт. – Вот ведь славно, правда!

– Возблагодарим же за все богов! Могучего Донара, златокудрого Бальдра, красавицу Фрейю! – поддержала Гри-Гри своего юного воздыхателя и, хохотнув, потянулась к мясу.

О, эта раскрепощенная девушка ничуть не напоминала сейчас ту самую вечно забитую и вечно виноватую замарашку Гримунду, какую знал когда-то юный слуга Адальберт. Нынче Гримунда стала другой – уверенной, порывистой и красивой, как юная богиня весны.

– Ну, за удачу в нашем деле!

Подняв высокий бокал из синего стекла, Эльвира по очереди чокнулась со всеми. Со слугами (бывшими слугами, а ныне – коллегами-музыкантами), с возлюбленным, с…

– А где брат Сульпиций? – Устало мотнув головой, девушка вдруг улыбнулась. – Ах да! Что я спрашиваю-то? Не он ли удалился с некой дамой во-он в ту беседку? Не иначе как для богоспасительных бесед, кто бы сомневался!

– О, как вы обворожительны!

Наверное, что-то подобное произнес один из захмелевших гостей – краснолицый толстяк с курчавыми черными бородкой и волосами, с глазками, как две маслины, черными и блестящими. Эти глазки-маслины тотчас же уставились на Ильдико, а сам толстяк шлепнулся на скамью рядом с девушкой, что-то сказал, облапил…

Встречается такая порода мужиков, пузатых или лысых, да и сексуально, прямо скажем, без всяких особых достоинств, однако же упрямо считающих себя дамскими угодниками. Ухаживать не умеют совсем: схватят даму за грудь – на том все ухаживания и заканчиваются, чаще всего ударом по щекам. Вот этот вот курчавый, похоже, был именно из таких ловеласов, изрядно траченных молью.

Нет, Эльвира его не ударила, просто оттолкнула да, поднявшись на ноги, направилась к своим.

Что и сказать, деньжат нынче заработали, поели-попили, пора и честь знать. Так и сделали. Хозяина, господина Аурелиуса Ланга, уже не отыскали, передали большое спасибо через мажордома, ушлого и юркого человечка, что деятельно распоряжался слугами, убиравшими за уходящими гостями. В свою очередь поблагодарив «господ актеров», мажордом проводил их до самых ворот, где обнаружился и брат Сульпиций. Один, без разбойной матроны.

– Давно вас жду, братие, – с легкой улыбкой пояснил монах.

Когда вся компания вышла на улицу, лицо святейшего брата сразу же стало озабоченно-хмурым.

Подойдя к Эльвире, он взял девушку за руку, что-то сказал. Переводчица лишь рассмеялась.

Аркадий вопросительно глянул на подружку:

– И что он…

– Да ничего такого, – отмахнулась красотка. – Сказал, что того, с курчавой бородкой, видели в компании нехороших парней из банды Фредегайла.

– Так-так… – Молодой человек задумчиво пригладил бородку. – Так ты его отшила…

– О! Если б ты только слышал, что за гадости он мне предлагал!

– Надеюсь, мы его никогда больше не встретим, – выразил надежду монах.

Увы, встретиться с курчавым все же пришлось. Правда, не всем артистам, а лишь одному Иванову. Именно к «господину Аркадиусу» и подошел курчавый буквально на следующий день, ближе к вечеру, когда актеры, как всегда, направлялись на рынок – выступать.

Улучив момент, толстяк схватил Аркадия за руку и заговорил – волнуясь, очень-очень быстро, глотая слова и то и дело кивая на готовившуюся к выступлению Эльвиру. Была ли это «кухонная латынь» или еще какой-то говор, молодой человек не знал: он не понимал ни слова.

Хорошо, вновь выручила Эля. Обернулась, прислушалась. Подошла.

– Предлагает купить меня за сто солидов. Из них половина – мне, – хмыкнув, перевела Ильдико. – Что ж, деньги приличные. Не вижу причины не согласиться.

Аркадий удивленно моргнул:

– Что-что?

– Да шучу! Сказать ему, чтоб катился?

– Ни в коем случае! – Покусав губу, молодой человек важно поднял вверх указательный палец. – Скажи сему уважаемому господину, что к его заманчивому предложению мы обязательно еще вернемся… недели через две.

– Ага!

– Надеюсь, за это время мы отсюда уберемся. Эх, хотелось бы верить.

Выслушав ответ, курчавый явно заугрюмился. Впрочем, никакой агрессии не выказал, лишь кивнул да развел руками. Через пару недель так через пару недель. Хоть так. Поклонился вежливо, облизал вожделенную деву глазами да побрел себе прочь – к воротам.

– Думаешь, успокоится?

Готовясь к выступлению, Ильдико сбросила плащ в траву и погладила упругий животик.

– На какое-то время, думаю, да, – повел плечом Иванов. – Мы же его не совсем отшили. На время! А надежда, знаешь, великое дело… Эх, надо было задаток взять!

Переводчица засмеялась:

– Надо было! Что ж не взяли-то? Забыли, ага. Так оно и бывает – хорошая мысля приходит опосля. Ого! Смотри, сколько народу собралось. Пожалуй, даже больше, чем обычно в последнее время.

В последнее время вообще-то много что изменилось. Так, может, не очень-то и заметно, но изменилось, и Аркадий это хорошо видел. Во-первых, в парочке Адальберт – Гримунда бывшая замарашка Гри-Гри стала играть первую и очень даже определяющую роль. Берт смотрел своей пассии в рот, во всем ее слушался и подчинялся ей. Сбегай туда, сюда, принеси, подай, и все такое прочее.

Это притом что среди свободных германцев такое поведение мужчины, пусть даже пока и подростка, отнюдь не было общепринятым. Чтоб мужчина подчинялся женщине? Да никогда. Тем более на людях. Нет, конечно, женщины пользовались у германцев большой свободой, но не настолько большой, чтоб вот так вот командовать. В роду или даже в соседской общине такое вряд ли б позволили. Разве что вот в паре, в семье, которая вот-вот должна была сложиться.

И, похоже, глава семьи – Гри-Гри – вовсе не планировала уходить из Аквинкума. Совсем-совсем нет! Даже как-то призналась в этом Ильдико. Остаться. Завести дом, детей. Лавку. Торговать – зеленью, орехами, целебными травами и всем таким прочим. Танцы и песни бросить: слишком уж опасно. Одно дело – заниматься всем этим в компании благородных господ, и совсем другое – на свой страх и риск. Тем более простолюдинам, без всяких покровителей.

Следовало признать, Гримунда в своих рассуждениях была очень даже права: красивую девочку-танцовщицу быстро бы прибрали к рукам, превратили бы в рабыню и заставили работать даром. То же самое, кстати, сильные мира сего могли проделать и сейчас, причем со всеми «господами актерами». Та же Асмунда! Что удерживало? Благородное происхождение Аркадиуса и Ильдико? Хм… Скорее, изрядная доля их отчислений.