Кроме дани разбойникам часть гонораров шла на общее дело, и какая-то часть – прямо скажем, не очень большая – распределялась между всеми артистами поровну. Похоже, Гри-Гри этого было явно недостаточно: девчонка частенько уходила в лес и на луга, собирала орехи, грибы, ароматные и лечебные травы, после чего продавала прямо с утра все там же, на пристани. И никто ее не трогал: слишком уж микроскопическим был бизнес…
Ни Иванов, ни Эльвира ничего против этого не имели. Пусть уж ребята соберут кое-что на свою будущую жизнь, не тащить же их с собой в будущее! Пусть. С монахом тоже было все ясно – тот собирался реставрировать заброшенную церковь… а также поглядывал на разбойную вдовицу, что совсем не вязалось с обликом высокоморального святого брата.
Это все – во-первых. Главное, наверное, все же было во-вторых. Еще третьего дня Иванов заметил слежку! Соглядатай – неприметный парень лет двадцати – попадался на глаза раза три за день. На рынке, на площади и, самое главное, у дома. Раздолбай, что и говорить. Это тоже ведь надо уметь – «ноги ставить»: уличная слежка – она особого искусства требует и усилий, очень даже непростых.
Узкие германские штаны, короткая туника, выцветший, крашенный черникой плащ. Подобных ребят тут шаталось много. Артельщики, мелкие торговцы, слуги. Кто приставил этого черта? Вдовушка? Чтоб добычу не утаивали? Или это посланец Фредегайла Кровавой Щеки? Конкурирующая фирма приглядывает? Ну да, либо то, либо другое. Больше, пожалуй, некому. А вообще, черт с ним, с соглядатаем. Пущай приглядывает. Пусть думает, что самый хитрый. До поры до времени, да.
Темная дождевая туча наползла, затмевая звезды, откусила изрядную половину луны. Все кругом затаилось, притихло. Небо сделалось угольно-черным, потянуло сыростью, ясно стало – вот-вот ударит дождь, а то и гром грянет! Пора было собираться домой, давно уж.
– А где Ильдико? – глянув на Гри-Гри, поинтересовался Аркадий. Спросил по-германски, простые-то слова и фразы он уже знал, хоть и не запоминал специально.
– Госпожа Ильдико? Там, там… – Девчонка махнула рукой на камышовые заросли у самой реки. – Вымоется, переоденется, да.
Иванов покачал головой. Долго что-то переодевается. Что там и переодевать-то? Тунику да плащ накинуть. Ну, сполоснуться… Не двадцать же минут! И уж точно не полчаса. Но ведь примерно столько времени уже и прошло, как показалось Аркадию. Или все же меньше? Да нет, если и меньше, так ненамного.
– Э-эй! Эльвира, эй! – приложив ладони к губам, покричал молодой человек. – Ты где там застряла-то?
В ответ – гнетущая тишина. Даже птицы притихли, и на плесе не плескала рыба.
– Э-эй! Эля-а-а! Да что ж такое-то? Пойду поищу…
Встревоженный Иванов успел сделать лишь пару шагов, как вдруг черное ночное небо озарилось яркой вспышкой! Тут же ударил гром, раскатился, загромыхал по всей реке до самых дальних утесов. Снова сверкнуло…
В сполохе молний Аркадий вдруг заметил барку! Приземистое торговое судно с широкой кормой и снятой мачтой шло вниз по течению реки. Мерно работали весла. Вот снова вспышка… Резная корма мелькнула уже на излучине. Быстро идет, черт! И… что-то в этом было неправильное! Ну явно же. Зачем торговому судну пускаться в путь в грозу, в непогоду? Не легче ли переждать? Или имелась какая-то причина, достаточно важная, чтобы кормчий гнал судно в этакую непогодь, в любой момент рискуя налететь на отмель или врезаться в утесы?
– Циула! – подойдя, показала рукой Гримунда и что-то встревоженно затараторила.
– Стой, – тут же оборвал Иванов. – Повтори то же самое, но спокойно. Поняла? Спокойно, тихо.
Девчонка, похоже, поняла, закивала и, чуть успокоившись, продолжила уже куда более понятней:
– Циула. Она была здесь, у камышей. Мы выкупались. Быстро. Они рядом. Я пошла. Госпожа одевалась. Сказала – иди, догоню. Циула – весла.
Аркадий закусил губу:
– Ясно.
Снова полыхнула молния.
– Вот что, Гри-Гри. Веди. Покажи место.
– Да, господин. Там…
За камышами, на отмели что-то темнело. Прямо на песке. Иванов подошел, наклонился… Узнал знакомый плащ – плащ Эльвиры… Тут же рядом, на песке – смазанные следы, явно не звериные. Чуть дальше, на отмели – широкая полоса. След циулы?
А что? Торговцы увидали девчонок – красивых, стройных… Одних… А может, давно следили. Почему б не украсть? Случаев подобных полно. Красивых молодых рабынь можно продать с выгодой. Вот и украли!
– Торговцы людьми. – Встав рядом, брат Сульпиций посмотрел во тьму, озаряемую вспышками молний. – Они не будут плыть ночью. Понимаешь меня, Аркадиус?
– Да, да! Продолжай.
– Если украли, уйдут за излучину, переждут ночь. Утром, на заре поплывут.
– Все так, согласен… – Аркадий потер руки и вдруг улыбнулся. Нехорошо так, недобро. Улыбнулся и бросил сквозь зубы: – Ну, тогда их еще можно догнать. Нам нужно судно!
Судно – хотя бы рыбачью лодку – не проблема раздобыть даже сейчас. Договориться, нанять… Украсть, в конце-то концов!
Монах скривился:
– Нет, красть мы не будем. Попросим. Я знаю у кого. Идите за мной.
Снова вспыхнуло, громыхнуло и, наконец, небо прорвалось ливнем! Крупные капли дождя падали, словно пули. Все тут же промокли, впрочем, холодно не было. Всей компанией господа артисты подались за святейшим братом. Тот шагал впереди, уверенно и быстро, лишь изредка крестясь на вспышки молний.
Миновали ворота – даже не свернув! – и пошли дальше вдоль пристани, мимо стоявших у причала судов и рыбачьих лодок. Многие лодки хозяева вытащили на берег, и те лежали в песке черными пологими барханами, блестящими от дождя. Наверное, брат Сульпиций знал кого-то из рыбаков, он ведь не раз бывал в Аквинкуме и раньше. Миссионер, чего уж… Иванов не спрашивал, видел: монах знал, что делал. Раз уж сказал, что договорится насчет лодки, то…
Дождь между тем прекратился – так же внезапно, как и начался. Сразу стало как-то душновато, под ногами захлюпало. В небе вновь показались луна и редкие мерцающие звезды. Резко посветлело. Впереди, за утлыми рыбацкими челнами, за ивами, вдруг возникла высокая корма с резным изображением… Медузы Горгоны! Аркадий невольно вздрогнул: ну да, она и есть. Коварная женщина со змеиными волосами.
– Это «Черная Медуза», – обернулся святейший брат. – Ждите здесь.
Подняв полы рясы, он вошел в воду и что-то негромко сказал. Скорее, просто позвал кого-то. На судне почти сразу откликнулись, заговорили. Грубые мужские голоса сменил надменный женский… С борта спустили сходни.
Обернувшись, монах приглашающе махнул рукой. Что ж, раз уж зовут, не следует отказываться. Тем более за тем и пришли. Только вот судно какое-то уж больно крутое. Удастся ли сговорить шкипера? Хотя брат Сульпиций вообще-то не бросал слов на ветер.
– Рада приветствовать господ актеров!
На палубе перед сходнями возникла женская фигура в длинном черном плаще. Аркадий сразу узнал госпожу Асмунду Черный Вихрь. И почему-то ничуть не удивился. А чему удивляться-то? Подружка монаха…
– Салве, почтеннейшая матрона.
– И вам привет, господа циркачи!
Циркачи… Ну надо же…
Сговорились быстро. Собственно, говорил один святейший брат. Иванов лишь кивал да поддакивал в меру своего понимания, ну а юные слуги предпочитали молчать и вообще держались скромненько и лишний раз на глаза не лезли.
Как бы то ни было, а не прошло и десяти минут, как «Черная Медуза», отдав швартовы, пустилась вниз по реке. Шли на веслах, на ночь мачту опускали, да и вообще парусами пользовались не часто, лишь на широких местах да в озерах. Плыли! Оранжевая лунная дорожка рябила в воде, словно чешуя бьющейся на плесе рыбы. Впереди на фоне звездного неба чернел поросший лесом утес.
Шкипер «Черной Медузы» хорошо знал и свое дело, и все здешние места. Перед утесом затабанили весла, и циула резко сбросила ход. Со стуком ударилась в корму разъездная лодка, привязанная позади на канате. Обойдя утес, судно медленно пошло по течению. Широкая палуба, трюм, высокая корма, камбуз на носу – не такой уж и маленький кораблик! Шириной метра четыре и длиной около пятнадцати метров. Высота борта – примерно метр. Такой корабль при нужде мог выйти и в море. Правда, на спокойной волне.