Смотрящий-в-ночь снова выжидающе посмотрел на свою собеседницу, оценивая её реакцию.

— Это и награда, и наказание, повелитель, — она намеренно произнесла фразу на толонский манер, чтобы обойтись без частицы «мой».

— Конечно, — невозмутимо ответил правитель. — Некоторые из Ваших друзей, несомненно, возненавидят Вас за это. Как и некоторые фанатики Безликого. Вы ведь из рода правителей Толона по матери, верно? Поэтому другие с радостью станут под Ваши знамёна. В конце концов, от Вас будет зависеть, будет ли это в большей степени наградой или наказанием. Но я хочу, чтобы вы знали: самой возможностью этого выбора Вы обязаны моему соратнику Тукууру. Плохая примета, знаете ли — открывать новую эпоху правления, не дав верному слуге выплатить долг.

Илана молчала, погрузившись в тяжёлые раздумья. Смотрящий-в-ночь не торопил её. Пока не торопил. Он давал ей возможность воплотить в жизнь свои идеи, но многие сказали бы, что такая возможность, полученная из руки тирана, не стоит ничего.

— Я — врач, — наконец, сказала она. — Одна из тех, кто пытается лечить даже в грязной темнице закованными в цепи руками. Но если Вы хотите, чтобы от лечения был толк, комната должна быть чистой, а руки лекаря — свободными.

Правитель поморщился.

— Красивые слова, но как я могу дать Вам то, чего не имею сам? Да, Ваши руки будут связаны. Верный человек, которого я обязан вознаградить должностью толонского законоучителя, будет бороться с Вами за власть. Как и сякюсэнский тысяченачальник, которого я поставлю над армиями побережья. Как и Ваши пока неизвестные враги. Но мои руки так же связаны войной и грядущим голодом. Думаете, Толон грязная камера? Вся эта страна — грязная камера, которую не уберёт никто кроме нас самих!

— По крайней мере, остановите проклятые стройки и… — она чуть замешкалась, но преодолела себя — верните лесным людям острова. Вам это всё равно ничего не будет стоить!

Смотрящий-в-ночь устало вздохнул.

— Знал, что Вы это скажете. Это воспримут как проявление слабости, без сомнения. Но Вы правы. Острова больше не принадлежат мне, а стройки уже дали всё, что могли дать. Так и быть. Я издам эти указы. Более того, я прикажу освободить рабов-островитян по всей стране, если они присягнут мне в верности и будут сражаться вместе с моими армиями против Ордена.

— И распустите компанию «Медовая лоза».

— Ещё одно слово, и я переведу лично Вас в сословие торговцев! — фыркнул правитель.

Илана горько усмехнулась.

— Всего-то?

— Скажу Вам честно, — вновь доверительным тоном произнёс Прозорливый. — После того, что здесь произошло, мне будет очень нелегко найти помощников, у которых в моём присутствии не дрожат колени и не заплетается язык. Поэтому я не грожу Вам казнью, а терпеливо спрашиваю ещё раз: вы примете мой оберег?

Отказаться сейчас означало выбрать смерть. Но, хотя Илану глубоко поразило отчаяние Холома и его казнь, она не верила, что с падением Ордена для народа Удела Духов не осталось будущего. И если не принять волю Прозорливого сейчас, не будет даже возможности это проверить.

— Бремя Дракона — порядок, милость Его — справедливый суд, — произнесла она ритуальную фразу, принимая нефритовую пластину из рук Смотрящего-в-ночь.

«Я слежу за тобой», — мысленно повторила она слова мохнатого каторжника. — «И, если ты лжёшь, моё время настанет».

Ледяная Цитадель, самая древняя твердыня Ордена Стражей, пала за три дня. Стоя на гребне закопчённой стены, сложенной из обсидиановых блоков, Айсин Тукуур угрюмо глядел, как во внутренний двор верхом на каменном льве въезжает генерал Тагар. Гладкое белое тело волшебного зверя, покрытое затейливыми голубыми узорами, напоминало хрупкую фарфоровую статуэтку, но шаман знал, что оно крепче стали. С тех пор, как на древнем Святилище засиял звёздный огонь, древние боевые звери вновь стали послушны людям, и всё больше их выходило из лесов, чтобы присоединиться к победоносной армии Лазурного Дракона.

Возвращение Смотрящего-в-ночь в горную столицу не было похоже на триумфальное шествие, но, благодаря предусмотрительности сякюсэнского тысяченачальника и командиров крепостей на перевалах, не стало оно и ожесточённой схваткой. Вести о баянгольском разгроме достигли Ледяной Цитадели слишком поздно, чтобы Стражи успели перехватить кортеж Прозорливого, да и Изумрудное Плато мало походило на заросшее джунглями побережье. Изрезанные оврагами и ущельями альпийские луга давали простор и укрытие, а верные правителю горцы-проводники знали, как обмануть соглядатаев Ордена. И пусть привыкшим к роскоши и покою наместникам прибрежных городов тяжело давались ночёвки в войлочных юртах, им всем придавало сил ожидание чуда. Впервые за девять воплощений Смотрящий-в-ночь намеревался войти в древнее Святилище, чтобы говорить с Драконом лицом к лицу.

В тот день Тукуур так и не решился вступить под своды рукотворной скалы. Стоя на стене внутреннего города в том самом месте, где когда-то Дарсен Тагар любовался закатом, шаман смотрел в подзорную трубу, как раскрываются узорчатые двери перед Иланой. Расчёт знатока церемоний оказался верен. Святилище узнало древнюю кровь жрецов Толона, а голос светоча заставил его двери открыться. С замиранием сердца Айсин Тукуур глядел, как тоненькой струйкой вползает в ворота свита Прозорливого. Он мог лишь воображать великолепие сияющих коридоров. Рисовать в уме, как растворяется в янтарной колонне шар-светоч, и из его сапфировой сердцевины появляется росток. Как этот росток пронзает тело колонны, встречается с оплавленной громадой Упавшей Звезды, и слепящий свет нерва Безликого меркнет. Глубокая синева заполняет колонну, и в ней, как в небе после заката, одна за другой зажигаются незнакомые звёзды.

Потом, слушая рассказы других, шаман мог удивляться точности своих мыслей, но воображаемое не становилось реальным. Он не видел картины. Но в тот момент, когда рухнули оковы Дракона, Тукуур и его соратники услышали Голос. Голос, дарящий надежду, зовущий к новым открытиям и новым битвам. Одним своим звуком вознаграждающий верных и карающий нечестивых. И когда от Голоса осталось лишь эхо, три сотни Совиных Масок, две сотни Снежных Барсов и сотня Сокольничих, не сговариваясь и не ожидая приказа выступили на штурм Ледяной Цитадели. Их вёл на священную битву сам Последний Судья, и Тукуур, Его верный пристав, шёл во главе колонны. Он не чувствовал ни страха, ни жалости — только цель. Голос Дракона согревал сердца его воинов, а души врагов наполнял леденящим ужасом.

Теперь в сердце Айсин Тукуура осталась только звенящая пустота и смертельная усталость. Вместо того, чтобы спешить навстречу командующему, он тупо разглядывал тонкий порез на правом плече. Пустячная рана, из которой едва сочилась кровь. Но короткий меч, которым её нанесли, сиял янтарным светом Безликого, и он лишил жизни обоих питомцев-связных так же бесповоротно, как сам Тукуур меньше месяца назад убил Улан Холома.

"Знайте, что вы разрушили будущее своих детей, и детей их детей".

Тукуур тряхнул головой и медленно побрёл вниз по ступеням, осторожно касаясь правой ладонью гладкой стены. Дарсен Тагар уже спешился, его лев пронзал шаман взглядом льдисто-голубых глаз.

— Прорицатель, — приветствовал шамана генерал.

— Нохор Тагар, — слабым голосом отозвался преемник Улагай Дамдина.

Обновлённое Светило вставало из-за спины командующего. Тукуур зажмурился, подставив утренним лучам измождённое лицо.

— Всё самоуправствуете, прорицатель, — доброжелательно усмехнулся Дарсен Тагар. — Как Вы там говорили? Не успокоитесь, пока не повергнете в пыль врагов справедливости? Могли бы ради приличия дождаться приказа!

— Простите, командующий, — устало ответил шаман. — Я слышал Голос, как и все эти воины. Если бы я промедлил, они ушли бы без меня.

Генерал рассмеялся.

— Вы меня удивили, прорицатель! Ожидал от Вас чего угодно кроме извинений! Ведь, как говорится, победителей не судят! Такой короткий срок, такие малые потери… Как Вам удалось?