Из похожих на пчелиные соты отверстий в потолке смертоносным дождём посыпались треугольные лезвия. Они изменяли направление полёта, закручиваясь вокруг зала подобно призрачному телу огромной змеи. Илана в ужасе замерла, глядя как сверкающий поток без разбора пожирает тела бойцов. Казалось, это кольцо вот-вот сомкнётся, не оставив в подземном храме никого живого, но затем Тукуур с усилием взмахнул руками и вытянул их в сторону пролома, проделанного подрывниками Иланы. И поток лезвий скользнул в отверстие, сливаясь с такими же потоками, пришедшими из дальних коридоров, устремляясь прочь за стены города. Только десяток летающих лезвий всё ещё кружился вокруг Тукуура, который стоял с закрытыми глазами, вцепившись в потемневшие ветви трона. В серебристом свете смертоносных снарядов было видно, как катятся по застывшему лицу шамана крупные капли пота.

— Гнев Дракона пал на головы нечестивых! — провозгласил пришедший в себя генерал. — Покайтесь, выжившие! Может быть, вы будете прощены!

Шёпот множества голосов пронёсся по залу. Кто-то молился, кто-то плакал, кто-то рвал на себе одежду или волосы. Многие солдаты Ордена бросили мечи, но были и такие, кто попытался заколоться или сбежать. Мохнатые бойцы растерянно сгрудились вокруг Высокого Пятого. Двое младших командиров держали за руки человека в белом, в котором Илана узнала Холома.

— Вы совершили чудовищную ошибку, — громко и отчётливо сказал пленник.

— Это Вы совершили ошибку, — возразил генерал, — которая будет стоить Вам жизни.

Холом посмотрел на него с гневом и болью.

— Да, это я повесил Тукууру на грудь проклятую чешуйку Дракона. Я создал чудовище. Но вы, ставшие на его сторону, разрушили будущее своих детей, и детей их детей.

Илана бросила взгляд на впавшего в транс Тукуура. Она не знала, какого духа шаман только что выпустил из Нижнего Мира, но пророчество Холома казалось очень правдоподобным. По крайней мере, её восстание подошло к концу. Вряд ли кто-то в лагере уцелел.

— Это ведь ваши люди сожгли Могойтин? — прозвучал вопрос генерала.

Дочь плавильщика с запозданием поняла, что воин обращается к ней. Значит, не удастся сделать вид, что они пришли на помощь победителю. Илана глубоко вдохнула, прикидывая, как долго они продержатся против уцелевших гвардейцев и лезвий Тукуура. Как быстро шаман сможет вернуть сюда свой стальной вихрь? Она начала медленно пятиться к остальным островитянам, обречённо подняв меч в верхнюю защитную позицию. Но когда продолжение боя казалось неизбежным, раздался надтреснутый голос Тукуура.

— Не разбрасывайтесь союзниками, нохор Тагар, — произнёс шаман, открыв глаза.

— Надеюсь, с лагерем мятежников покончено, билгор Тукуур? — ворчливо спросил генерал, скрывая страх за недовольством.

Шаман устало вытер лицо рукавом. Все видели, как дрожат его руки, но сверкающие клинки продолжали неумолимый хоровод вокруг знатока церемоний, свидетельствуя о его новой силе.

— Лагерь, — хрипло сказал Тукуур. — Башня Стражей. Пристани. Всё очищено. Скоро мы вступим в бой с толонской флотилией.

— Толонской флотилией? — ахнул кто-то.

— На ней армия Срединной Цитадели Ордена, — мрачно пояснил генерал, и добавил: — Не думал, что Ваша сила простирается так далеко, билгор Тукуур.

— Я теперь пристав Последнего Суда, — с явным усилием ответил шаман. — И не успокоюсь, пока враги правосудия не обратятся в пыль.

— Что на счёт этих врагов? — Дарсен Тагар махнул рукой в сторону Иланы и мохнатых.

— Они Вам нужны. Мохнатые — чтобы сражаться с хамелеонами за острова. Илана — чтобы открыть Святилище.

— Посланница сказала, что Вы справитесь сами, — нахмурился генерал. — Она солгала?

— Я зашёл слишком далеко, — покачал головой шаман. — Дом Безликого увидит во мне врага и не откроет двери.

— Что же, хорошо, — буркнул генерал. — Я боялся, что Вы станете просить и за того, чей отец поднял руку на Прозорливого.

— Я хотел бы, — выдохнул Тукуур. — Но слишком велик риск, что он совершит в столице то же, что я совершил здесь. Выпустит слуг Безликого, охраняющих Святилище.

— Хорошо, что твои родители не видят, чем ты стал, друг Тукуур, — горько сказал Холом.

— Молчать! — рявкнул Тагар. — Ты одел тогу правителей Толона и повторишь их судьбу!

— Медленная смерть? — криво усмехнулся юный Страж. — Вот, значит, как…

— Этому не бывать! — изменившимся голосом каркнул знаток церемоний.

Хоровод лезвий ускорился, слившись в единое кольцо, а потом что-то сверкнуло в воздухе, и Холом медленно осел на пол.

— Прозорливый этого не одобрит, билгор Тукуур! — угрожающе произнёс генерал.

— Я — пристав Последнего Суда, — ледяным тоном повторил шаман. — Я веду следствие и оглашаю приговор. Если Прозорливый недоволен, пусть призовёт на мою голову суд Дракона. Но пока я прокладываю для него путь в Священную столицу, и не советую мне мешать!

Тукуур сел на трон и закрыл глаза. Летающие лезвия продолжали бешено вращаться, окутывая его сверкающим облаком.

***

Прозорливый принял Илану вечером в просторной библиотеке, которую уступил ему баянгольский законоучитель. Кроме них в комнате никого не было, как будто Прозорливый безоговорочно доверял недавней бунтовщице, или, гораздо вероятнее, мог в любой момент призвать себе на помощь духов-защитников с их летающими клинками. Хотя этой встречей Илана была обязана Тукууру, её не покидало ощущение, что правитель видел в ней возможность создания ещё одного полюса власти, уравновешивающего влияние жрецов и военных.

— Ваши толонские друзья — кабинетные теоретики, хотя некоторые их предложения мне нравятся, — заявил Смотрящий-в-ночь, пристально глядя девушке в глаза. — Например, восстановить сословие дарханов и перевести в него чиновников ведомства внешней гармонии. Или каждые четыре года, в день смены первоэлемента, переводить моих соратников на новое место службы, оценивая их работу повышением или снижением ранга. Или вот, тоже неплохое: ввести должность цензора общественных работ, надзирающего за условиями труда должников, переданных в услужение частным лицам. Как думаете?

— Я перевела бы в сословие дарханов и ведомство внутренней гармонии, — ответила Илана, стараясь сохранить спокойный и доверительный тон беседы, хотя и чувствовала, что гладь этого озера скрывает острые камни. — В духовных канонах есть мудрость, но в них также много такого, что не способствует исцелению больных.

— Боюсь, Ваши коллеги не согласятся с этим, — усмехнулся Смотрящий-в-ночь. — Ведь что, если не божественный авторитет, заставит пациентов безоговорочно следовать их предписаниям?

— С этим трудно поспорить. К сожалению, божественный авторитет туманит голову слабым людям, заставляя их чувствовать себя непогрешимыми, — резче, чем следовало бы, ответила девушка.

— Действительно, — безучастно произнёс правитель, но продолжение беседы подсказало, что его задели её слова: — Всё утро я взвешивал Ваши поступки, пытаясь уравновесить награду и наказание. Вы переломили ход боя и спасли жизнь моему другу Тагару. Но Ваши люди сожгли мой город, и этого нельзя забывать.

Илана молча ждала продолжения, склонив голову не ниже, чем полагалось по этикету.

— Как я уже говорил, Ваши друзья смотрят на мир через окно кабинета. Нравятся мне их идеи или нет, я не могу позволить таким людям управлять государством. Вы — другое дело. Вы показали, что способны и целить, и разрушать. Вы знаете цену неправильных решений…

«Вы, ставшие на его сторону, разрушили будущее своих детей, и детей их детей!» — прозвучали в голове девушки отчаянные слова Холома, и её сердце впервые с начала этой беседы болезненно сжалось.

— Тукуур сказал, что вы способны распечатать столичное Святилище, и я верю, что Вы это сделаете. Но я хочу, чтобы после этого Вы стали моей посланницей в Толоне. Там Вы сможете проверить на практике идеи своих друзей. Те которые докажут свою ценность, будут постепенно распространены на всю страну.