— Держись от него подальше, — флегматично посоветовал толстый шаман. — Опасный шельмец, но работает за четверых, так что приходится терпеть его выходки.

Чиновник махнул рукой боцману, и тот с силой дунул в бронзовый свисток. Повинуясь сигналу, матросы втащили на борт сходню и принялись отвязывать канаты, удерживавшие судно у пристани. Забросив канаты на палубу, они по-обезьяньи вскарабкались следом и оттолкнули баржу от пристани длинными шестами. Раздались мерные удары боевого барабана. Каторжники встряхнулись и налегли на рычаги ворота. Один из них затянул старую крестьянскую песню, и вскоре её подхватили все.

За сохи беремся мы к третьей луне,

В четвертую в поле пора выходить —

А детям теперь и каждой жене

Нам пищу на южные пашни носить… [1]

Даже мохнатый островитянин пытался подвывать в такт, порой ужасно фальшивя. Его переливчатые трели, большей частью бессмысленные, порой сплетались в слова. В такие моменты он пристально вглядывался в лицо Иланы. Наконец, воин устал гадать. "Если понимаешь, подойди к левому борту", — пропел он. Беглянка посмотрела на клонящееся к закату Светило, зевнула, поправила ящик на плече и, убедившись, что никто из охранников не забеспокоился, отошла к левому борту и уселась на палубу, облокотившись спиной о свёрнутый бухтой канат. Когда ворот сделал полный оборот и мохнатый каторжник снова оказался на виду, она поправила шляпу, коснувшись уха в жесте понимания.

"Ты из детей грома?" — разобрала она вопрос.

Илана слышала, что восставшие рабы называют себя "Детьми Громовержца" в честь своего грозного божества. Ответить утвердительно было бы легче всего, но потом придётся объясняться. Если не с этим каторжником, так с его друзьями на берегу, если удастся их найти. И разговор этот — Илана не сомневалась — не будет приятным. Поколебавшись, она сложила пальцы в фигуру отрицания.

"Кто тогда?"

На этот вопрос нелегко было найти быстрый ответ. Девушка задумчиво посмотрела на реку. В сезон дождей вода была особенно мутной, у её поверхности цвели зелёные и бурые водоросли. Гребные колёса баржи поднимали тучи брызг, взбивая светло-зелёную пену. С обеих сторон от судна оплетённые лианами деревья подступали вплотную к воде, их воздушные корни торчали вверх как наконечники копий. Илана чувствовала себя лягушкой, осторожно плывущей среди водорослей. Одно лишнее движение, и цапля выхватит тебя из воды. Убедившись, что все заняты своими делами, она сплела руки на коленях в сложном жесте "беглец".

"Я слежу за тобой", — снова ответил мохнатый.

Это уже было очень много для первого раза. Илана не была настолько наивной, чтобы думать, будто каторжники только и ждут, чтобы их освободил таинственный незнакомец. В отличие от несчастных, запертых в трюме, толкатели ворота были частью палубной команды. Да, ржавые цепи накрепко связывали их с рычагами, им не давали сходить на берег и бродить по кораблю когда вздумается. Но кок кормил их из одного котла с матросами, а капитан выдавал одежду немногим хуже той, в которой они работали на полях до того, как попали на баржу. Для нерадивых у надсмотрщиков всегда были наготове плеть и меч, но никто не бьёт без причины вола, тянущего борону.

То, что среди толкателей оказался строптивый островитянин, было огромной удачей для беглянки. По правде говоря, её первоначальный план выпустить запертых в трюме не выдерживал никакой критики. Те люди слишком истощены и забиты, чтобы справиться с пятью крепкими солдатами и шестью проворными матросами. Даже если бы Илане удалось бросить в бобовую похлёбку несколько сонных или слабительных листьев, шансы пережить этот бунт были невелики. Поэтому ей следовало либо сговориться с мохнатым, либо тихо доплыть до Белой Крепости, а оттуда двинуться вверх по Гремящей к Толону. Беспокоила только остановка на острове Гэрэл, но Илана надеялась, что никто не будет искать беглую дочь еретика в сердце владений Ордена Стражей.

Ставший в одночасье совсем чужим Бириистэн остался далеко за кормой. Баржа вошла в дельту Великой Реки — огромную топкую низину, в которой бесчисленные рукава реки петляли вокруг заросших джунглями островов, переплетаясь подобно корням векового дерева. То здесь, то там виднелись илистые отмели, на которых грелись в лучах заходящего солнца крокодилы-рыболовы, время от времени разевая свои похожие на зазубренные щипцы пасти.

Когда солнце скрылось за горизонтом, боцман сыграл отбой. Матросы бросили якорь и зажгли фонари, чтобы другие суда в темноте не напоролись на баржу. Надзиратели проводили каторжников по одному в гальюн и снова приковали к рычагам. Мохнатого отстёгивать не стали, а вместо этого заставили одного из товарищей по несчастью подать ему ночной горшок. После этого двое солдат остались дежурить, а остальные улеглись на палубе, прикрывшись грубыми циновками. Илане кое-как удалось свить из каната подобие гнезда, но твёрдые доски впивались в спину, а ненасытные комары противно зудели у самого лица. Наконец, усталость взяла своё, и беглянка провалилась в сон.

Когда сырость и холод вырвали беглянку из забытья, ей показалось, что не прошло и получаса. От поверхности реки поднимался густой туман, в котором терялись фигуры часовых. Илана заворочалась, зябко кутаясь в рыбацкий плащ. Кто-то из матросов храпел, из чащи леса ему вторили древесные жабы. Беглянка отвернулась к борту, но туман не давал заснуть. Она села, и тут же поймала настороженный взгляд мохнатого. Воин лежал в десяти шагах от неё, неуклюже сложив скованные руки. Струйки тумана обтекали его, почти скрывая из виду двух других каторжников. Мохнатый пошевелил пальцами ног, почти такими же длинными и цепкими, как на руках.

"Кто научил тебя рисунку и песни?" — спрашивали его жесты.

Не опасаясь взгляда надсмотрщиков, Илана перешла от жестов-слов к жестам-звукам.

"Друг и наставник. Его звали Высокий Пятый с острова Драконьего Когтя".

"Нет такого острова".

"Вы зовете его Уутапийоа".

"Племя каменной пальмы. Хорошие охотники, но слабые воины. Чего тебе нужно?"

"Я ищу детей грома. Говорят, они принимают людей".

"Плохой выбор для этого — лодка работорговцев".

"Может, дети грома захватят её?"

"Захватят — оставят жить только рабов. Но если освободишь нас раньше — боя не будет".

"Как мне знать, что вы меня не убьёте, если освобожу?"

"Ты правда лекарь?"

"Правда".

"Глупо убивать лекаря".

"Хорошо. У кого ключ от кандалов?"

"У толстяка. Добудь его — дальше дело за нами. Только не суетись".

"Ждите".

Туман перешёл в дождь, сначала мелкий, а потом всё более сильный. Разбуженные матросы с проклятиями принялись вычерпывать воду из зловонного трюма. Боцман, чтобы не терять времени, дал свисток к отплытию. Снова забил барабан и завертелись гребные колёса. Дождь лил до полудня, затем перестал на несколько часов и припустил снова. Помощник казначея в этот день на палубе не появлялся. Пользуясь этим, Илана укрылась от дождя под его тентом, напряжённо размышляя, как добраться до ключа. Для этого нужно было попасть в каюту, но дверь в неё была либо заперта либо хорошо охранялась. Нужно было сделать так, чтобы хозяин сам пригласил её внутрь. В учёном собеседнике пожилой шаман явно не нуждался, да и на здоровье пока не жаловался. Вот этим "пока" и стоило заняться.

Шанс представился через день. Плоскодонное судно осторожно ползло вдоль стены леса, огибая бесчисленные островки. Четыре матроса постоянно ощупывали дно шестами, опасаясь блуждающих мелей. Боцман постоянно играл на своей дудке, заставляя барабанщика менять темп. Быстрее — медленнее — снова быстрее. Несколько раз он командовал полный стоп. Каторжники перехватывали рычаги и начинали что есть силы толкать ворот в обратном направлении, уводя судно с отмели.