— Мне следует сознаться, — решительно сказал Холом. — Лучше если я пострадаю, чем вся семья окажется в долгу у такого человека!
Улан Баир покачал головой.
— Я верю, что у тебя большое будущее, сын, — спокойно произнёс он. — Не спеши им жертвовать раньше времени.
Юноша удивлённо моргнул. Отец редко хвалил кого-либо, тем более — его.
— Я беспокоюсь о тебе, — продолжил Улан Баир, — и поэтому хотел бы, чтобы в сундук к Дамдину залез кто-то другой. Но не пойми меня неправильно. Я рад, что ты раскрыл маскарад посланника и рассказал об этом мне. Теперь он не сможет застать нас врасплох, и я постараюсь, чтобы у этого Дамдина не было времени для мелкой мести.
— Как я могу помочь тебе, отец? — растроганно спросил юный страж.
— Пока что выбрось посланника из головы, — с лёгкой улыбкой ответил Баир. — Сегодня вечером законоучитель устраивает званый ужин для именитых людей города. Я хочу, чтобы ты был там и обратил внимание на дочь нашего временного градоначальника, Илану. Она только что вернулась из Толона…
— Отец, ты же знаешь, что я намерен принести обет безбрачия! — удивлённо воскликнул Холом.
Первый гранильщик досадливо вздохнул.
— Ни на минуту не забываю этого прискорбного факта, — раздражённо процедил он. — Как можно быть в один миг таким догадливым, а в следующий столь бестолковым? Разумеется, я не собираюсь её за тебя сватать! Мне донесли, что она — опасная нигилистка, член зловредной секты, запустившей свои щупальца даже в ряды Ордена. Возможно, это клевета, и тогда я приму меры, чтобы репутация её отца не пострадала. Если же это правда, я придумаю, как обезвредить её с наименьшими потерями для города. Так что прими ванну, надень лучший кафтан и будь готов цитировать поэтов и обсуждать природу. В беседе с ней используй фразу "око тайфуна" и посмотри, что из этого выйдет.
— Слушаюсь! — по-военному отчеканил Холом и, не оглядываясь, вышел.
Но если бы он оглянулся, то заметил бы, как отеческая улыбка расцвела на губах Баира и тут же увяла, сменившись гримасой затаённой скорби.
**
Когда Стальной Феникс в четвёртый и последний раз за день воспарил над Средним миром, морской ветер утих и воздух сразу стал тяжёлым и жарким, немногим прохладнее пара над кипящим котлом. В такую погоду толонские модницы надевали разрезные хитоны из тонкого шёлка, украшая запястья и плечи витыми браслетами. Несомненно, добрая половина знатных дочерей Бириистэна и не меньшее число их взрослых братьев хотели бы сегодня увидеть Илану в таком наряде. Их родители и, в первую очередь, её отец — главный из учителей, готовивших в бириистэнском сургуле шаманов-воинов — надеялись, что она появится на праздничном ужине в традиционном горском платье с цветной бахромой и крупными лазуритовыми бусами, как подобает дочери знатного рода. Но Темир Илана была одной из немногих женщин в Уделе Духов, кто мог себе позволить совершенно иной наряд — парадный кафтан мастера внутренней гармонии, белый с сине-серебряной вышивкой. Это тоже был традиционный горский костюм, с длинными рукавами и жёстким стоячим воротником, плотный и жаркий, хоть его цвета и символизировали снег и лёд — стихию, убивающую болезни и останавливающую гниение. Но чиновничий кафтан словно орлиные крылья поднимал девушку высоко над провинциальной ярмаркой невест, на которой ещё не так давно она даже не собиралась появляться.
Дочь первого плавильщика невесело усмехнулась своему отражению, поправила кушак и повесила на него "зеркало души". "Темир Илана, милостью Дракона одобренный лекарь, соратница седьмого ранга на пути мудрости, удостоенная титула "Исправленная резцом" в год серой чайки, двадцать четвёртый от возвращения Смотрящего-в-Ночь в двадцать второй раз". Это или распугает всех желающих просить её руки, или от них, наоборот, отбоя не будет. Какой старый шаман или купец не захочет, чтобы его невестка была профессиональным врачом? Такой поворот мог способствовать примирению Иланы с отцом, хотя она сомневалась, что они оба готовы к этому. Девушка всё ещё винила плавильщика в смерти матери, а отец её — в предательстве тех идеалов, за которые его жена, якобы, отдала жизнь.
Мир, где люди с особыми талантами занимают положенное им высокое место. Изгнание захватчиков-горцев, гибель злого хищника, которому они поклоняются, и исцеление Великого Певца, которого завоеватели называют безликим демоном. Многие были готовы умереть за такие вещи, но отец лгал: Темир Аси была не из их числа. Мать боялась вторых родов, убивших её, и радовалась тому, что её первая дочь не унаследовала ни бледной кожи, ни колдовского таланта. Аси хотела спокойно жить в Бириистэне и лечить людей, и в этом — о, злая ирония мира — у неё было больше общего с книгохранителями Ордена, чем с фанатиками Безликого, благоговейным шёпотом произносившими её имя — имя правнучки последнего из просвещённых правителей древнего Толона. На беду Аси, Иланы и многих подобных им, имена знаменитых предков в этом мире значили куда больше, чем все желания и усилия отдельного человека.
Илана тряхнула головой, прогоняя горькие и опасные мысли. Сегодня ей следовало быть как никогда собранной и внимательной. Ещё раз придирчиво осмотрев своё отражение, дочь первого плавильщика вышла из комнаты. Увидев её, старая служанка огорчённо всплеснула руками.
— Молодая госпожа снова нарядилась в мужское платье! Какой благонравный юноша возьмёт Вас после этого замуж?!
— Я вернулась сюда, чтобы продолжить дело матери, — спокойно ответила Илана. — Что скажет об этом яснее одежды лекаря?
Это было правдой лишь отчасти. Темир Аси лечила людей, богатых и бедных, но сейчас в лечении нуждалась вся страна. После войны с пришельцами из-за моря Удел Духов был похож на ослабевшего от голода и ран человека, внутри которого одна за другой просыпаются застарелые язвы. Если не вскрыть эти нарывы, не отделить острым скальпелем больную плоть от здоровой, всё тело погибнет в муках от злой гангрены. В этом она была убеждена так же, как и другие члены общества друзей Разума, собравшегося вокруг Дзана Бадзара — знаменитого врача, поэта и философа, бывшего книгохранителя Срединной Цитадели.
Один из таких нарывов зрел здесь, на юге. Донесения о массовых побегах рабов, участившихся нападениях бандитов на речные караваны и стычках с солдатами местных гарнизонов говорили о том, что в густых джунглях вокруг Бириистэна собралась небольшая армия. Стоит немного промедлить, и этой силой воспользуются фанатики Безликого, чтобы снова погрузить страну в пучины кровавой междоусобицы, или братья Ордена Стражей, чтобы укрепить свою и так чрезмерную власть. Поэтому Илана, в чьих жилах текла кровь и полководцев гор, и правителей джунглей, вызвалась стать тем скальпелем, что вскроет нарыв и обрежет нити, управляющие бунтовщиками. Друзья надеялись, что в её руках восстание сможет стать очищающей силой, подобной порошку, который искусственно вызывает горячку, чтобы победить затяжную болезнь.
Дочь плавильщика размышляла об этом всё время, пока четверо крепких островитян несли её закрытый паланкин к воротам городского Святилища. По слухам, именно беглые рабы-островитяне, называющие себя "Детьми Громовержца" были основой грядущего бунта. Связан ли кто-то из четверых носильщиков с восстанием? Возможно. Имеет ли к нему отношение то, что несколько доверенных вольноотпущенников её отца, включая главного телохранителя, в последний год оставили службу? Вероятно. Связан ли с бунтовщиками сам Темир Буга? Определённо. Человек, стремившийся вернуть власть пророков Великого Певца, просто не мог упустить такую возможность. Значит, Илане предстоит битва с отцом, его должниками и союзниками. Положение одобренного лекаря могло дать ей хорошую возможность приобрести своих, но дочь плавильщика не знала, сколько у неё на самом деле осталось времени.
В этом году правитель области пригласил своих гостей в павильон Вечерней Прохлады. Как и большинство общественных зданий на юге страны, это был просто обширный помост, над которым, опираясь на резные деревянные колонны, покоилась покатая крыша из лакированной черепицы. В павильоне не было ни стен, ни перегородок, чтобы не мешать даже малейшему движению воздуха. Натянутые между колоннами гирлянды разноцветных бумажных фонариков с написанными на них пожеланиями изобилия и долголетия придавали незатейливому строению нарядный праздничный вид. В центре павильона на небольшом возвышении девушка лет пятнадцати в расшитом белыми лотосами платье, сосредоточенно хмурясь, играла на двадцатиструнном ягане нежную мелодию. Именитые горожане в просторных светлых одеждах негромко переговаривались, изредка подходя к доскам из мягкой пальмовой древесины, в которые были воткнуты заострённые палочки с насаженными на них ломтиками ароматного мяса или сваренными в меду фруктами. Бесшумные и предупредительные служители время от времени наполняли их высокие пиалы травяным чаем или лёгким ягодным вином.
