Мы не случайно выделили именно эти слова польского посла, поскольку они наглядно свидетельствуют об отказе от старой османской традиции – лучше иметь меньше воинов, но отменно обученных и хорошо вооруженных. Падение боеспособности эялет аскерлери заставило османское правительство обратить особое внимание на увеличение численности капыкулу аскерлери. Турецкий историк К. Карпат приводит следующие данные, демонстрирующие тесную взаимосвязь сокращения численности тимариотской милиции и роста корпуса капыкулу. В 1475 г. тимариотское ополчение насчитывало реально около 63 тыс. всадников, в 1610 г. – уже 45 тыс., а в 1630 г. – 7–8 тыс. За это же время численность капыкулу выросла с 12,8 тыс. до 92,2 тыс⁵²². И если на первых порах это не имело негативных последствий, то чем ближе к концу XVI в., тем ситуация становилась все хуже и хуже. С одной стороны, воинов капыкулу требовалось все больше и больше потому, что они должны были стать заменой слабеющему день ото дня провинциальному ополчению и противостоять армиям европейцев, в особенности Габсбургов (об этом подробнее ниже). С другой стороны, в условиях растущего бюджетного дефицита и кризиса экономики возможности султанских властей обеспечивать всем необходимым янычар, топчу, капыкулу сюварилери и другие боевые подразделения корпуса капыкулу становились все более и более иллюзорными. Так, в начале 90-х гг. XVII в. рядовой янычар в среднем получал в день 9 акче, всадник капыкулу сюварилери – 17 акче, тогда как строительный рабочий в Стамбуле в это же время получал от 50 до 90 акче в день⁵²³.

Естественно, что в этих условиях правительство было вынуждено искать иные пути удовлетворения растущих потребностей капыкулу, в частности, переводя их на несение гарнизонной службы за пределами столицы. Так, в 1669 г. из 196 орт янычарского корпуса на переменной гарнизонной службе находились 115 – 21 428 янычар из занесенных в списки 54 222 воинов. В результате дисциплина янычар, вырвавшихся за стены своей монашеской обители, стремительно падала. О поведении размещенных на гарнизонную службу янычар сообщает, к примеру, К. Збаражский: «Сипахи и янычары шатаются от села к селу, как будто это их основное занятие (особенно это проявилось в Польше), едят, пьют, вымогают подати от пахотной земли, требуют пустить на постой. У женщин забирают последние деньги и [нередко] убивают их, так что всю оттоманскую землю можно назвать разбойничьим вертепом»⁵²⁴. Конечно, в таких условиях требовать от воинов капыкулу прежнего рвения в несении службы и совершенствовании своих навыков сражаться было уже невозможно, тем более что и качество подготовки новых рекрутов стало снижаться. Прежняя система пополнения, во главу угла которой ставились качественные показатели, когда те же янычары готовились как штучный, высококачественный товар, в новых условиях была уже непригодна. В XVI в. система девширме давала ежегодно в среднем от 1 до 3 тыс. юношей и мальчиков, которых требовалось долго и напряженно готовить к будущей службе⁵²⁵. Этого количества было уже недостаточно и для восполнения потерь, и для наращивания численности боевой составляющей корпуса капыкулу.

Отказ от прежней политики «лучше меньше, да лучше» стал неизбежен, и, как следствие, снижение боеспособности янычар, что и было отмечено современниками. Упоминавшийся неоднократно выше К. Збаражский, характеризуя состояние янычарского корпуса в 20-х гг. XVII в., указывал, что их «…могущество больше на словах, чем на деле. Наилучшим тому доказательством было [время правления] Османа (имеется в виду султан Осман II. – П.В.), при котором государю изображали численность войска как достаточную. Совершенно бесспорно, что они (т. е. османские власти. – П.В.) ставят своей целью иметь во всех провинциях 30 тысяч янычар, включая в это число новобранцев и пушкарей. Полагаю, что эта [цифра] может служить основой для [исчисления] жалованья и хищений из казны, но не численности самих воинов. В действительности Осман, который с радостью забрал бы всех жителей в войско, имел [в Хотинском походе] не больше 10 тысяч [янычар]. В Азии, где нет набора войска, их меньше, чем в Европе. Особенно их много в венгерских пограничных замках – чтобы угрожать соседу императору. Оттуда их, безусловно, ни в какой поход не отправят, и они сами, придерживаясь обычая, не пойдут, как не шли с Османом. Тут же, около Константинополя, редко их можно видеть, потому что нет крепостей. В самом Константинополе, говорят, 20 тысяч. Никак не могу это принять, потому что со всеми, о ком раньше упоминал, получается не более 10 тысяч».

При этом, продолжал польский посол, боеспособность янычар серьезно снизилась. «Какие же это воины янычары?» – задавал он вопрос и тут же давал на него ответ. «Начну с вооружения. Имеют янычарки, – писал Збаражский, – которые дают очень сильную отдачу, нельзя стрелять, приблизив к лицу, надо с плеча снять. Порох очень плохой, прицельная стрельба очень затруднена. Одиночным выстрелом не убьют, хотя при залпе нанесут большой ущерб. Молодые воины мало упражняются в стрельбе. Это настоящий сброд – отрастили длинные бороды и относятся к ним как к чему-то святому. Парни молодые, избалованные. Управляютими люди без всякого опыта. Есть еще немного старых янычар, среди них попадаются совсем дряхлые. Из новых [начальников] ни один не выдерживает на должности аги янычар [нескольких] недель, не то что месяцев, никогда прежде они не знали, что такое война. Нынешний ага янычар был цирюльником у Османа, его уже смещают; на его месте снова будет какой-нибудь огородник или дворцовая креатура…»⁵²⁶.

Такое войско уже не представляло такой опасности для неприятеля, как ранее, тем более что и сами габсбургские генералы хорошо усвоили преподанные им османами уроки в ходе венгерских кампаний в предыдущие десятилетия. Они постарались изменить свою тактику и стратегию таким образом, чтобы свести к минимуму преимущества османской военной машины. Европейские армии той эпохи, как уже было отмечено выше, были слишком малоподвижны и зависели от правильного снабжения, чтобы успешно противостоять османскому войску, обладавшему более гибкой и универсальной тактикой, значительным численным превосходством и лучшей индивидуальной подготовкой воинов при примерном равенстве в техническом уровне оснащения войск. Вывод напрашивался сам собою – нужно лишить османов преимущества в подвижности, маневренности, свести кампанию к осадам и штурмам крепостей, где превосходство турок в коннице становилось бесполезным, а на первый план выступала пехота, вооруженная огнестрельным оружием, и артиллерия. К тому же крепостная война неизбежно вела к затягиванию кампании. Осаждая многочисленные крепости неприятеля, укрепленные по новой системе, trace italienne, турки теряли драгоценное время. Это и нужно было имперцам, так как они были прекрасно осведомлены об уязвимом месте османской стратегии – ее сезонности.

Затяжная война была противопоказана османам в силу ряда причин. Проблема сосредоточения и развертывания армий накануне новой кампании всегда представляла собой сложную задачу, и уж тем более в эпоху Средневековья и Нового времени. Концентрация войск в исходных районах, выдвижение их на ТВД, организация их правильного снабжения – все это доставляло в то время (с учетом состояния инфраструктуры, и прежде всего дорожной сети. – П.В.) немало трудностей. В особенности это касалось османов. Пока их государство было небольшим и занимало относительно небольшую территорию в Малой Азии и на Балканах, подготовка к кампании занимала относительно немного времени. Но по мере расширения пределов империи увеличивались и расстояния, которые приходилось преодолевать войскам, двигавшимся в походном порядке, от районов их постоянного пребывания до места сосредоточения. И если учесть, что на основном для османов ТВД, балканском, кампания длилась с марта по октябрь, после чего наступал неизбежный перерыв – осенние дожди, распутица, а потом зима, то чем больше времени уходило на сосредоточение войск и на их выдвижение на исходные позиции, то тем меньше времени оставалось для ведения собственно боевых действий.