Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Конечно, в начале XVI в. было еще рано говорить о закате классического «швейцарского» боевого порядка. Доминирование пикинеров на поле боя во многом обусловлено еще и тем, что М. Робертс назвал «катастрофическим падением огневой мощи пехоты»108. Как отмечал Г. Дельбрюк, несовершенство тогдашнего огнестрельного оружия не позволяло ему играть на полях сражений главную роль, и «…конечное решение все же еще дают крупные колонны пикинеров…»109. И на первый взгляд казалось, что пехотная пика надолго обеспечила себе господство на поле боя. Однако уже тогда, в 1-й четверти XVI в., прозвучал первый звонок, возвестивший о том, что век ее как «королевы поля боя» будет недолог. Да, огнестрельное оружие, и в особенности ручное, было еще несовершенно и не играло самостоятельной роли. М. Монтень в своих «Опытах» писал, что «…шпага, которую мы держим в руке, гораздо надежнее, чем пуля, вылетающая из пистолета, в котором столько различных частей – и порох, и кремень, и курок: откажись малейшая из них служить – и вам грозит смертельная опасность… Что касается огнестрельного оружия, то… если не считать грохота, поражающего уши, к которому теперь уже привыкли, то я считаю его малодейственным и надеюсь, что мы в скором времени от него откажемся»110.

Однако несмотря на столь пренебрежительное мнение, никто из полководцев того времени не собирался отказываться от использования огнестрельного оружия только потому, что оно было еще недостаточно надежно, скорострельно и не обладало достаточной меткостью стрельбы. Преимущества аркебузы перед луком и арбалетом были слишком очевидны – это и меньшие требования к физическим качествам стрелка, и меньшее время, необходимое для подготовки аркебузира, и, самое главное, – бóльшая эффективность. При меньшей скорострельности аркебуза и тем более мушкет обладали одним, но чрезвычайно важным достоинством – мощным останавливающим эффектом. Выпущенным из них пулям не могли противостоять прежние доспехи. Уже одно это обстоятельство в глазах военачальников того времени перевешивало все недостатки ручного огнестрельного оружия. В еще большей степени это относилось к артиллерии, которая явно превосходила прежние камнеметы по всем основным параметрам.

Рост числа аркебузиров, появление более мощных и эффективных мушкетов, совершенствование артиллерии – все это неизбежно вело к тому, что очень быстро классическая, если ее можно так назвать, ренессансная военная машина, основанная на взаимодействии тяжелой конницы, тяжелой же пехоты и артиллерии (стрелки в этой схеме играли незначительную роль), стала давать сбои. Опыт сражений 1-й четверти XVI в. наглядно демонстрировал, что лобовая атака что густых колонн пикинеров, что жандармов против укрепленных, оснащенных могущественной артиллерией и защищаемых стрелками позиций слишком опасна и ведет к огромным, бессмысленным потерям. Безусловно, на первый взгляд может показаться, что пикинеры главенствовали на поле боя. Если взять любое крупное сражение 1-го периода Итальянских войн, то мы видим, что каждый раз, что при Равенне и Новаре в 1513-м, что при Мариньяно в 1515-м или Бикокке в 1522 г. и даже при Павии в 1525 г., – каждый раз исход сражения решали все же действия сомкнутых колонн пикинеров. В результате может сложиться впечатление, что глубокие и массивные колонны пикинеров, будь то швейцарцы или ландскнехты, стали теперь основой боевого порядка. Однако представлявшие хорошую цель для неприятельской артиллерии и стрелков, вооруженных аркебузами и мушкетами, сплоченные массы пикинеров несли слишком большой урон. Расстроенная же «баталия» уже не могла использовать свое главное преимущество – таранный удар массы людей. Именно это стало причиной неудачи наступления классической швейцарской «баталии» 27 апреля 1522 г. в сражении при Бикокке. Бурно атаковавшие в своей излюбленной манере, горцы все-таки преодолели ценой больших потерь от огня вражеской артиллерии и аркебузиров пространство, отделявшее их от неприятельских ландскнехтов, но для того, чтобы опрокинуть врага, напора им уже не хватило.

Это же может быть отнесено и к коннице. Так, если неудачу французских жандармов в 1503 г. можно было списать на ров, то в 1524 г. под Сесией те же жандармы, пытавшиеся в одиночку рассеять преследовавших отходящую французскую армию имперских аркебузиров, были основательно последними потрепаны. В следующем году испанские мушкетеры и аркебузиры, по отзыву современника, сожалевшего о судьбе блестящего французского рыцарства, «бесславное стадо пехотинцев» (выделено нами. – П.В.)111, под Павией в беспорядочной стычке перестреляли французских gens d’armes, способствовав в немалой степени выигрышу этого сражения имперцами. Испанская конница, в свою очередь, потерпела жестокое поражение в 1512 г. под Равенной, когда, не выдержав прицельного огня французской артиллерии, попыталась атаковать неприятеля без поддержки собственной артиллерии и пехоты.

Одним словом, опыт показывал, с одной стороны, что баталии пикинеров, расстроенные огнем артиллерии и аркебузиров, были уязвимы для атак жандармов, которые сами по себе вряд ли отважились бы атаковать сомкнутые, ощетинившиеся пиками квадраты швейцарцев или ландскнехтов. Нет, конечно, теоретически жандармы могли проломить колонну тяжелой пехоты и устроить ее избиение, но только ценой больших собственных потерь. Но были ли они, наследники классического средневекового рыцарства, расходным материалом? Точно так же самостоятельные атаки жандармов были чреваты неудачей и большими потерями, которые в глазах тогдашних полководцев явно не оправдывали полученный результат, пусть даже и положительный. В общем, опыт сражений конца XV – начала XVI в. не мог не навести западноевропейских военачальников на мысль усовершенствовать прежнюю тактику таким образом, что в ней удачно сочетались бы сильные и слабые стороны 4 ставших основными родов войск – пикинеров, аркебузиров (сменивших прежних лучников и арбалетчиков), жандармов и артиллерии.

Эта новая и в то же время старая военная машина (в том смысле, что элементы нового, а именно артиллерия и стрелки из аркебуз и мушкетов, выглядели в ней вкраплениями в старую ткань) представляла первую и довольно удачную для своего времени попытку разрешить возникшие в связи с внедрением в повседневную практику огнестрельного оружия проблемы сочетания огня и удара. Правда, отметим, что, по нашему мнению, баланс в этом единстве все равно оказывался смещенным в сторону тяжелой пехоты и удара.

Но военное дело не стоит на месте, и недаром военные того времени, вне зависимости от того, под чьими знаменами они сражались, сетовали на то, что перемены происходят слишком быстро, чтобы успевать к ним приспосабливаться. Не успела ренессансная военная система окончательно оформиться и продемонстрировать свои несомненные достоинства (в самом деле, кто мог рассчитывать успешно противостоять натиску жандармов и баталий пикинеров, чьи атаки подготавливались огнем аркебузиров и артиллерии?), как выяснилось, что у нее есть и недостатки, и достаточно серьезные.

Ренессансная военная машина неожиданно оказалась слишком узкоспециализированной, нацеленной на ведение «большой» войны и победу в генеральном сражении. Однако война вдруг оказалась несколько более сложной штукой, чем могли предположить военачальники противоборствующих сторон. С одной стороны, все большее значение стала приобретать «малая» война, блестящие образцы которой показали все тот же Кордоба и итальянские кондотьеры, сражавшиеся как на стороне французов, так и их противников. С другой же стороны, 1-я половина XVI в. стала временем стремительного распространения по Европе новой фортификационной системы с характерным названием trace italienne, «итальянский след». Против новой артиллерии прежние средневековые крепости и замки с их высокими, но относительно тонкими каменными и кирпичными стенами и башнями оказались слишком неустойчивыми. Европа была поражена той скоростью, с какой в 1494 г. французский король Карл VIII брал итальянские средневековые крепости. Как видно из названия, новая система фортификации родилась в Италии, славившейся в то время своими инженерами и механиками. Ее родоначальниками считаются флорентийские архитекторы, фортификаторы и инженеры из семейства Сангалло – Джулиано да Сангалло, его брат Антонио да Сангалло Старший и племянник Антонио да Сангалло Младший112. Правда, не все историки полагают, что сама идея создания новой системы фортификации родилась именно в Италии. Так, известный французский специалист по истории военного дела европейского Средневековья Ф. Контамин, не сомневаясь в том, что классический бастион и бастионный фронт крепостной ограды появились в Италии, тем не менее приводит примеры постройки фортификационных сооружений, которые могут быть названы «бастионами до появления самого понятия»113. Точно так же Дж. Хэйл полагал, что сама идея бастиона вряд ли может быть приписана какому-то одному инженеру, поскольку она прошла долгий путь развития с середины XV в. до 30-х гг. XVI в.114, когда кристаллизация новой системы в целом была завершена (запомним последнюю дату – она весьма важна. – П.В.). Но в общем, вопрос о приоритете не настолько важен, так как идея коренного преобразования принципов фортификации витала в воздухе, и рано или поздно, в Италии ли, в Германии или же во Франции, кто-то должен был придать этой идее материальные очертания: «…Примерно в одно и то же время в разных, подчас далеких друг от друга, странах нескольким анонимным мастерам, строителям или известным архитекторам пришло на ум сделать из крепости не инертную, пассивную массу, а место динамичной обороны, которое обеспечило возможность при удобном случае перейти к контратаке (выделено нами. – П.В.)…»115.

13
{"b":"833193","o":1}