– Это логично. – Очередной взгляд, как на деревенского дурачка.

– Что по вещам?

– Он как всегда педантичен. После хлорной ванны все пошло в отдельный пакет. Мне показалось, что вещи меньше повреждены в этот раз.

– Как думаешь почему?

– Он использует бытовой хлорный отбеливатель из магазина. Наверное, не нашел свой любимый, – хихикает довольная шуткой. Только мне совсем не до смеха.

– Все в комплекте, и все целенькое,– разводит руками. – Ни следов крови, ни семенной жидкости, ни порезов или разрывов.

– Нижнее белье?

– В наличии.– Расправляет на столе красные кружевные трусики и спортивный бюстгальтер, наполовину съеденные отбеливателем. – А это нашли в ее сумке. – Кладет рядом обычные трусики, неопределенного цвета. Повседневные, похожие на те, что обычно носит Кэтрин.

– Двое трусиков?

– Ага, все выглядит так, будто она носила с собой кружевную сменку, и когда представился случай переоделась. Что еще раз доказывает, что это свидание. И желанное. На всех было соблазнительное белье. Я проверила.

– Но не все сняли его добровольно, – парирую я, пытаясь доказать хотя бы себе, что монстр не может быть привлекательным соблазнителем.

– Ты про разрезанный комплект? На жертве не было порезов. Не скажу за уровень окситоцина, но остальная одежда цела. Некоторые любят игры с ножом. Некоторые женщины…

– Ты его будто оправдываешь! – не выдерживаю я.

– Я пытаюсь объяснить, зачем он это делает. И почему они идут за ним.

– Преступление сексуального характера, – твердо говорю я. – Они же все изнасилованы.

– Мы не можем этого утверждать. Точно можно сказать только то, что у всех незадолго до смерти был секс. Кроме того, отсутствие разрывов и повреждений говорит не в пользу изнасилования. Впрочем, может он был аккуратен или размерчик так себе.

– Не могла бы ты оставить нас на пару минут? – прошу я, понимая, что спорить с женщиной, которая еще и судмедэксперт, еще тот дохлый номер.

– Конечно! Она вся твоя.

Эли стягивает с рук перчатки и выходит из прозекторской, плавно виляя красивым задом.

Я заглядываю в досье. Ее звали Франсин.

– Франсин, прости, что не поймали его, пока он не добрался до тебя. Я обещаю, что найду его и добьюсь смертной казни для этого нелюдя. Твоя смерть не будет напрасной!

Я почтительно накрываю ее простыней и почитаю память молчанием. Кровь этой девушки не только на его руках. Она и на моих тоже. И я отмоюсь, только если увижу, как Душителю вкалывают смертельную инъекцию.

Разбитый и сломленный я выхожу в коридор. Эли сидит на подоконнике и курит в открытое окно.

– Ты воспринимаешь это дело слишком близко к сердцу, Фрэнни, – говорит она, протягивая мне тлеющую сигарету.

– Я просто не люблю делать свою работу некачественно. – Жестом отказываюсь от предложения, хотя рот предательски наполняется слюной, и я почти чувствую вкус никотина на языке.

– Ты просто не любишь, когда кто-то лучше тебя. Ладно, подожди меня в кабинете. – Эли бросает мне ключи. – Спрячу нашу красавицу в морозилку, приму душ и приду.

Я знаю, сколько шагов от прозекторской до ее кабинета. Знаю, что замок заедает и лучше подпирать дверь стулом. Он небольшой и темный, а на стенах развешены африканские похоронные маски с отвратительными гримасами.

Эли не видит в смерти чего-то сверхъестественного. Для нее это повседневная работа, где нет места суевериям и излишней драме. Она профи, выдержанная, скрупулезная, но за пределами прозекторской Эли другая. Редко, кто это видит, но я знаю ее хорошо. Лучше, чем должен.

Она возвращается довольно быстро. Волосы еще влажные, а форма сменилась на футлярное платье. Фривольный наряд в купе с пламенной помадой создает впечатление неуместности.

– Когда ты спал в последнее время? – спрашивает Элисон, подойдя так близко, что запах разложения, застрявший в носу, смешивается с ароматом ее духов. Он сладкий, как тлен и терпкий, как формалин.

– Не помню. Пару жизней назад, наверное, – пытаюсь разрядить сексуальное напряжение, что повисло между нами, шуткой.

– Я знаю, как тебе помочь, – шепчет она, почти уткнувшись своими губами в мои.

Ее руки уже расстегнули пряжку ремня и пуговицу на брюках, и теперь упрямо тянут молнию вниз. Она смотрит, не моргая. Глаза почти черные из-за расширенных зрачков. Тонкие гибкие пальцы уже проникли под резинку трусов и ведут себя по-хозяйски.

Минутное замешательство. Мне хочется усадить ее на стол и долбить изо всех сил, не сводя глаз с жутких масок с пустыми глазницами, но я делаю над собой усилие и вытаскиваю руку из брюк.

– Эли, мы не можем больше этим заниматься. Я думал, мы все решили.

– Это ты все решил за нас. – У нее такой обескураженный вид, что я удивлен, как Эли не залепила мне пощечину. – Кэтрин что-то узнала?

– Нет, – мямлю я, стараясь смотреть в пол.

– Тогда в чем дело?

– Я так больше не могу.

– Тебе все устраивало еще неделю назад, – говорит она, прищурившись.

Эли права. Мне нравилось проводить с ней время. Страстность и необузданность под присмотром погребальных масок или в обстановке морга. Время, проведенное с ней, – это самые острые моменты моей интимной жизни. Особенно тот раз, когда я взял Королеву севера прямо на секционном столе. Могильный холод и всепоглощающий жар.

Это длилось полгода. То был тяжелый период. Я жил на кофе, сигаретах и наших с Эли встречах. А потом я понял, что люблю Кэтрин. Люблю, несмотря на то, что она не дарит мне таких острых ощущений, и не хочу обманывать. Я же сам женился на женщине, которая была мне, скорее другом, чем возлюбленной.

– Эли, прости! – беру ее за руку. – Я никогда не забуду то, что было между нами, но меня съедает совесть.

– Я понимаю, Фрэнни, – говорит Эли, пытаясь скрыть обиду. – Но если тебе захочется спустить пар, я не против.

– Я найду другой способ, – обещаю я.

– Сомневаюсь, – говорит Эли и отворачивается.

Я застегиваю брюки и оставляю ее наедине с масками и одиночеством.

***

– Босс, в кабинете вас ждет жена, – сообщает Саймон, перехватив меня у кофейного автомата.

Прекрасно. Мертвая женщина. Дикая женщина. Женщина, которой стыдно смотреть в глаза. А еще даже не обеденное время.

– Кэти, здравствуй! – приветствую я жену, которая сидит на стуле и нетерпеливо клацает ногтями по кромке стола.

– Ты был в морге? – спрашивает она без приветствия.

– Да, прости, не успел отмыться от трупного запаха. – Я обнимаю ее.

– Ее духи похуже будут, – морщится Кэтрин и высвобождается из объятий.

– Что случилось, Кэти?

По ее сдвинутым бровям и огоньку в зеленых глазах, я понимаю, что она мне не ланч бокс пришла занести.

– Ты видел заключение нового профайлера? – спрашивает она с напором.

– Еще нет, но его навязали ФБРовцы, и он вроде профи.

– Он описывает Душителя как маргинала и простого насильника! Вы так никогда его не поймаете! Он скорее эстет, человек с медицинским образованием. Он не так прост. Сделай что-нибудь!

– Что я могу, Кэти? – реву я, вмиг вскипев. – Мы не можем работать вместе на одном деле. И с Бюро я бодаться не могу.

Пинком отправляю стул в стену.

Я замалчиваю горькую правду, которая сводит с ума. Если мы не поймаем его в ближайшее время, меня отстранят и передадут дело Душителя федералам. А я должен поймать его сам.

– Прошу тебя, хотя бы прими к сведению мой отчет, – говорит она умоляюще и вкладывает мне в руки папку.

– Кэти, давай поговорим об этом дома. – Я тоже смягчаюсь, видя, что она переживает не меньше моего.

Я опускаю жалюзи, хотя это надо было сделать сразу после того, как я переступил порог. Добрая половина парней подтянулась сюда, чтоб попить утренний кофе и понаблюдать за семейной ссорой, будто это мыльная опера какая, а не моя чертова жизнь!

– Хорошо, прости, Фрэнни. Я знаю, как ты стараешься, и не имею права давить.

Я смотрю на нее и не могу отделаться от мысли, что был бы счастливее, если б она начала одеваться, как Эли. Реальность такова: мешковатые пиджаки, юбки чуть ли не в пол, хлопковое белье максимально закрытого фасона и полное отсутствие косметики на лице. Библиотекарша, что дружит с вашей матушкой, и с которой в постели можно только читать.