Инга не стала ничего рассказывать, она просто показала фотографии из Интернета. После этого Аню было уже не остановить. Она без умолку болтала, что ничего красивее в жизни не видела, что фотографии будто делали на другой планете, что давно уже пора собирать вещи, а они тут языками чешут. Инга только улыбалась, давая выговориться младшей сестренке. Пейзажи солончака и впрямь могли вскружить голову. Ведь даже Инга, которая и перуанский город инков Мачу-Пикчу видела, и закаты под драконовым деревом на Сокотре наблюдала, и разнообразную живность на Большом Барьерном рифе в Австралии подкармливала; даже она на некоторое время потеряла дар речи, увидев боливийское чудо природы.
С момента того разговора прошло много-много дней, точное их количество Инга не смогла бы назвать. Теперь ее жизнь поменялась, и в ней не было места таким мелочам, как цифры. Ведь после того, как она на себе ощутила природу солончака, прежние представления об этом мире можно было выбрасывать на помойку. Особенно после знакомства с огоньками.
Трещины под ногами образовывали причудливые узоры, напоминающие пчелиные соты. Они расползались по бескрайней территории солончака, словно ища свой гигантский улей. Инга шагала вперед к тому месту, где нашли рюкзак Ани. В ожидании грузовика с местными сборщиками раньше здесь томились большие кучки соли, но Инга еще с неделю назад все раскидала, изобразив на земле неровное сердце. Слишком уж эти треугольники из соли напоминали ей надгробия.
– Привет, сестренка, – сказала Инга в пустоту, заворачиваясь в куртку.
Впервые такое сердце Инга нарисовала, когда Аня была еще совсем козявкой. Тогда они жили под Петербургом, в загородном домике, где бабушка на площадке у колодца каждое утро рисовала белым углем солнце. Так она якобы привлекала хорошую погоду. Однажды Инга решила немного изменить бабушкин рисунок, и у нее получилось сердце. Причем такого размера, что в его контурах идеально помещалась маленькая Анюта. С той поры о солнце забыли, и каждый день начинался с того, что белокурая девчушка завороженно наблюдала за старшей сестрой, пока та очерчивала вокруг нее очередное сердечко. Ребенку настолько нравился этот процесс, что отвертеться от своих обязанностей Инга даже не помышляла. Позже такое сердце стало настоящим символом для сестер. Они дарили друг другу украшения в форме сердец, разрисовывали ими открытки, лепили «сердечные» магнитики на холодильник… и вот теперь собирали из соли в месте, где одна сестра потеряла другую.
Вокруг совсем стемнело, тучи протянулись до самых гор. Гроза обещала бессонную ночь и невероятное преображение солончака утром. Впрочем, к бессоннице Инга уже привыкла. Она обернулась на далекий звук. Где-то у линии холмов плясал свет фар, пока, как и солнце, не утонул во мраке. Хотя ближайшие населенные пункты находились довольно далеко, иногда среди ночи Инга видела блуждающие по солончаку огоньки. Это могли быть работяги, добывающие соль, или же обычные туристы. А могли быть и те, о ком порой нехотя рассказывали здешние старики. Озеро занимало площадь больше десяти тысяч квадратных километров, так что места хватало всем. И людям, и тем, кто поселился в этой пустыне задолго до них.
– Мне тебя очень не хватает, – проговорила Инга, пересыпая соль из ладошки в ладошку.
Ветер каждый день помаленьку разносил изображенное сердце, а девушка его восстанавливала. Она очень боялась однажды не найти даже контуров, тем самым потеряв последнюю ниточку, связывающую ее с сестрой, да и вообще с прежней жизнью. Потому что без Ани этой самой жизни не стало.
Чернильная туча над головой злилась, ворчала, гнала прочь. Настала пора возвращаться. Инга сразу заметила огонь у кактусового островка. Значит, Полина уже развела костер. Сестры познакомились с ней во время велопробега и быстро сдружились. Когда случилось несчастье, Полина оказалась единственной, кто остался с Ингой на солончаке, хотя та об этом не просила. Девушки разбили палатку на одном из островков, который сторожили кактусы-великаны. Инга просто не могла покинуть это место, не могла оставить Аню, о возвращении в Россию даже и думать не приходилось.
– Чересчур долго ты сегодня, – произнесла Полина, красивая брюнетка в аккуратных очках. – Нужно же и отдыхать.
– Я знаю, – против воли согласилась Инга, – но ничего поделать не могу.
Полина ковыряла прутиком угли, на которых шипели банки консервов. Ветер выхватывал из освещенного уголка снопы искр и уносил их в гигантские тени за спинами девушек. Некоторые кактусы здесь вымахали до десяти метров и в темноте смотрелись по-настоящему жутко.
– В посольстве молчат, словно знать нас не знают, – Полина говорила, глядя на засыпающий солончак. – Пихают очередную кипу бумаг и идут чай пить. А властям местным вообще ничего не надо. От них только и слышно: «Ждите». Извини, я просто не знаю, к кому еще обратиться.
– Ничего, все нормально. Ты и так уже очень много для нас сделала. Спасибо тебе, правда. Если бы не ты…
Инга хотела добавить «то я бы сошла с ума», но потом вдруг подумала: а может, у нее и правда помутнение рассудка?
– Я все-таки взяла обратный билет. – Полина старательно уходила от взгляда подруги. – У меня же выставка в Оренбурге, а я и так все сроки сорвала. Извини, просто я не могу потерять эту работу.
– Не за что тебе извиняться, – перебила Инга. – Давно пора. Мы же фактически чужие люди. Да и не хочу я, чтобы меня сейчас кто-то видел. Да и не я это уже.
– Я за тебя очень волнуюсь. Правда. Как там твой друг этот? На связь не выходил?
– Олег… Ну его в задницу. Первый раз в жизни попросила о помощи. Он сейчас всеми делами по салонам занимается, но ради такого дела мог бы и прилететь. Ведь обещал.
– Так может, прилетит еще.
– Конечно. Может, он уже в Боливии. Но на сотню моих сообщений ответить постеснялся.
– Вы с ним как бы…
– Вот именно, что мы с ним «как бы», – не дала закончить вопрос Инга. – Отношения двадцать первого века: только бизнес и немножко личного. Курам на смех, проще говоря.
Вдалеке громыхнуло, будто заурчал пробудившийся вулкан. Костер уже не справлялся с темнотой, и сгоревшие головешки потихоньку растворялись в сумраке. Редкие угольки походили на чьи-то злые глаза.
– Пора прятаться, – поднимаясь, сказала Полина. – Того и гляди польет. Утро вечера мудренее.
Инга горько улыбнулась и кивнула. Совсем не такой отдых она себе представляла. Поначалу ведь все шло замечательно. Велопробег, новые знакомства, атмосфера приключения, светящаяся радостью сестренка рядом. Солончак превзошел все самые смелые ожидания, представ настоящим раем, чью прелесть не дано передать ни одной фотографии, ни одному видеоролику, ни единому художнику. Но все закончилось слишком быстро. Аня отлучилась от лагеря группы на пять минут, и больше ее никто не видел. Остался только легкий рюкзачок и тонны соли вокруг.
Когда первые капли дождя ударили в палатку, Инга выпросила у Полины фотокамеру. Снаружи небо поливало солончак, а щупальца ветра ползли внутрь, пробираясь даже в спальники. Полина была профессиональным фотографом и всюду таскала с собой здоровенный Canon с парой объективов. Инга любила пересматривать кадры с сестрой, которые теперь казались сделанными в другой реальности.
– Ты же знаешь, что только еще сильнее расстроишься, – предупредила Полина.
– Мне все равно.
Инга перебирала кадры, едва сдерживая слезы. Аня была прирожденной моделью и на всех снимках выходила идеально. И на велосипеде в своей любимой красной бандане, и кривляясь у острова Рыбы, и даже выглядывая из-под колес ржавого локомотива на знаменитом кладбище паровозов. Притворная серьезность, с которой в отеле из соляных блоков девушка изучала табличку «Не лизать стены», лишь придавала ей какой-то особый шарм. Звук снаружи раздался, когда Инга почувствовала, что изображения стали расплываться. Вытерев глаза, она прислушалась. Теперь, кроме надоевших песнопений ветра да стихающего дождя, никаких звуков солончак не рождал. На экранчике тем временем пошли фотографии с кактусового островка, где сейчас и была разбита палатка. Аня в охотку позировала на фоне срастающихся неба и земли, в полете пыталась ухватить фактически невидимую линию горизонта, в общем, всячески дурачилась. Инга улыбнулась, но вдруг замерла, глядя на первые вечерние снимки. Позади Ани, где горы уже стали тонуть в опускавшейся темноте, светился едва заметный оранжевый силуэт. Не то неровный треугольник, не то какой-то сгусток слабого огня. Размеры его определить было невозможно, однако ледяные иголки вдоль позвоночника Инга почувствовала сразу. Она видела его раньше неподалеку от лагеря их группы, но тогда не обратила внимания. Уже потом, услышав истории местных индейцев о духах пустыни, Инга совсем по-другому провожала глазами возникающие на территории солончака огоньки.
