Юсуп вернулся в комнату с компьютером и приоткрыл окна, оставив шторы плотно задвинутыми. Втянул воздух с улицы, помусолил сигарету. Поставил второй стул напротив монитора с девочкой и стал смотреть. У Юсупа давно не было женщины. Слишком давно. Он любовался пленницей, пока истлевшая сигарета не обожгла пальцы. Не найдя ничего похожего на пепельницу, Юсуп затушил окурок в крови на полу. Взор упал на резиновую голову кабана. Юсуп поднял ее, немного оттер и огляделся по сторонам, будто кто-то мог за ним наблюдать. Покрутил маску в руках, а затем примерил.

Кабанья голова села как влитая.

На берегу росло огромное скрюченное дерево, которое все называли просто корягой. Оно нависало над водой и тянуло уродливые лапы к центру пруда, расчерчивая его поверхность длинными тенями. К самой толстой ветке кто-то очень давно привязал веревку.

Никита прыгнул с тарзанки с залихватским воплем. Полетели брызги, поплыли круги. Раскололось отражение солнца, и на волнах будто заплясали яичные желтки. В прозрачной воде под бултыхающимся мальчишкой шевельнулось темное пятно. Отплыло в сторону и опустилось на дно.

– Давай сюда, ну! – кричал Никита, стирая с лица блестящие на солнце капли. – Вода теплючая такая!

Вовка только качал головой и улыбался. Он видел, как от этой теплючей воды стучат зубы друга. Лето ушло, листву обволакивало желтизной. Небо становилось серым и скучным, а солнце, как бы сильно ни слепило глаза, больше не грело.

– Вылезай, балбес! С тобой даже Усач не хочет в этой холодрыге играть.

– Да он ленивый стал, прям как ты! – голосил Никита, высовываясь из воды веснушчатой рыжей кляксой. – Я вот щас как занырну к нему, как растормошу! А лучше давай вместе! Так он точно растормошится!

– Да ну, холодно. Заболеем.

– Слабак! Чтоб тебя невидимки холодными ладошками похватали!

Вовка поежился, невольно повернув голову к мосту, где без устали звенели колокольчики. Ветер в последнее время только усиливался. А вместе с ним – и предчувствие чего-то нехорошего. Того, что неминуемо приближалось.

Никита всегда по-доброму подначивал Вовку и подбивал его на всякие сумасшедшие штуки и приключения. Однажды даже предложил влезть в клетку к невидимке. Слава богу, остальные ребята его отговорили. Но расстраивался он недолго. Тут же перевернул вверх дном чулан и построил из хлама космический корабль во дворе. Тощий и вытянутый, как гороховый стручок, Никита без устали мельтешил по территории Школы с новыми идеями, не давая никому скучать. Он был настоящим заводилой и душой их детской компании.

Но теперь все изменилось. Некому стало носиться по здешним садам и лабиринтам из подстриженных кустов. Не гремел больше многоголосый смех, не дребезжали окна от шума и гама. В Школе остались только Вовка с Никитой.

Когда Вовка подошел к мосту, колокольчики встретили его ленивым побрякиванием. Похоже, ветру надоело с ними играть, и он переключился на опавшие листья у кладбища. Отсюда открывался замечательный вид на Школу и ее окрестности. Пятиэтажное здание возвышалось над растительным морем невероятным глазастым чудовищем. Изумрудными волнами разливались вокруг кусты можжевельника, сияли золотистыми кронами березы, а в косматой голове дуба-великана виднелись доски секретного домика. Когда тут кипела жизнь, казалось, места очень мало – всех не уместить. Но теперь осень приходила в пустынные края, где можно было заблудиться.

Вовка изучал землю, пытаясь найти следы. Грязные отпечатки на мосту, вмятины в земле, затоптанная трава – что угодно. Он знал, что невидимки сюда не ходят. Боятся. Зовут детей с той стороны, не решаясь ступить на мост. После того как один невидимка попался, другие стали осторожнее. Так рассказывали. Кто и когда – Вовка уже не помнил, но это было не так важно. Главное, что он помнил истории про зов. А еще наблюдал, как от моста стайками улетают птицы, будто их спугнули. Как громче начинают петь колокольчики на привязи, словно кто-то задел их. И как с наступлением темноты оживают тени.

Территория Школы располагалась посреди густого леса, который раскинулся до самого горизонта во все четыре стороны. Ее опоясывала бездонная пропасть, как защитный ров, не давая чаще проглотить последнее обиталище горстки детей. Единственным связующим звеном был мост. Скрипучий, страшный и очень древний. По ту его сторону деревья казались живыми: их ветки сплетались в причудливые фигуры и лица, манили к себе, шелестели листвой и что-то шептали.

Никита как-то раз добежал до самой границы и почти дотронулся до одной из веток. Вовка даже до середины моста не доходил, это было уже чересчур. Там, где темная шкура леса вздувалась волнами от дыхания ветра, начиналась страна невидимок. Жуткий мир безликих и одинаковых.

Не найдя никаких следов, Вовка немного успокоился. Главное ведь что? Не поддаваться зову. А здесь их никто не тронет. Таковы правила. И не нужно выдумывать всякую жуть.

Он побросал камешки с края обрыва, разбудив нескольких светляков, которые раньше времени стали подниматься из темноты внизу. Почему-то это занятие его успокаивало. Когда рядом в воздухе плавали живые лампы, дурные мысли отступали.

Набегавшись в облаке бабочек в сиреневом саду, Вовка завалился на газон и смотрел на тучи. Одни были похожи на кувшинки, другие – на странных зверушек, а большинство размазалось по небу великанскими кукурузными початками. Захотелось есть.

Вовка пробрался через живую изгородь боярышника и вышел к пруду. Никиты не было. В воде мелькнуло темно-зеленое тело Усача, и сом исчез на глубине. На берегу, громко переквакиваясь, за мошкарой следили лягушки.

Когда он забрался в домик на дереве, небо уже потемнело. Маша, Коля, Илья, Юля, Игорь – все доски были исписаны детскими именами. Десятки, сотни, если не тысячи имен. Многих Вовка даже не знал. Хотя Олесю он не только знал, но и вспоминал часто, поэтому обвел ее имя кружочком. Это была первая девочка, которая ему понравилась.

Достав из сундука подзорную трубу, Вовка решил найти Никиту. Высунулся в окно и принялся изучать окрестности. В траве около моста ковырялся ежик, на кладбище сразу три галки взгромоздились на одно надгробие и о чем-то спорили на своем птичьем языке. Слепые окна Школы отражали уходящий свет, а из трубы валил дым. Значит, ужин не за горами.

Вернувшись взглядом к мосту, ежика он уже не нашел. По ту сторону пропасти колыхалась тьма. Из провала летели новые светляки. Вовка направил трубу над чащей, но увидел только черноту. Тогда он достал еще одну линзу, приделал ее к первой, собрался с духом и заглянул в страну невидимок.

Одинаковые нагромождения домов и этажей росли ввысь до бесконечности, а между ними куда-то спешили машины, которые Вовка видел в кино. Ни деревьев, ни цветов, ни водоемов – ничего. Только серый туман перебирался от одного здания к другому, рвался на части и присоединял к себе новые сгустки. Это и были невидимки. В сундуке лежала третья линза, самая мощная. Говорили, что с ее помощью можно разглядеть даже невидимку, как бы далеко тот ни находился. Но Вовке не хватало смелости это проверить. Вдруг тогда и с той стороны кто-то его увидит?..

На крышу опустилось что-то тяжелое. Раз и два. Шаги.

Лестничные перекладины были прибиты прямо к стволу дуба, а вход в домик располагался сверху, где в потолке проделали небольшой люк. Чтобы попасть в этот секретный наблюдательный пункт, надо было подняться по дереву, перелезть на здоровенную ветку, потом на окутанную листвой крышу и уже оттуда спрыгнуть на пол домика через люк. Ну или потихоньку спуститься по приколоченным на внутренней стене дощечкам, если прыгать боишься.

Шаги измерили крышу от края до края. Медленно-премедленно, словно человек (человек?) сверху размышлял, лезть ему внутрь или нет. У Вовки пересохло во рту. Хотелось позвать Никиту, сказать, чтобы прекращал дурачиться, но топот сверху становился громче, и все остальные звуки тонули в нем. Вовка радовался лишь тому, что по привычке прикрыл люк от дождя.