Впервые за много месяцев я надела что-то другое, кроме комбинезона с обрезанными штанинами. Я нашла свободную хлопковую юбку черного цвета в «Гудвилле» и темно-коричневую блузку в крестьянском стиле. Натянула их, обулась в сандалии, купленные в переулке, и брызнула водой в лицо. Я посмотрелась в крошечное зеркало в туалете в конце коридора, в котором виден только один фрагмент лица за раз, и пригладила волосы. Сейчас они почти закрывали уши. Я попробовала подобрать их наверх, разглядывая пустые дырки для сережек в ушах.

Полагаю, это мило, что у меня теперь свой цвет волос – после стольких лет окрашивания их в красный, или в синий, или в черный. Темный блонд с темно-коричневыми прядями.

Я подумала, что мое лицо выглядит сейчас лучше, чем все предыдущие месяцы; кожа стала чище, круги под глазами уменьшились. Интересно, Райли когда-нибудь считал меня красивой, или хорошенькой, или хоть какой-нибудь? Он ведь никогда не говорил ничего подобного… При мысли о нем мне снова стало плохо. Прошлая ночь оставила в моем животе странный узел.

Он сказал: «Нет».

Я посмотрела на себя в зеркало. «Что бы ни случилось, – пообещала я себе, – сегодня вечером я не буду пить».

Я вернулась в комнату, порылась в зеленой спортивной сумке Блю, нашла там розоватый тюбик с блеском для губ и провела им по губам. Я подвела глаза ее карандашом и пальцами растушевала цвет, в надежде получить «совиные» глаза с поволокой. Я просто старалась делать то, что подмечала за Эллис, когда та красилась.

Я пошевелила ступнями в сандалиях, почувствовав небольшой дискомфорт. Блузка, юбка, блеск для губ – слишком много нового сразу… Я скинула сандалии и рывком натянула черные носки и ботинки от «Док Мартенс». Я готова и нервничала, но сначала я должна найти Блю.

Гитара Райли стояла на крыльце, рядом с сигаретами и пивом. Внутри слышна музыка. Вся улица была наполнена шумом, люди собирались на крыльцах и во дворах, пили, готовили на гриле и смеялись. Шум толпы и барабанов Дня поминовения грохотал в небе.

Я собрала сигареты и пивные бутылки и отнесла их в дом.

Блю сидела на полу посреди гостиной спиной ко мне, ссутулившись в клубах дыма, перед ней были разложены обложки музыкальных альбомов.

– Блю, – позвала я, но она не услышала из-за музыки.

Я тронула ее за плечо, и она подпрыгнула, пепел полетел на ее оголенные колени. Блю повернулась и посмотрела на меня глазами размером с блюдца, ее зрачки прыгали и подергивались.

– Блю?

Я поморщилась от запаха паленой пластмассы и поняла, что это Блю: от нее так пахнет. Она вытерла лицо, стряхнула пепел с колен и вжала сигарету в пол кулаком. Весь дом пропах горелым; чем-то химическим, от чего слезились глаза. Я не сразу поняла, что происходит.

Глаза Блю наполнились слезами. Она прохрипела мое имя.

– Господи. – Я попятилась назад. Голова кружилась, ноздри горели. Меня тошнило. – Чем ты тут, черт возьми, занималась? Почему ты опять принялась за старое, Блю? Твои зубы.

Это все, о чем я могла думать: «Твои чудесные зубы».

Трубка лежала на полу, у ее голых колен. А на ее подбородке виднелись слюни.

Что-то мерцало в глазах Блю; неожиданно на ее лице начала вырисовываться печаль, спускаясь на щеки.

– Луиза подожгла себя, – произнесла она.

Меня так сильно затрясло, что бутылки в руках зазвенели, ударяясь друг о друга.

Блю царапала ногтями мои ботинки, пытаясь удержать меня рядом с собой. Ее дыхание было сбивчивым и хриплым, а зрачки не переставали двигаться. Я оттолкнула ее, пятясь назад. Луиза? Луизы больше нет? Мое тело похолодело, потом закипело и затем онемело.

В ушах звучал шум океана и гром. Луиза. Эллис. Это не может случиться снова.

Я споткнулась, направилась в кухню, позвала Райли по имени. Я буду в порядке, если смогу отыскать Райли. Райли обнимет меня, не позволит плохому выйти из меня. Он может это сделать, хотя бы сейчас, правда? Как он делал, когда я болела. Я могу рассчитывать на него хотя бы в этом.

Черные точки кружились у моих глаз; кожу покалывало, что-то скреблось в горле.

За моей спиной Блю плакала, выла пронзительным тонким голосом:

– Прости, прости, прости, прости, прости.

Сгорела. Луиза сгорела. Я не могла дышать.

Первое, что я распознала, войдя в кухню, – вспышки спутанного красного и желтого цветов, лицо Вэнди прилипло к плечу Райли, ухмылка с заостренными зубами направлена на меня. Он так яростно ее имел, что ее голова раскачивалась, расслабленная, как у куклы. Они занимались сексом прямо там, на кухонном столе, его лицо в ее шее, ее голые ноги свисали с его бедер, джинсовые шорты висели на пальцах ноги.

Вэнди издала что-то наподобие икания и подмигнула мне.

В другой комнате запись неожиданно притормозила и остановилась, раздался продолжительный ужасающий скрежет, когда Блю убрала иглу. Вэнди вытаращила глаза – они похожи на крутящиеся леденцы на палочке.

Бутылки из-под пива выскользнули у меня из рук и разбились вдребезги.

Она засмеялась:

– Возвращайся обратно к своим лезвиям и окуркам, маленькая девчонка!

Райли качал головой из стороны в сторону. Он обернулся. Я не узнавала его лица. Оно другое и наполнено яростью, которая так напугала меня, что все мое тело исчезло в оцепенении. Я не могла пошевелиться.

Райли рывком надел свои коричневые брюки, натянув их на бедра, и надвинулся на меня. Я застыла. Он кричал на меня, но я покинула себя, отделилась, улетела от своего замороженного тела. Точно как с Проклятым Фрэнком. С моей матерью.

Райли с силой толкнул девушку, то есть меня, к стене. Альбом в рамке под названием «Везде небольшой кризис» упал на пол за ее спиной. Стекло разбилось вдребезги, оставляя след на задней стороне лодыжек, покрывая пол вокруг их ног.

Райли закричал:

– Здесь ничего нет! Ты не видишь? Ты не понимаешь этого?

Влага из его рта покрыла щеки девушки. Кое-как она нашла свои руки. И ударила его в грудь.

Огонь, огонь, повсюду огонь внутри ее.

– Я не знаю, за кого ты меня принимала, но вот он я. – Райли вдавил щеку девушки в стену. – Убирайся из моего дома, – хрипло прошептал он. – Возвращайся откуда пришла. Просто уходи.

Шествие добралось до финальной точки в центре города. Урна горела, огромные клубы дыма вместе с просьбами и молитвами за умерших вились в воздухе. Мне пришлось приходить в себя среди кромешного ада, среди людей, рыдающих об ушедших, мой взгляд расплывался от слез, тьма поднималась в душе. Теперь меня окружали лица с черепами – казалось, что они шепчут и щелкают зубами. Пока я бежала, я врезалась в детские головы. Женщина в черном плакала на земле, краска на ее лице размазалась. Я думала о Луизе, в то время как люди толкали меня, показывая язык. Луиза ушла за пределы Вселенной, Эллис ушла слишком глубоко. Образ Луизы возник передо мной: сияние огня, рыже-золотистые волосы, охваченные пламенем. Песнопения наводнили меня, барабаны и волынки превратились в океан в моих ушах. На углу гостиницы «Конгресс» я увидела Эллис, танцующую под музыку «Смитс». Я остановилась, хотя меня толкали и швыряли во все стороны. Я попыталась отвернуться, но она опять здесь… Эллис наклонилась над своей швейной машинкой, высунув кончик языка. Поздняя ночь, Эллис шепотом рассказывала мне на ухо в своей кровати, что один парень делал с ней и что она чувствовала. Эллис проколола мои уши простерилизованной булавкой и протянула мне вино, чтобы облегчить боль. В первый раз мы попробовали ЛСД вместе на вечеринке и провели несколько часов, пялясь друг на друга, смеялись и наблюдали, как наши лица видоизменяются и кружатся в разных цветах. Я слушала, как Эллис занимается сексом с парнем в гараже, и нюхала масло и растворитель для краски, и мне было интересно, как долго это может длиться. Меня исключили из школы, а Эллис осталась, я покинула ее. Парень-волк и потом ее родители заставляли ее прекратить со мной общаться. Эллис нравилось слоняться, она любила нарушать правила, но ей также нравилось возвращаться домой, в свою пуховую постель, к картофельным чипсам и мороженому, к матери, которая все равно любила проводить пальцами по ее волосам и думала, что ее частые окрашивания волос были выражением вольного духа. Я пробиралась сквозь группу скелетов, крутилась – я потерялась. Эллис плакала, когда ее отец, Джерри, выгонял меня, мне было некуда идти, тогда я жила у них несколько недель. Таблетки на полу не были моими, они принадлежали парню, но Эллис промолчала. Сообщение Эллис после того, как он порвал с ней: «Невыносимо. Очнь бльно». Да, все это неправильно… Эллис и Луиза, Райли и Блю, Эван и мой отец, мертвый и утонувший в длинной реке, придавленный грустью. Я грущу из-за него или грущу потому, что я его дочь? Дыры. Червоточины из людей. Я покрутила головой, окидывая толпу взглядом, ища проход сквозь все эти человеческие дыры, сквозь тысячи лиц, вопрошающих духов о лучшем месте, перебирая души умерших. У них черные головы с дырками для глаз, дырками для рта, энергичные зияющие пасти смерти. В моей голове слишком много людей. Я расцарапала свое тело, чтобы вырвать их и вытащить тьму, растущую внутри меня…