– Я буду следовать правилам, ма. Все, как ты скажешь. Найду работу и прочее, хорошо?

Она остановилась так резко, что я врезалась ей в плечо. Я уже почти одного роста с ней, хотя это ни о чем не говорит. Мы обе невысокие.

Она протянула мне конверт.

– Держи, это твое: билет на автобус, свидетельство о рождении – вся эта ерунда.

Я не понимала.

– Что?

Я не брала конверт, поэтому она схватила мою руку и загнула мои пальцы за края конверта.

– На большее я пойти просто не могу, Шарлотта. Там все, что тебе нужно, хорошо?

– Я думала… я думала, я поеду домой. С тобой.

Она курила, и я заметила, какие сухие и потрескавшиеся у нее руки. Она затянулась в последний раз и придавила окурок кроссовкой.

Я украдкой бросила взгляд на небольшой бугорок у нее на переносице. Это я сломала ей нос сковородкой. Она устремила взор на машины, проносящиеся мимо, ее губы дрожали. Она не смотрела мне в лицо, и я не могла долго смотреть на нее.

Столько всего разрушено между нами. Мои глаза затуманились.

– Твой друг Майк заходил ко мне вчера поздно вечером. Мы все знаем, что у нас с тобой ничего не получится, как и в этом дурацком доме временного проживания для подростков. Ты не такая, Шарлотта. Я не знаю, какая ты, но и я другая, и я уверена, что какой-то там дом с комендантским часом совсем не то, что тебе нужно. Мама Майки купила тебе билет на автобус до Аризоны. Ты будешь жить в его квартире там. Он обещал помочь тебе.

Она стала рыться в кармане, чтобы снова закурить.

– Он оставил для тебя письмо. Ты будешь одна совсем недолго, пока он не вернется из поездки. Я полагаю, он работает администратором у какой-то музыкальной группы? Майк хороший, Шарлотта. Постарайся не испортить все.

Получается, что Майки предпринял кое-что, когда получил мое сообщение. Мне не придется жить с матерью! Мне нужно сесть в проклятый автобус и поехать в дурацкую пустыню. Далеко-далеко от Проклятого Фрэнка! От проклятой реки! От всего этого!

Я была так рада, и так напугана, и так смущена, что не знала, как поступить.

Медленно, дрожащими руками я открыла конверт и бегло просмотрела автобусный билет, мое старое удостоверение личности, мое свидетельство о рождении. Там лежало сложенное письмо – оно, должно быть, от Майки – и то, что заставило сердце едва ли не выпрыгнуть из груди.

Пачка купюр, перевязанная резинкой и завернутая в целлофан. Я уставилась на деньги, и постепенно до меня дошло, что это.

– Как… как ты это достала?

Моя мать сделала глубокую затяжку.

– Мама Элеоноры нашла недавно эту пачку. Они продают дом и переезжают на запад. Чтобы жить поближе к ней. Она в Айдахо, ты же знаешь.

Париж, Лондон, Исландия. Все равно, лишь бы куда. Мы с Эллис стригли лужайки, помогали Мисс Хэмпл на Шербёрн-стрит разобраться в ее гараже. Это было трудно и заняло много времени. Она была кем-то вроде писательницы и хранила кучу папок со свежими вырезками и старыми журналами. Мы старались делать все, чтобы заработать денег.

– Джуди подумала, что следует отдать это тебе.

Я положила пачку в карман пальто и быстро вытерла глаза. Не хотела, чтобы она видела мои слезы.

Кое-что застряло у меня в горле – «прости, прости, прости, прости, я скучаю по тебе», – но оно так и осталось там, тихое и задвинутое вглубь. Моя мать произнесла:

– Мне надо идти, Шарлотта. Надо кое-куда успеть.

Она уже собралась уходить, но неожиданно повернулась, обняла меня так крепко, что я не могла дышать. Настолько крепко, что у меня поплыли красные круги перед глазами, и потом прижала губы к моему уху. Она прошептала:

– Ты только не думай, что это не разбивает вдребезги мое сердце.

Потом она ушла, и мне стало очень-очень холодно стоять там на углу Риверсайд и Двадцать второй стрит. Пустота нашего мира такая огромная и одновременно такая маленькая… Автобусная станция перевозчика «Грейхаунд» находилась довольно далеко. А я даже не знала, который сейчас час.

Я уткнулась в билет. «Отправление: Миннеаполис, Миннесота. Прибытие: Тусон, Аризона». Пробежала глазами остальное: названия городов, где останавливается автобус, проплывали у меня перед глазами. Пустыня. Когда я просила Майки спасти меня, он какое-то время молчал, потом наконец напечатал: «Работаю над этим» и отключился.

Я еду в пустыню. Я поеду одна на автобусе через бог-знает-сколько-штатов, чтобы быть с Майки, хотя никогда за всю жизнь нигде не бывала. И как мне добраться до автобусной станции? Сколько сейчас времени? Я оглянулась на здание больницы и задалась вопросом, не вернуться ли мне назад, но потом поняла, что не могу. Они думают, что я ушла вместе с матерью. И потом, что мне делать, когда я вернусь туда? Как долго Майки будет отсутствовать? Долго ли я проживу одна?

Все произошло слишком быстро, и я не могла дышать. Мне стало очень жарко в пальто.

– Тебя подбросить, драчунья?

Я повернула голову – белый фургон с логотипом больницы медленно ехал рядом со мной. Винни выбросил из окна сигарету.

– Залезай.

В фургоне он сказал:

– Я знаю только одно – сейчас я еду забирать страдающих анорексией, которые находятся в торговом центре «Молл оф Америка», ты поняла? Я не перевожу несовершеннолетнюю без сопровождения ее законного опекуна в месторасположение, не подлежащее огласке.

И Винни дал полный газ.

– Пристегнись! Мне не нужны трупы девчонок в этом драндулете. Куда направляемся?

Я назвала место. Мы молчали всю дорогу до автобусной станции «Грейхаунд». Там внутри находилось всего несколько человек, окруженных чемоданами и коробками, бумажными и пластиковыми пакетами. Он выудил несколько купюр из кармана своего черного пальто и вложил мне в руку.

– Я не хочу, чтобы ты появилась здесь снова, Чарли, милая.

Я кивнула, глаза застилали слезы.

– Любая сломанная вещь или человек – все поправимо. Я так считаю. – Винни бросил взгляд на автобусную станцию. – Теперь иди туда, подруга, и когда сядешь в автобус, занимай место впереди, а не сзади! Задние места – это «бэдсвиль». Держись оттуда подальше. Если кто-то тебе предложит сигареты или напитки, отказывайся, напитки бери в автомате. Будь такой, как сейчас. Непроницаемой. – Он обнял себя, показывая мне жестом. – И когда ты доберешься до места, там будет солнечно и всегда безоблачно, хорошо? Не спрашивай, почему я уверен, но это так. У меня свои методы, с помощью которых я многое узнаю о вас, девчонках. Теперь иди. – Он перегнулся через меня и толчком открыл дверь.

От него пахло клубничными сигарами «Свишер Свитс» и теплым молоком – ароматами улицы и дома.

Я глубоко вдохнула его запах, на тот случай, если он – последнее хорошее, что случилось со мной на долгое время вперед, потом я вылезла из фургона, волоча за собой чемодан Луизы, с рюкзаком за плечами.

Автобус – это гигантский громыхающий монстр, наполненный печалью и спертым воздухом. В каждом городе он выплевывал нас на двадцать минут, не важно, сколько до него было ехать, везде все одинаково: закусочная, круглосуточный магазин, грязные туалеты, мусор в раковинах. Я спрятала деньги, которые дал мне Винни, глубоко в карманы. Покупала только шоколадные батончики, газировку, соленые чипсы и один раз сандвич с яичным салатом со сроком годности, замазанным черными чернилами. Ощущение вкуса шоколада во рту было для меня вспышкой счастья.

Я не разговаривала с людьми, сидевшими рядом со мной. Они заходили, приносили с собой запах сигарет или грязи, и потом выходили на следующей остановке. В Канзасе посреди ночи автобус сломался. Это был городок, где Рождество задержалось до середины мая. В темных витринах висели выцветшие гирлянды, а в окне заправочной станции мигали разноцветные огни. Женщина, находившаяся рядом со мной, опустила подбородок в искусственный мех пальто и бормотала «Благослови нас Бог», пока мы выходили, пошатываясь, из автобуса и робко стояли на парковке возле заколоченной досками закусочной. Мужчины, сидевшие сзади в автобусе, просто вынесли свою игру в наперстки и устроились в переулке, пока водитель расхаживал вперед-назад и ждал помощи. Я сидела на обочине, вдали от всех, мне было все еще жарко в полупальто. На билете написано, что мы проедем через шесть штатов, прежде чем достигнем Аризоны, и что это займет один день, двадцать один час и сорок пять минут. Водитель сказал, что не знает, как долго ждать другого автобуса.