Однако следует сказать, что опасность грозила не только ратуше: торговцы намеревались пойти на господ, а в то же самое время готовилось нападение и на них самих. В закоулке возле костела стали собираться нищие и бродяги, сколько их на ярмарке было. Ехидно ухмыляясь, следили они за площадью, и было заметно — между ними существует уговор: как только продавцы, покинув свои палатки, пойдут требовать выдачи вайскуфров, они тотчас же бросятся к товарам, затеют драку с немногочисленной охраной и, одержав победу, в чем никто даже не сомневался, оберут до последней нитки всю ярмарку.
Словно в кошмарном сне наблюдал я все творившееся вокруг меня; думая о том, что должно было еще произойти, я с ужасом предчувствовал не только гибельные, но и кровавые последствия событий для целого города. И вот внезапно, в минуту наибольшей неразберихи и всеобщего переполоха, когда все кричали и каждый неизвестно чего хотел, не умея ни договориться с другими, ни объединиться с ними, — еще немного и началась бы драка, — над этой разъяренной, бурлящей толпой послышался столь сильный, звучный голос, что, казалось, в серебряный колокол ударили, и он заглушил все остальные звуки.
Все, кто был на площади, вскинули головы, стараясь узнать, что это. Гляжу, на каменном парапете фонтана, по воле случая оказавшегося в самом центре бушующего моря страстей, высоко над толпой наша хозяйка стоит! Да, это она — розовый корсаж с пучком базилика, золотая повязка на голове, шубка на одном плече еле держится; она говорит, голос сильный, звучный — ее голос!
В суматохе я совсем было запамятовал, что я тут не один, но теперь сразу и вспомнил: ведь мы с ней вдвоем на ярмарку приехали. Разумеется, я ее сразу узнал, и тем не менее она вдруг незнакомой мне показалась. На губах ни следа улыбки, в глазах ни тени томности, которая меня из терпения выводила; зато ее лоб, глаза, все лицо светились истинным воодушевлением, как в те минуты, когда в Густых кустах мы спорили с ней о вере и она защищала свои взгляды. Одной рукой она показывала в направлении ратуши, давая понять слушавшим ее, какая опасность оттуда грозит, а другую положила на сердце, будто обет приносила.
Что могла она обещать? Кому обещала?
— Знаете ли вы меня? — обратилась она к великому множеству устремленных на нее глаз.
— Знаем! Знаем! — вскричали все, и даже те, кто вовсе не знал; красота ее ошеломила всех. Величественно возвышалась она где-то между небом и землей, ярко освещенная солнцем, среди радужных струй, бивших из разинутых пастей каменных рыб по всем четырем углам фонтана. Многим казалось, будто это неземное существо, воспарившее над всем сущим и повелевающее им.
— Верите ли вы мне? — опять прозвучал ее звонкий голос.
Кто бы мог сказать, что не верит ей? Кому же тогда и верить? Будто гром прогрохотал по площади: «Верим, верим!»
— А если верите мне, то и совет мой примите, — продолжала она. — Лучше смотрите за своим товаром, а то еще больший убыток понесете. Я же пойду в ратушу и буду там от вашего имени говорить. Ведь если придет женщина, господа сразу поверят, что никто ничего у них не будет силой требовать и речь идет только о простой справедливости. Тогда они охотно пойдут вам на уступки.
И вновь раздались громкие крики одобрения.
— Итак, слушайте, о чем я намереваюсь просить их, и скажите, согласны вы или нет.
Воцарилась мертвая тишина; все внимательно слушали молодую женщину; слова ее с первого до последнего звучали ясно и выразительно, будто она жемчуг на шнурок нанизывала.
— Вот что скажу я господам: если вы и дальше намерены брать деньги от вайскуфров, обещая им за это охрану на ярмарке, то знайте — ярмаркам здесь больше не бывать, мы обратимся к высшим властям и будем просить, чтобы перевели ярмарку в другой город. Затем потребую, чтобы вернули вам торговый сбор. Сошлюсь на то, что из-за воров вы большие убытки понесли. Вместе с тем буду настаивать, чтобы вайскуфры, которых стража увела с рынка, ни в коем случае не были выпущены через заднюю дверь опять на рынок, как это обычно делается, а чтобы их на глазах у свидетелей вывели из города и отогнали бы подальше. Но если господа не захотят поступить по справедливости, я заявлю, что кто-нибудь из нас отправится в Вену к самой императрице с жалобой на все безобразия, которые в государстве ее творятся, и расскажет, как неблаговидно поступают с народом те, кто призван осуществлять власть от ее имени. Это не пустая угроза! Если не будет среди вас никого, кто бы отважился на такой дальний путь и пустился бы в странствия дорогие и небезопасные, то на это есть я, Франтина с Ештедских гор, и усадьба Квапилов стоит не меньше, чем семь самых больших крестьянских дворов. Обещаю, что буду верно и твердо стоять за вас и не пожалею всего своего имущества.
Новый взрыв ликования был ей ответом. Она махнула рукой, требуя тишины.
— Это еще не все, — сказала. — И вы должны дать мне слово, что мой пример не пройдет для вас даром, и если положение ваше хоть немного улучшится, вы прежде всего должны будете сами перемениться. Ведь не только жестокость господ, но и ваша собственная разрозненность является причиной всех ваших затруднений. Куда ни взгляни — покорно под плети ложитесь, перед любым господином готовы пасть лицом в грязь, и только если ударит он кого ногой в грудь, так, что кровь брызнет, тогда призадумаетесь, но опять не о том, как помочь себе, а как отомстить. А не выйдет ничего, тотчас в норы попрячетесь и в низости своей станете сваливать вину на других, топить один другого, только бы уйти от наказания; плеть — и ту готовы униженно целовать! Нет, не о мести надо бы вам сейчас думать, а о том, как решить дело по всей справедливости.
Слышу, отвечаете вы, что согласны со мной во всем и просите, чтобы я скорее шла говорить с господами, да только хотелось бы мне на вас через четверть часа поглядеть; ведь может статься, я от них уйду ни с чем. И вот мысленно я уже представляю себе, как отворачиваетесь вы от меня, публично осуждаете и клянетесь, что вам ничего не было Известно о моих замыслах, а надумают господа наказать меня за смелость, тотчас и выдадите Франтину!
Какой тут шум поднялся! Она долго не могла говорить; каждый кричал, что на такую низость он не способен.
— Да, я верю: вы не хотите так поступать, ведь никто из вас ни умом, ни силой не обижен. Но если бы вы все же это сделали, я бы тогда заплакала, не потому, что за себя боюсь, — я бы вас стала оплакивать и сказала бы: да, вы заслужили свою участь, вы просто-напросто толпа рабов, ничего другого вам и не положено, как бремя нищеты и зависимости нести, быть подножием всяческого высокомерия и всяческой подлости. Да, да, вы наделены умом и силой духа точно так же, как и господа ваши, — не забывайте об этом, очнитесь же наконец и тогда увидите: нет никакой разницы между вами и ими, только по воле случая да при помощи насилия захватили они власть и лучшее место для себя на земле. Но раз уж так случилось и этого вдруг не изменишь, будьте бдительны и смотрите, чтобы по крайней мере они мудро и благородно правили вами и не угнетали жестоко. Кто заступится за вас, если вы сами себе изменяете? Кто о вас позаботится, если сами вы своих интересов не блюдете? Разве неизвестна вам пословица: помоги сперва себе сам, тогда и бог тебе поможет?
Господа добровольно ничего для вас делать не станут, — одна забота у них, как вас ловчее взнуздать, сильнее узду затянуть и господство свое упрочить. Бесчинства, которые могли бы здесь произойти, были бы очень кстати, чтобы применить к вам закон во всей его строгости. Не так следует поступать, дабы одолеть их! И прежде всего — будьте друг другу братьями, дружески, со всей откровенностью потолкуйте между собой о том, что вас больше всего тяготит и как можно это изменить. Когда же вы договоритесь между собой и все хорошо взвесите, тогда идите в ратушу и заявляйте, чего не хватает вам и в чем нуждаетесь. Стойте на своем с достоинством, единодушно, твердо, не позволяйте себе от первой же неудачи духом пасть, попытайтесь и в другой и в третий раз то же сделать, не отступайтесь от своего. Вы сами увидите: если твердо держаться правила — один за всех, а все за одного, не будут они слишком долго возражать вам, хотя бы вначале упрямились и пытались взыскивать с вас, порой даже строже, чем прежде. Но разве можно чего-то добиться без усилий и жертв? Только в единстве сможете вы злую судьбу свою одолеть. У нас говорят: и капля гору точит. Может ли случиться, что ваши единодушные действия не сломят в конце концов злой воли двух-трех человек? Нет, не должно оставаться все как сейчас, если не хочет народ наш погибнуть, истлеть телом и духом среди бедствий своих. Вы должны, нет — обязаны, совершить поворот к лучшему, к освобождению своему, но я еще раз повторю: вам надо осуществить это не через бунт, а научившись жить по-братски. И я делаю первый шаг на этом пути. Иди скорее, сестра, защити братьев своих!
