— Про зверьё… — с явным трудом заговорил он. — Над Настасьей ни одной мухи не пролетело, ни в лесу, ни в храме. Про кошаков убитых дети тоже упоминали, что их зверьё не трогает, хотя некоторых несколько дней найти не могли. Да и сохранялись тела необычайно хорошо… Настасью через сколько дней после смерти хоронили, а как живая лежала.

— Хм? Коллега, вы столь однозначно вписали этого беднягу в один ряд с жертвами местного большеногого убийцы? — удивился Ромадановский, повернувшись к Андрею. — Поделитесь, чем руководствовались?

— Ну так… — неуверенно начал Андрей, но Леонтий Афанасьевич его остановил.

— Не здесь. Дождёмся, когда радушный хозяин нас или в кабинет, или в гостиную пригласит. Туда, где хоть одно кресло есть. Устал я страшно по буеракам лазать. Возраст, видно, сказывается.

— Милости прошу, — Михаил сделал широкий жест в направлении коридора, ведущего вглубь дома. — В гостиной нам, верно, удобнее будет. Находку с собой возьмёте?

Ромадановский посмотрел на кости. Наклонился и небрежно прикрыл их полой плаща.

— Здесь пускай полежит. Люди мои вернутся сейчас, упакуют как положено, — пояснил Леонтий Афанасьевич и, выпрямившись, попросил Михаила: — Скажи своим, чтобы не трогали.

Михаил кивнул, хотя в глубине души был уверен, что указание такое излишним будет: слуги и на пушечный выстрел к плащу и завёрнутым в него костям не подойдут. Но пока гости мыли руки, себя в порядок приводили, со Степаном поговорил. Тот трясся всем телом и ежесекундно поминал Шестиликую. Было абсолютно ясно, что он не то что к плащу близко не подойдёт, а и в холле в ближайшие дни не появится.

По гостиной рассредоточились быстро. Ромадановский занял кресло, Вячеслав приткнулся на подоконник, Андрей облокотился на каминную полку и тотчас же ухватил одну из обитающих там фигурок. Бело-голубой фарфор так и замелькал в пальцах.

— Ну что же вы, Андрей Дмитриевич, — откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, проговорил князь, — обосновывайте. Что вас заставило нашу находку в один ряд с жертвами кошкодава поставить?

— Ну, у нас тут трупов отродясь не было… Странных таких. А теперь сразу и кошки, и люди. И все в последний год погибли. Этот вот тоже, вы сказали, что месяцев семь как… Разложился он быстро, бурно, видать. А запаха никто не заметил. Ни люди не учуяли, хотя от хоженой дорожки недалеко лежал, ни зверьё какое… Может, конечно, кости уже сюда перенесли, но маловероятно это… А от кошаков мы тоже только косточки видели из тех, что откапывали… Даже от княжеского, хотя он совсем недавно… Видно, все они так. Сперва лежат как убивец оставил, а потом раз — и кости.

Андрей замолк. Ромадановский приоткрыл один глаз и подбодрил его:

— Хорошо. Вы верно говорите. В целом. Формулировки хромают, уверенности в голосе недостаёт, но в целом ваши умозаключения возражений не вызывают. Не тушуйтесь, продолжайте.

— Я вопрос хотел задать, — сообщил Андрей. — Можно?

Статуэтка в его руках замелькала в два раза быстрее.

— Мне? Задавайте, — милостиво разрешил князь.

— Как вы его нашли? Зачем под корягу полезли? Мы ведь к Михаилу шли просто, поговорить. А вы встрепенулись и свернули резко…

— О да… Поговорить, — задумчиво протянул Леонтий Афанасьевич. Затем поднял взгляд к потолку и крикнул куда-то в угол: — Поговорить бы надо! Слышите?

Прислушался к чему-то, усмехнулся, пожал плечами и добродушно пробурчал:

— Ну позже так позже. Ругаться-то зачем?

Затем оглядел удивлённых собеседников, дёрнул острым носом, мол, не обращайте внимания, и, запустив руку во внутренний карман, сказал уже Андрею:

— Из-за вещицы одной свернул. Ежели бы не она — прошёл бы мимо и не заметил.

Он выпростал из-под сюртука руку и продемонстрировал окружающим лежащий на ней медальон. Небольшая овальная коробочка на золотой хитро перевитой цепочке. Цепочка была ажурной, не слишком длинной.

Ромадановский щёлкнул замочком и откинул крышку с украшения. Внутри на эмали красовался натюрморт со стопкой книг, пером, чернильницей и, кажется, черепом, но в этом Михаил поклясться не мог, поскольку стоял далековато и было не разобрать в деталях, что же там изображено на заднем плане.

Князь развернул медальон к себе и прочитал дарственную надпись на внутренней стороне крышки:

— «За прилежание в науках. Дражайшей дочери от любящего родителя» Н-да… Вот этот медальончик моё внимание и привлёк. На нём Знак стоит. Активный. Светится ещё. От потери заговорили. Потерять такой невозможно, украсть — затруднительно. Но не похоже, что медальончик изначально нашему найдёнышу принадлежал. Поскольку он вовсе даже и не дочь, а чей-то сын. Науки если и постигал прилежно, то давно, поскольку умер в достаточно зрелом возрасте. На первый взгляд не меньше четырёх десятков лет на момент смерти ему было. Но медальон у него был, а значит, прежняя хозяйка его по доброй воле передала. И поговорим мы с ней обязательно об этом…

— Знак? Активный? — нахмурился Михаил. Сразу вспомнилась Анна Ивановна. Кто ещё в этой глуши учёбу любит и Знаки активировать может?

— Активный. И судя по характеру свечения, его ваша знакомая активировала, — подтвердил догадку князь, кивком указав на руку Михаила.

Отчего-то стало неприятно. Насколько Михаил успел понять старшую из барышень Кречетовых, для неё семья была очень важна. Абы кому она подарок отца не отдала бы… Значит, что? Подарила хорошему знакомому? Близкому? А почему тогда тревогу бить не начала, когда пропал? Князь сказал, что семь месяцев назад мужчина умер. Подарок был при разлуке? На долгую память? Михаил тряхнул головой и решил, что всеми правдами и неправдами при разговоре князя и Кречетовой присутствовать должен.

Ромадановский захлопнул медальон и снова его в карман пристроил. Михаил проводил его взглядом, успев заметить, что цепочка не расстёгнута, как показалось ему вначале, а разорвана. На душе стало ещё тревожнее и муторнее.

Леонтий Афанасьевич меж тем вновь обратился к Андрею:

— Андрей Дмитриевич, а давайте-ка мы с вами скоренько оформим то, что сегодня выяснить удалось. Михаил Николаевич нам сейчас велит писчих принадлежностей принести и карту окрестностей, ежели есть.

Михаил было дёрнулся, но из-за портьеры вынырнул Вячеслав и, буркнув: «Сиди уж, я сам!», вышел из комнаты. Воротился быстро, сгрузил на столик всё для письма и толстенный альбом с картами Славской империи. Леонтий Афанасьевич кивком поблагодарил его, выудил перо, чернильницу и лист бумаги, пристроил всё это на подлокотнике кресла и, изогнувшись кинджарской саблею, споро стал что-то записывать. Отвлёкся лишь единожды, сказал:

— Андрей Дмитриевич, вы карты пока полистайте. Найдите нужную, в хорошем масштабе. Да чиркните на ней карандашиком те места, где тела находили. И котят, и людей.

Андрей осторожно вернул статуэтку на полку и, присев за стол, занял руки куда более полезным делом, чем сворачивание шеи фарфоровому медведю.

Михаилу и Вячеславу оставалось только набраться терпения, наблюдать за работой других да слушать шелест бумаги и скрип пера.

— Закончили? — спросил Ромадановский, аккуратно пристраивая собственноручно исписанный лист рядом с картой, на которой расставлял крестики Андрей.

Тот лишь кивнул, подтверждая.

— Славно, — мурлыкнул князь и, обращаясь ко всем, предложил: — Взгляните! Ничего странного не замечаете?

Михаил хотел сказать, что в этой истории странно всё — от треклятого пари и до костей, несколько месяцев валяющихся неподалёку от его усадьбы, но посмотрел на разложенные на столе бумаги и осёкся.

Ромадановский сделал очень простую вещь. Он столбиком в хронологическом порядке перечислил всех жертв кошкодава с указанием примерных дат их смертей. Обнаруженные сегодня кости тоже фигурировали в списке на третьем месте. Интервал в основном был чуть меньше месяца, в паре-тройке мест он был больше — месяца два, но если учесть, что кости мужчины с медальоном прекрасно вписались в один из таких интервалов, то можно было предположить, что просто-напросто не все жертвы были найдены, и значит, интервал в условные три недели – месяц — это вполне себе тот ритм, в котором действует убийца. Выбивались в этом плане лишь две последние строчки. Котёнок княжны Невинской и Настасья — их смерти разделяли всего четыре дня.