— Пока верно всё, — подтвердил Михаил, всячески избегая пытливого взгляда Андрея.
— Угу… — продолжил восстанавливать ход событий Ромадановский. — Встреча состоялась?
— Состоялась.
— И?
— Генерал к ритуалам отношения не имеет!
— Да ну! Удивительно, право слово… — ехидничал Ромадановский. — И на что ты рассчитывал, позволь узнать? И почему в таком виде вернулся?
— Я думал, если он те ритуалы проводил, то увидит знаки на стене, запаникует и себя как-то выдаст.
— На тебя с ножом кинется?
— Нет, — потупился Михаил. — Не обязательно. Просто с шага собьётся, в речи запнётся, дёрнется, наконец…
— А ты это подметишь и его на чистую воду выведешь…
— У меня и пистолет с собой был. Так-то…
Михаил вскинул подбородок и с вызовом посмотрел на гостей. Встретился с осуждающим взглядом Андрея и умильным взглядом Леонтия Афанасьевича и, вздохнув, вновь потупился.
— А в суде, — голос Ромадановского продолжал тюкать Михаила по темени, — слова твои о генеральской дрожи или о том, как старый человек в заброшенной мельнице в сумраке споткнулся, стали бы неопровержимым доказательством его вины. Да.
— Понял я уже, что глупость совершил, — повинился Михаил. — Да и не он это. Я ж рассказывал.
— Да, помню, след с сапогом не совпал. С другой стороны, — неумолимо продолжал руководитель Специального комитета при особе Его Императорского Величества, — ежели предположить, что Турчилин виновен, то теперь он будет знать, что на его след вышли, и поймать его станет в разы сложнее… Про одежду свою рассказать не забудь.
— Да что рассказывать, — пожал плечами Михаил. — Погода стояла жаркая. Турчилин ушёл, а я детство решил вспомнить. Искупнуться в Старом омуте. Пока плавал, часть одежды стащил кто-то. То ли ребятня местная, то ли водяной…
— Водяной, значит, — вскинул бровь Ромадановский. — Что ж, и про водяного выясним. А позволь уточнить, что это за роспись такая славная на ладони у тебя красуется?
— Не позволю! — мотнул головой Михаил, идя на поводу у инстинкта самосохранения. — Это дело личное, к расследованию не относящееся!
— Личное… Хорошо, если личное, — протянул Ромадановский и настороженно прислушался к чему-то. Затем хмыкнул и продолжил. — А знаешь, что у тебя не современная версия знака на руке красуется, а первоначальная? Споры с этим знаком пару веков назад в моде были. Знаешь, почему из моды вышли?
— Какая-то тёмная история в императорской семье произошла. Пари сначала запретили, а затем забыли.
— Ну что ж, обывателю большего знать и не положено, — проговорил Ромадановский, обращаясь вроде бы к Михаилу, но при этом время от времени косясь куда-то в угол и вверх. — Однако ж, приоткрою для вас завесу над этой тайной. Знак для этого пари разработал сам Бьедро Пельн. Причём уже после того, как дар свой дотла выжег. О его скверном характере и своеобразном чувстве юмора знали все, но поглубже зарыться в структуру знака догадались далеко не сразу, а лишь после того, как племянница императора Бажена Хромая заключила пустячное пари с дочерью андальского посла. Девочки на цветы поспорили и спор магически знаком сим закрепили. Подробности опустим, скажу только, что пари Бажена проиграла, цветы достались андальянке. Зато за время, что пари длилось, в результате череды странных совпадений и нелепых случайностей, а также пары кровавых переворотов Бажене достался андальский престол. И нужно сказать, что почти четыре десятка лет держала она всю Андалию в своём маленьком железном кулачке. Н-да… К чему я? А к тому, что Знак этот с заковыкой. Каждый пари под таким Знаком заключающий должен быть готов, что будет втянут в дела гораздо большего размаха и уровня, нежели предмет спора. А уж какие это дела окажутся: государственные ли, исторические ли или и вовсе церковные — Девятиликий только ведает. Раздаёт их щедрой рукою, сообразно способностям тех, кто в пари участвует.
Михаилу послышался тихий стариковский смех за спиной, а судя по тому, как в ту сторону Ромадановский глядел — не ему одному.
— Отчего же сведения эти засекретили? — угрюмо поинтересовался Михаил у князя. — Отчего же Знак не запретили?
— На первый вопрос даже отвечать не буду, чай не полный идиот, сам знаешь, сколь у нас в стране желающих свою молодецкую удаль показать имеется. А по поводу запрета… Так запрещали! За решётку сажали… А потом заковычку убрали, а знак исправленный вновь разрешили. Молодёжь ещё потешилась, заскучала и забыла почти. Иногда всплывает. Но у тебя-то на руке Знак изначальный, Пельном разработанный, красуется. Эту схему сейчас в Славии человека четыре знают. А ты говоришь — дело личное…
Михаил повёл плечами, поскрёб некстати зазудевший Знак. От необходимости что-то говорить и как-то реагировать на слова Леонтия Афанасьевича его избавил ливрейный слуга князя, скользнувший в комнату.
— Мария Андреевна ответ дать изволили, — с порога объявил он. — Княгиня Невинская будет рада принимать у себя в имении князя Ромадановского. Ожидают вас, ваша светлость!
— Ожидают? Ну что ж, негоже женщину заставлять долго ждать. Иду! — проговорил Леонтий Афанасьевич, выбираясь из кресла. — Навещу Марию Андреевну, привет ей от супруги моей передам, а заодно и комнатку осмотрю, где котейку нашли несчастного. А с вами, соколы вы мои, мы беседу завтра продолжим. Вы уж будьте любезны, до той поры ничего не предпринимайте, никуда не лезьте!
Все обменялись поклонами, и Ромадановский удалился.
Но атмосфера в комнате от этого легче не стала.
— А расскажи-ка мне, друг мой закадычный, — напряжённым голосом заговорил Андрей, меча из глаз молнии, — на какое такое свидание Турчилин попёрся? И отчего это он сразу подлога с запиской не заподозрил? И чего это ты самолично улаживать дела моей невесты стал, а не меня в известность поставил?
Михаил тоскливо посмотрел на друга. Оценил сжатые кулаки, позу и даже, кажется, искры, промелькнувшие в соломенных волосах. Откашлялся, в горле першило, и, аккуратно подбирая слова, чтобы не осложнить отношений между влюблёнными, стал в сотый раз рассказывать историю своей глупости.
Глава 65. Повторение — мать учения
День только начинался. Затянутое облаками небо казалось низким. Ветер был свеж, силён и старателен. Он честно пытался размести эти белые кучи и освободить от них хотя бы клочок синевы, но труды его оставались напрасны. Белёсые груды ворочались, перемешивались, отодвигались, но на их место тотчас же заступали новые, ещё более настырные и неповоротливые. Аннушка всего мгновение смотрела в окно на их бурление, а ей уже начало казаться, что она заглянула в кастрюлю с кипящим молоком.
Потёрла руки, посмотрела на ладонь. Знак вчера изменился. Черточек стало на одну меньше. Видно, Милованов второе условие выполнил. Или вернее сказать, не выполнил?
— Не понимаю! Несправедливо же! — возмущался Николенька, отвлекая сестру от посторонних дум. — Дар у меня есть, а, чтобы письма домой отправлять, мне всё равно активатор потребуется?
Аннушка вздохнула, сегодня она вела урок у брата. Начали со словесности, затем Аннушка решила прочесть короткую лекцию по азам активации, и лекция затянулась.
— Справедливо или нет, но все через это проходят, — терпеливо увещевала Анна брата. — Первые год-два, а у некоторых и три, дар нестабилен, он должен окрепнуть, сформироваться. Ну представь, дитя, когда рождается, оно же на ножки не сразу встаёт! Так и тут. Сперва научись видеть, научись равномерный поток силы удерживать, закрываться научись… Это ведь не запрет, не наказание за шалость, которое можно отменить, если маменьку хорошо попросишь, это порядок, богами установленный. Не иначе, Шестиликая постаралась, не будь этой форы у нас, многие видящие в первые же месяцы свой дар бы выжгли.
— Три? — из всей речи Николенька выхватил только этот факт. — Хочешь сказать, есть шанс, что мне этим костылём целых три года придётся орудовать?
— Прекрати! — не выдержала сестра. — Люди активаторами всю жизнь пользуются! И за благо почитают! Да если бы дар не проснулся, тебе активатора бы ещё лет пять никто не доверил! Да и потом — разве что на пять минут подержать. Посмотри вокруг! У многих в семьях и активатора-то нет, разве что на госслужбе выдают, для дела! Или есть, но один на всю семью — фамильный. Он по наследству переходит. Заметь, детей может быть много, а активатор лишь одному достанется. У папеньки такой есть. Но папенька жив, здоров и, слава Шестиликой, при памяти. Про Веленских вспомни. Они активатор года четыре назад впервые купили, аккурат к поездке в столицу. Да и то — временный, простой самый, который не перезаряжается и хватает его от силы на пару месяцев. А радовались как! А гордились! На Петра Ростиславовича посмотри! У него батюшка когда умер? А активатор фамильный маменька ему когда вручила? Когда ему пятнадцать исполнилось, и ни минуткой раньше! А тебе? Вручили личный, именной, не казённый, а ты, вместо того чтобы спасибо сказать, — нос воротишь!