Николенька посопел, потом уточнил:

— А ты сколько с активатором ходила?

— А я вовсе без активатора ходила.

— Ага! — обвиняюще закричал Николенька.

— Мне уезжать никуда не требовалось, я дома училась, и все решили, что активатор мне ни к чему, — продолжила Аннушка, не обращая внимания на попытки её перебить. — Так что я спокойно училась, а активацию Знака первый раз провела спустя год и восемь месяцев после того, как дар проснулся.

Николенька набрал в грудь воздуху, но разразиться ответной тирадой не успел. В дверь небрежно стукнули, и на пороге показался восторженно-бледный папенька в сопровождении высокого мужчины. Незнакомец был высок, худ, с рыжеватыми волосами той фактуры, которую вроде и вьющимися назвать язык не поворачивается, поскольку ни колец, ни волн они не формируют, хоть ты тресни, ни уж тем более гладкими их не назовёшь. Мятый рыжий пух — вот что красовалось на голове стоящего на пороге мужчины.

— Вот, ваша светлость, извольте видеть — дети мои! — старательно раздувал щёки папенька. — Гордость моя! Старшая и младшенький! Оба одарены! Слава Шестиликой!

— Действительно, боги вас любят! — тонко улыбнулся гость. — Двое одарённых в семье — это даже не редкость, это что-то почти невозможное или давно забытое.

— Анна и Николай, — назвал детей Иван Петрович, затем повернулся, широко повёл рукой, добавил в голос звучности и торжественности и представил гостя: — советник при особе Его Императорского Величества, руководитель Специального комитета при особе Его Императорского Величества, князь Ромадановский!

Князь хмыкнул и сказал:

— Будет вам, Иван Петрович, детей пугать, не на дворцовом приёме чай. Леонтия Афанасьевича вполне довольно было бы.

Аннушка во все глаза смотрела на вошедшего. Любовалась переливами силы, от него исходящей. Николенька и то притих. А как иначе? На пороге классной комнаты в небольшой провинциальной усадьбе стоял не просто князь, не просто большой чиновник, а человек-легенда, имеющий огромное влияние на императора. Поговаривали, что Павел ни одного указа без его ведома не подписывает. Шептались, что он не второй по значимости человек в империи, а первый, поскольку он не единожды переубеждал Его Императорское Величество, да так, что после разговора с князем тот начинал придерживаться прямо противоположной точки зрения, чем до того. А вот Павлу I в отношении Леонтия Афанасьевича такого достичь ни разу не удалось. Так что Аннушка очень хорошо бледного папеньку понимала. Принимать у себя самого влиятельного человека в империи, самого сильного видящего — то ещё потрясение.

— Ну-с, приятно познакомиться, — продолжал меж тем князь, обращаясь уже к молодёжи.

Анна и Николай нестройно проблеяли в ответ, что им тоже приятно и радостно.

— Полно, не стоит терять время на расшаркивания, — не стал затягивать приветственные любезности князь. — С вами, юноша, я непременно пообщаюсь до своего отъезда, но не сегодня. Сейчас мне нужно с вашей сестрой поговорить. Уж больно интересные письма она пишет.

Ромадановский послал присутствующим очередную любезную улыбку, от которой Ивана Петровича бросило в дрожь, и он, понятливо кивая и вежливо шаркая ножкой, быстро увёл сына из комнаты. На пороге обернулся, бросил на старшую дочь встревоженный взгляд и, сообщив, что неподалёку будет, скрылся за дверью.

Аннушка задумалась. Тревога в родительском взоре означала, что папенька переживает, как бы князь не обидел её, или же наоборот, как бы она князя своей неучтивостью и прямолинейностью не оскорбила?

Мягкий баритон гостя вывел её из задумчивости:

— У вас удивительный взгляд. В нём редкое сочетание качеств отражается: ум, доброта и очарование. Очень вы мне в этом отношении мою супругу напомнили.

Аннушка тряхнула головой и робко улыбнулась гостю. О его трепетном отношении к собственной супруге слухов ходило не меньше, чем о влиянии на императора и судьбу отечества. Вообще видящие редко браки заключали, а уж браки счастливые и подавно. Нет, безусловно, видящих не предавали остракизму, но они занимали достаточно своеобразное положение в обществе. Их уважали, иногда даже почитали, но не спешили идти на сближение. Обычно круг близких людей ограничивался родителями, братьями и сёстрами. Иногда одарённые заключали браки, но чаще всего это были пары, где оба супруга обладают даром. Они были обречены на бездетность, так как союз двух видящих никогда не приносил плодов. Изредка, всего несколько раз за последние две сотни лет, мужчина, обладающий даром, брал в жёны обычную женщину, этого дара лишённую. Именно такая пара сложилась между Леонтием Афанасьевичем Ромадановским и княгиней Лаптевой. Разница в возрасте у супругов была значительная, под два десятка лет. Союз их был заключён аккурат после коронации Павла, и, хотя до сих пор детей у них не было, поговаривали, что надежду обрести наследника князь до сих пор не потерял.

Расположились на стульях, рядышком за партою, и следующие два часа Аннушка повторяла всё то, что уже не раз описывала. Леонтий Афанасьевич задавал уточняющие вопросы, останавливал рассказ, возвращал на несколько шагов назад, иногда ходил по кругу. Исчертили стопку бумаги схемами, значками и Знаками.

— Молодчина! Вы молодчина просто! — сообщил Аннушке Ромадановский в конце беседы, когда она вконец охрипла от бесчисленных повторений и объяснений. — Домашнее обучение — и такой итог! Жаль, неимоверно жаль, что образовательная реформа затягивается! Эх! Вот бы вам с десяток годков с плеч скинуть, ну или наших олухов бы поторопить… Из вас бы отменный специалист вышел! Отменный! Жаль… Я попытаюсь, конечно, что-то… Но не будем раньше времени!

Леонтий Афанасьевич осёкся, аккуратно сложил все исчёрканные за время беседы листы в стопочку и ласково поинтересовался:

— А расскажите-ка мне, милая барышня, что это за Знак у вас на ручке красуется, да ещё и с двух сторон…

Аннушка вскинула удивлённый взгляд на собеседника, встретила его взгляд, цепкий и необычайно серьёзный, и поняла, что беседа не закончена, а просто на новый уровень выведена. Вздохнула и начала подробный отчёт о пари, его промежуточных итогах, условиях его заключения и событиях, к нему приведших.

«…и погубил безвозвратно мою репутацию…» — в третий раз прочитал Михаил, вздохнул и бросил беспомощный взгляд на Андрея. Тот тоже выглядел не особо разбирающимся в происходящем.

Вчера приятели долго пытались выяснить, кто и в чём виноват и виноват ли в ситуации с Турчилиным, использовали для этого весь свой немалый словарный запас и столь же обширный винный погреб Милованова. Возможно, в этом крылась причина некоторой утренней неповоротливости мысли у обоих, хотя содержимым винного погреба старались не злоупотреблять.

— Елизавета Егоровна, это, безусловно, лестно, что вы доверили мне… — заговорил Михаил, мучительно подбирая слова и избегая смотреть на гостью, — …нам информацию столь деликатного свойства, но… Я, признаться, не вполне понимаю, чего именно вы желаете добиться. Мсьё Нуи в настоящее время задержан по подозрению в убийстве. Вы теперь решили обвинить его ещё и в…

Михаил умолк. Ища поддержки, оглядел стены родного кабинета. Связные и более-менее приличные слова и выражения закончились. Елизавета Егоровна сидела в кресле, скромно сложив руки на коленях и потупив взор.

— Как лицо официальное, возьму на себя ответственность заявить, — вступил в беседу Андрей, — следствие по делу Вячесла… кхм… мсьё Нуи ведётся. Уверен, его непричастность к убийству будет доказана в ближайшее время… Но если вы подадите это заявление… Я буду вынужден дать ему ход, и следствие будет вестись ещё и в этом направлении… Н-да… следствие… Вы, кстати, готовы к публичности разбирательства?

Младшая Веленская прижала к лицу платочек и что-то задушенно в него пропищала.

— Вот! — приободрился Андрей. — Именно что к публичности!

Приятели переглянулись поверх головы гостьи. Чего хотела добиться эта не первой свежести дамочка? Как там она написала? Михаил в очередной раз заглянул в листок: «…в ночь с третьего на четвёртое липца состоящий на службе помещика Милованова и известный под именем мсьё Нуи пришёл ко мне в комнату, где и погубил безвозвратно мою репутацию…» Об изнасиловании, слава богам, речь не шла. Во всяком случае, прямо этого не утверждалось.