Что же ещё сделать? Что ещё? Ещё… Да уж! После того как он с судьёй поговорил, для Славки только одно спасение осталось — реального злодея поймать. Да и то… Попотеть потом придётся, чтобы судью убедить, что это не подтасовка. Бросить всё? Пускай судья сам ищет. Найдёт ведь, не зря же Михаил пари заключал. Найдёт! Вопрос — когда. Славку выпустят, но в каком состоянии? Сейчас с него заговорённые наручники вовремя снимают, а если забудут случайно? В Славии многое случайно происходит. Из курса истории известно, что однажды даже императора случайно сменили. Да… Более того, наручники могут «забыть» и не случайно. И, учитывая гримасу Фёдора Николаевича при прощании, этот вариант кажется очень даже вероятным. Как там в пари было?

«…Вячеслав Павлович Огрызко не виновен. Он вскоре выйдет на свободу, а настоящий преступник ещё проявит себя…»

Зад Девятиликого! Мало того что в условиях пари не оговорено, что Славка при этом не пострадает, так ещё и преступник себя проявить должен. Как может себя убийца проявить? Уж точно не калач на ярмарке спереть! Нда… Леонтий Афанасьевич был бы недоволен.

Михаил уткнул локти в стол и хотел было лицо в ладонях спрятать, но знак пари с Кречетовой оказался прямо перед глазами. Михаил моргнул и еле удержался от стона. Два пари одновременно, и оба с недостаточно чёткими условиями. Одно так и вовсе с условиями неизвестными. Леонтий Афанасьевич был бы крайне недоволен.

Утешало одно — пари лежали в различных жизненных плоскостях и области интересов, обозначенные в их условиях, не пересекались. Знак на руке стало ощутимо покалывать, Михаил мысленно вернулся в тот день, когда засчиталось выполнение первого условия пари с Кречетовой, и стона сдерживать не стал. Леонтий Афанасьевич будет в ярости!

Два пари с недостаточно чёткими, а потому, возможно, и противоречивыми условиями. Как он мог так опростоволоситься? Теперь главное не терять головы. Что там неустанно твердил Ромадановский в самом начале их сотрудничества? «Формулировки, мальчик! Учись говорить точно…» А что ещё? «Избегай ситуаций, в которых на тебе висят два спора одновременно. Если это вынужденная мера, то следи, чтобы предметы этих споров были столь же далеки друг от друга, сколь и Андалия от Кинджарадеша…» И самое главное: «Если ты умудрился одновременно заключить несколько пари с пересекающимися условиями, помни, что результат непредсказуем. Да, наиболее важное способно перевесить второстепенное, но ты до последнего не будешь знать, что именно боги посчитали важным. Все условия могут переплестись, усилить друг друга, и всё сложится наилучшим для тебя образом, или, а это наиболее вероятно, выполнятся все оговорённые тобой условия, но таким образом, что об этом пожалеешь и ты, и твои оппоненты, и ещё горстка-другая ни в чём не повинных людей. Так что не рискуй! На время миссии тебе строжайше запрещены какие-либо споры, кроме оговорённого в задании. Ну а после я тебе просто по-дружески не рекомендую этим увлекаться…»

Михаил с силой потёр лицо. Сколько раз он может наступать на одни и те же грабли? Сейчас на нём два пари висят. Одно по поводу соседского имения, второе — на невиновности и свободе Славки завязано. Что важнее? Для него — друг. А для богов? То, что магически закреплено? Или нет никакого противоречия? Тогда есть шанс пройти по краю. В прошлый же раз удалось… Со службы, правда, попросили, но зато живы остались и миссию выполнили. В целом.

Нужно срочно поговорить с Кречетовой!

— Гостья к вам, барин, — извиняющимся тоном робко сообщил Степан с порога столовой.

Михаил вперил в слугу недоумевающе-раздражённый взгляд, чем окончательно изничтожил способность того изъясняться связно.

— Не гневитесь, Шестиликой ради, — запричитал мужик. — В малой гостиной сидит, как давеча…

Михаил вскочил из-за стола и порысил в гостиную, махнув рукой на Степана. Кречетова всё-таки молодец! Сама пришла. В этот раз удивительно вовремя! Нужно многое обсудить.

Промчавшись по коридору, он влетел в комнату, не дав себе и мгновения перед дверью, чтобы отдышаться, причёску в порядок привести, одежду поправить.

— Здравствуйте, несказанно рад, что вы реши… — начал он с порога и осёкся, увидев в кресле невысокую тощую даму в платье с обильными, но слегка поникшими кружевами. На Кречетову-старшую она не походила ни в малейшей степени. На младшую, впрочем, тоже.

— Елизавета э-э-э… Егоровна? — выдавил он из себя, выудив из задворок памяти имя и отчество младшей из сестёр Веленских.

Та подняла на него заплаканные глаза.

— Здравствуйте, Михаил Николаевич, — пропищала гостья и некуртуазно шмыгнула острым носом, красноту и припухлость которого не мог скрыть даже значительный слой пудры. — Ни за что бы не решилась вас побеспокоить, ежели бы не несчастный случай на прогулке…

У Михаила что-то ёкнуло в груди, может быть даже сердце. Неужели ещё один труп нашли? Убийца проявил себя? Душу затопило странной смесью сожаления, вины, ужаса и облегчения, но прорваться наружу ни одно из этих чувств не успело — Веленская продолжила:

— Я, знаете ли, очень прогулки уважаю. Природа, свежий воздух, птички… Променад очень для здоровья полезен. Да! Мне сам Поликарп Андреевич не раз советовал… А сегодня такая незадача! Такое несчастье… Ногу подвернула! Вот!

Гостья дрыгнула ножкой, и из-под вороха юбок показался носок запылённого ботиночка.

— Аккурат перед вашим домом… Молю, — взвыла Веленская, заломив руки, — не оставляйте меня в столь плачевном состоянии! Помогите добраться до дома. Велите кому-то из людей отнести мою весточку сестре и позвольте переждать под крышей вашего гостеприимного дома, пока она за мной приедет.

Михаил представил, что ему придётся терпеть этот писк всё то время, пока отвозят весточку, пока готовят экипаж Веленских, пока старшая сестра едет за младшей, и его передёрнуло.

— Нет! — вскричал он.

— Что? — опешила от такой грубости Лизонька и растерянно захлопала ресницами. — Вы меня гоните?..

— Нет, — уже спокойнее и тише ответил Михаил. — Конечно, не гоню. Что вы! Как можно? Предлагаю другой вариант. Я вас сам отвезу! Прямо сейчас! А человека мы отправим, но не к вашей сестре, а к Поликарпу Андреевичу, и он уже сразу к вам домой подъедет.

— Ну что вы! Не стоит. Зачем вас утруждать, доктора беспокоить? Мы сами с сестрой, как-нибудь. Я посижу, и нога пройдёт… сама, — залопотала Веленская. Глазки её забегали, а и без того узкие губы и вовсе спрятались, скорбно поджавшись.

— Мне не трудно, — уверил её Михаил. — Я всё равно уезжать собирался. Так что подвезу вас по дороге. И даже если у вас небольшое растяжение, ногу всё же лучше доктору показать.

— Уезжать? Так вы езжайте! Езжайте! Не нужно из-за меня планы ломать… Я сама как-нибудь, — гостья оживилась и даже бледную улыбку на лице изобразила. — Вы только распоряжение оставьте слугам… У вас они надёжные. Вышколенные. Сразу видно, что за ними иностранец присматривает. Наши так не могут. Вот у вас, говорят, камердинер — иностранец. Очень надёжный человек. Вы ему скажите и езжайте.

— Мсьё Нуи сейчас далеко, — тщательно подбирая слова, заговорил Михаил. — Произошло страшное недоразумение. Он в Крыльской тюрьме сейчас. Вы, верно, слышали?

Веленская понурилась, глаза её заволокло слезами. Худенькие пальцы так стиснули оборки на юбке, что материя затрещала.

— Слышала что-то такое, — прошептала она. — Но люди часто преувеличивают, заблуждаются. Не верилось мне…

Михаил оторопело вглядывался в эту немолодую и не слишком приятную женщину. В голове возникло подозрение, сперва показавшееся вздорным. Веленская всхлипнула, и Михаил задумался: может ли она оказаться той самой, что не так давно оставила несколько царапин на щеке друга? Если это она, то что Славка в ней нашёл? Нет, ну если забыть про возраст, Славка, в конце концов, тоже не мальчик, умыть ей мордашку, оборвать с платья половину финтифлюшек и — самое главное! — не слушать её писк, то ещё и ничего… Так-то… Любовь, как говорится, зла.