Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Ей нравятся рыбаки, лесники, кузнецы, мясники. Их компания и их полезные умения нравятся ей, потому что она восхищается умело сделанными вещами в той же мере, в какой страстно желает инструментов, которые можно со щелчком закрыть и убрать в карман. Когда местные мужчины учат ее полезным умениям вроде завязывания узлов или насаживания приманки на крючок, а она потом может выполнить их самостоятельно, у нее возникает такое же чувство, как будто она сказала: «Ну-ка все вы все, слушайте меня». Чувство, будто она написала какие-то правила и раздала их по округе. Чувство, будто она одна оказалась впереди, как сейчас на вершине кита, глядя вниз на Дигби и Ов.

Но кто-то еще приближается. Мистер Билл Брюэр, земельный агент Чилкомба, бывший сборщик долгов из Лондона, замеченный в армейской службе снабжения другом Уиллоуби Перри, у которого глаз был наметан на полезных людей, неторопливо спускается по тропинке в компании своего спаниеля, который с возбужденным сопением начинает обходить кита.

– Так-так, – говорит мистер Брюэр. – Кто хочет объяснить мне происходящее?

– Мистер Брюэр, я хочу, чтобы вы уведомили власти, – говорит Кристабель. – Я заявила о правах семьи Сигрейв на кита.

– Я вижу, мисс Кристабель. У вас есть на него какие-то планы?

Кристабель и Дигби обмениваются взглядом.

– Мы сохраним его для анналов истории, – говорит Кристабель.

– Мы овеем славой имя Сигрейвов, – добавляет Дигби, со значением похлопывая кита.

– Мы изучим его внутренности для науки.

– Мы выставим его на обозрение, чтобы все могли прийти им восхититься.

– Мы повесим его кости у потолка в Дубовом зале.

– Да! У нас в доме будет огромный скелет!

– Экспонат национального значения.

– Бедный кит, – тихонько говорит Овощ.

Мистер Брюэр вглядывается в кита.

– Я сомневаюсь, что миссис Брюэр разрешит вам принести это на ее чистые полы.

Кристабель осторожно отпускает флаг, с облегчением отмечая, что он остается стоять, и опускается на корточки, чтобы прошипеть Дигби:

– Он не хочет с нами сотрудничать. Нам придется самим уведомить власти. Можешь добежать до дома? Нужно будет послать телеграмму.

– Кому?

– Властям. Я останусь тут. Сторожить.

– Ладненько. – Дигби убегает, утаскивая с собой Ов.

Они взбегают по крутой тропинке, что ведет от пляжа к их дому. Это, как часто отмечает Ов, одна из тех тропинок, по которым волнующе ходить, если не знаешь, куда она ведет. У нее, говорит Ов, какая-то запретная атмосфера. Она изгибается и вертится вверх по утесу – дрок и терновник теснят ее с обеих сторон, сплетаясь шипастыми ветвями так, что невозможно рассмотреть, куда она ведет.

Наверху в неопрятной живой изгороди старая деревянная калитка с предупреждающим знаком: ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. Дигби и Ов с грохотом влетают в калитку и продолжают бежать по тропинке сквозь густую рощу. Под ногами трещат ветки, вяхири взлетают из папоротника, панически хлопая крыльями, лезвия солнечных лучей наискось взрезают кроны. Роща редеет по мере того, как ширится и становится более очевидной тропинка, обрываясь у кромки большой лужайки. Дети несутся по ней к главному входу в Чилкомб. Они открывают тяжелую дверь и, обернувшись шикнуть друг на друга, осторожно проходят в Дубовый зал, где свет из нового стеклянного купола, встроенного в крышу, падает с высоты всего здания на осколки разбитой бутылки виски, которые заметает стоящая на коленях горничная.

– Оставь, оставь, – говорит Уиллоуби, босиком спускаясь по изгибу главной лестницы, заправляя залитую рубашку в помятые брюки. – Разбитых бутылок будет больше, уверен. Можно начать привыкать ходить по ним. Главное – завтрак. Я отчаянно хочу завтракать.

– Да, мистер Уиллоуби, сэр, – говорит горничная. – А ваша жена, сэр? Требуется ли принести что-то в ее комнату?

– На время Великого поста Розалинда отказалась от всей твердой пищи. Она наслаждается исключительно жидкой диетой.

Дети смотрят, как на галерее открывается дверь и появляется обернутая в персиковый шелковый пеньюар Розалинда со следами макияжа на глазах.

– Я тебя слышу, Уиллоуби. Ты просто грохочешь. Я хочу чая и тостов. Ты же знаешь, что я хочу чая и тостов. Мой портсигар пропал.

Уиллоуби, дойдя до горничной, театральным голосом шепчет:

– К черту чай и тосты. Я хочу позавтракать снаружи на лужайке. Организуешь мне?

– Мой серебряный портсигар, – продолжает Розалинда. – Тот, что ты мне подарил.

– Проверь карманы брюк у Перри. Он точно был у тебя, когда ты сидела у него на коленях.

– Ты меня заставил там сидеть, Уиллоуби. Ты всегда так говоришь, будто ни при чем.

– Я нуждаюсь в яйцах, – говорит Уиллоуби, по-прежнему обращаясь к горничной. – Как тебя зовут – ты Люси или Элси? Вечно путаю.

Розалинда быстро спускается, шлепая атласными тапочками по ступенькам и затягивая пояс халата.

– Люси уже несколько месяцев как уволилась, а Элси у нас никогда и не было. Оставь девушку в покое. Как бы ее ни звали, она должна принести мне чай.

– И почему твой чай, а не мой завтрак? Чего ты хочешь, Розалинда?

Теперь она рядом с ним, и ее руки заняты его талией – вытягивают рубашку из брюк, укладывают тонкие пальцы на плоть его живота.

– Я не слышала, как ты встал. Проснулась, а тебя нет. Ты оставил меня там одну.

– Я практически уверен, что выполнил свой мужеский долг. Я был голоден, женщина. И все еще не ел.

– Дигби! – восклицает Розалинда, вдруг замечая детей. – Что ты делаешь? Ты был на улице? Что это у тебя на шее?

– Прекрасный плащ из козлиной шкуры, мама.

– Похоже на кухонное полотенце. Надень курточку. Помнишь, как ты в тот раз весной ужасно простудился? Ты не так здоров, как отец.

– Его отец голоден и собирается позавтракать яйцами, если только кто-то их ему принесет. – Уиллоуби проходит мимо детей, ероша мышиные волосы Ов мимоходом.

Горничная быстро шмыгает в сторону кухни.

– Наши гости тоже рассчитывают на завтрак, Уиллоуби, – говорит Розалинда. – Сколько у нас вчера было народу?

– Семь человек? Десять? Эта ужасная женщина в тюрбане определенно осталась, – его голос разносится по каменной прихожей.

– Она американская поэтесса. Любимая публикой.

– Какая жалость, – доносится голос Уиллоуби с солнечной лужайки.

Розалинда вздыхает.

– Ты мог бы с ней хотя бы поговорить.

Ов ободрительно кивает Дигби, выталкивает его вперед.

– Мама? – говорит он.

– Да, милый.

– Могу я послать телеграмму властям?

– Это один из глупых прожектов Кристабель?

– Это не глупый прожект. Это дело национальной важности.

– Ты не должен позволять ей третировать тебя, милый, – говорит Розалинда. – Я знаю, что она старше, но она не твоя старшая сестра – всего лишь кузина. Принимая все во внимание, она должна быть благодарна, что живет здесь.

– Криста никогда бы не стала меня третировать, мама.

На галерее открываются двери спален, появляется все больше одетых в халаты людей с осоловелыми красными глазами. У одного из них, худого мужчины с рыжими усами, на голове сдвинутый набок лазурный тюрбан.

– Перри! – восклицает Розалинда, поднимая руки так, что падающий из купола свет превращает ее рукава в крылья бабочки. – Дерзкий мальчишка. Сними скорее, пока никто не увидел.

– Военный не должен появляться на людях без должного головного убора, – отвечает он. – Боже правый, я чувствую себя отвратительно. Надеюсь, мне положена хоть крошка.

– Милый, конечно. Идем, идем. Будем завтракать на лужайке.

– Мама?

– Спроси мистера Брюэра, Дигби. У меня нет времени на это все. – Розалинда пускается в путь к лестнице, чтобы встретить спускающихся гостей, затем поворачивается к Ов. – Что на тебе надето?

– Мой халат, мама. И одна из моих туфель. Я оставила вторую в…

– Ты умудряешься быть еще менее привлекательной, чем обычно. Пусть Моди расчешет тебе волосы, как бы мало их ни было.

22
{"b":"832799","o":1}