Собравшись с духом, он повел ее через кабинет, столовую, сад и конюшни, но в итоге, когда они вернулись в гостиную, он сказал:

– Может, воспользуюсь этой вашей идеей. Напитки в «Кораблекрушении». Для прислуги, в смысле. Новый год. Возможно, фейерверк для деревенских детей.

– Великолепная идея, – сказала она.

– Спасибо, что вмешались, – пробормотал он. – У меня все пошло наперекосяк.

– К вашим услугам.

– От Уиллоуби у меня кровь вскипает.

– Тогда лучше держать его подальше от дома, – сказала она, и исходи это заявление от кого-то еще, а не от прямолинейной Аннабель, Джаспер бы принял его за флирт. С ней же оно показалось честной оценкой ситуации. Хотя он не мог быть уверен в том, что в ее глазах не было искорки. Затем он понял, что уже какое-то время рассматривает ее лицо, пожевывая собственные усы.

– Я жую их, когда размышляю, – сказал он, разглаживая усы.

Аннабель взяла выскользнувший из сетки для волос локон – кончики волос секлись.

– Черт.

Одной рукой Джаспер все еще поправлял усы, другая внезапно почувствовала возбуждение и пустоту. Слышно было только горящие в камине бревна – их треск и вздохи да его собственное дыхание.

Аннабель все еще держала свои волосы.

– Всегда завидовала собакам, что они могут жевать кости.

– Да, – ответил Джаспер. Он теперь слышал ее дыхание, как и собственное, и тишина казалась только гуще.

– Всегда хотела кучу собак, – сказала она, смотря на него с поражающей откровенностью.

– Очень люблю, – сказал он и почувствовал в это мгновение, что каким-то образом каждый его вздох притягивал ее ближе к нему, хоть и не мог вспомнить, чтобы кто-то из них двигался.

Затем зашла горничная с ведерком для угля.

– Прошу прощения, мистер Сигрейв, – сказала она. – Я думала, все ушли.

– Не все, – сказал Джаспер, сглатывая. – Не могла бы ты принести нам чаю?

– И пирожных, – добавила Аннабель.

Джаспер осознал, что широко улыбается удивительной мисс Эгнью.

– Да. Да, да. Много пирожных.

Джаспер и Аннабель провели остаток дня у камина в гостиной. Это была тихая комната – сквозь выходящие на север окна падал холодный свет, на вересково-зеленых стенах висели картины с деревенскими пейзажами: скот в снегу, скот идет вброд через реку, скот у реки на закате. Они пили чай, ели пирожные и говорили о лошадях и собаках, собаках и лошадях. Он рассказал ей свои любимые исторические факты о регионе, и оказалось, что и у нее есть что рассказать интересного.

Время творило удивительные вещи. В один момент Джаспер мельком взглянул на каминные часы, и на них было четыре, а когда он посмотрел на них секундой позже, уже было шесть. Затем, когда он наблюдал, как Аннабель с раскрасневшимися от жара камина щеками успешно расправляется с куском кекса, она подняла глаза и встретилась с ним взглядом, – и он чувствовал каждую проходящую секунду. Когда шумная компания Уиллоуби вернулась из паба и Аннабель встала, говоря, что должна перед ужином навестить сестру, Джаспер вдруг стал несчастен.

Покидая комнату, Аннабель обернулась.

– Прокатимся завтра?

Джаспер кивнул. Аннабель взмахнула локоном и исчезла.

Ужин тем вечером был не настолько ужасен, как он боялся, несмотря на то что рядом сидели двое безмозглых друзей Уиллоуби. Он мог выносить их, потому что каждый раз подняв глаза, он видел на другом конце стола Аннабель в вечернем платье из синего шелка. В свете свечей ее волосы сверкали черным, как нефть.

Мужчины вокруг говорили о войне. Они не могли дождаться, когда вернутся во Францию и покажут немцам. Домой они вернутся к весне. Уиллоуби хвалился светловолосой наследнице своим назначением в Египет и обещал привезти ей пирамиду.

Это мой дом, думал Джаспер. Завтра эти люди уедут, а это все еще будет мой дом. Аннабель Эгнью живет в Уилтшире. Уилтшир не так далеко.

Среди несмолкаемого шума и гама столовой он отсалютовал ей бокалом.

Пять лет назад

– Естественно, у моей сестры разбито сердце, – сказала Аннабель, усаживаясь в кресло в гостиной. – Едва она услышала, что печально известный Уиллоуби отправился в Египет, она взялась читать газеты, а теперь, когда началось оттоманское вторжение, не может найти себе места.

– Ей не о чем беспокоиться, – сказал Джаспер, разливая бренди по бокалам. – Мой брат обладает талантом ускользать от всего, что напоминает тяжелую работу. Последнее, что я слышал, так это то, что он учится ездить на верблюде.

Аннабель засмеялась.

– Слава богу, ты совершенно на него не похож.

Джаспер замер перед буфетом. Из окна ему была видна лужайка, по которой взад-вперед расхаживал петух, чья вдумчивая походка напоминала человека с заложенными за спину руками, который убивает время в ожидании новостей. Февраль был серым и мрачным, с моря накатывал густой туман. Только петух, лужайка, туман и комната, в которой стоял Джаспер.

Обернувшись к ней с бокалом, он собирался спросить: «Не хочешь выпить?» – но Джаспер Сигрейв никогда не умел складывать слова, и вырвались они совсем иначе.

– Ты выйдешь за меня?

Аннабель приняла из его руки бокал и сказала:

– Позволь мне сперва выпить.

Джаспер развернулся, чтобы уйти, чтобы пожалеть, чтобы раскаяться, чтобы переживать этот момент снова и снова, но Аннабель опрокинула в себя бренди единым глотком и уже ставила бокал на кофейный столик, говоря:

– Думаю, да, знаешь ли. Да, думаю, что с удовольствием.

Когда они поженились в деревенской церкви месяцем позже, это была скромная церемония, ведь многие были вдали от дома на войне. Медовый месяц они провели в Озерном крае, в прекрасном Камберленде. Впоследствии Джаспер вспоминал тот день, те первые недели яркими вспышками, будто картинки, замеченные из движущегося поезда. Казалось удивительным найти такое счастье, когда новости из-за границы приходили все более мрачные и тревожные, но Аннабель Эгнью – Аннабель Сигрейв – все делала удивительным.

По возвращении в Дорсет он казался себе выше. Он был уверен, что слуги смотрят на него иначе. Аннабель была такой практичной, такой неунывающей: ее сильные руки перебирали счета за хозяйство, вязали шарфы для солдат, подтягивали стремена Гвиневре или проверяли зубы одной из их новых собак. Она оказалась превосходно умелой.

Они не были уверены, сможет ли она когда-нибудь иметь детей. Несчастный случай во время верховой езды, из-за которого она сидела в седле прямо, по-мужски, а не боком, повредил кости ее таза. Были опасения. Аннабель было за тридцать, а Джасперу за сорок. Порой он думал, что умрет счастливым и без наследников просто потому, что каждое утро будет просыпаться рядом с ней. Рядом, хмурясь на записную книжку за стеклами очков для чтения, с карандашом за ухом – а затем поворачиваясь к нему с улыбкой. Она была порой неусидчивой, но всегда собиралась, когда он говорил.

– Поняла, – говорила она и всегда понимала.

Они вместе занимались лошадьми, обсуждали, что выставят несколько на скачки. Они даже отправились в Аскот в тот год и думали, что в обморок после первого забега она упала из-за нового корсета под платьем. Она привыкла ходить в бриджах для верховой езды и по возвращении заявила, что больше не хочет выходить никуда, где нужно носить корсет. Месяцем позже, когда стало ясно, что миссис Сигрейв беременна, они смеялись и плакали, пока Аннабель не сказала перестать, потому что они взбудоражили собак.

Она мучилась всю беременность. Поврежденный таз доставлял ей немало боли.

– Лучше бы это быть мальчику, – сказал Джаспер, занося одного из новых щенков, чтобы показать ей, – я не могу позволить тебе еще раз пройти через это.

Уиллоуби был на удивление восхищен. Из Каира он прислал телеграмму:

Великолепные новости тчк Великолепная женщина тчк Вне себя от радости за вас двоих тчк У