– Так, Стёпа, планы меняются. Идём в деревню, глушим полицаев. На всё про всё у нас только три часа, – сообразил я всё быстро.

Скорее всего, политрука с красноармейцами захватили недавно. Наверное, где-то недалеко есть небольшая заимка, на которой в засаде сидели полицаи, и политрук с бойцами в неё вперлись. Накрученные Брандтом полицаи, взяв пленных, даже не стали их допрашивать и сразу притащили на ближайший пост. Для отчёта о проделанной работе.

Секрету «левые» пленники тоже не сильно нужны – у них задача немного другая, но через несколько часов сюда подтянется гауптштурмфюрер со своей группой элитных волкодавов. У него в группе в броневике есть радист и рация, и ещё через пару часов сюда прибудет взвод егерей на автомашинах. В результате мы потеряем и политрука, и всех пленных – после жёсткого полевого допроса от них останутся только кровоточащие куски мяса, и их просто добьют, чтобы не возиться. А мне пленные нужны. Ну просто крайне необходимы. И живые полицаи. И пулемёт из секрета. И боеприпасы. И лодки. И продукты. И сапоги, и форма егерей. И губозакаточная машинка. Две. Нет, лучше три. И таблетки от жадности, дайте все, что есть.

До барака добрались только двое полицаев из шести. Одна телега с двумя из них заехала в третий двор, ещё двое зашли, соответственно, в шестой и восьмой дома от края деревни. Пленные работали во дворе дальнего дома, там к лесу ближе всего, и во дворе была свалена гора уже напиленных чурбаков, которые пленные и кололи.

Тем временем мы со Степаном, не слишком скрываясь, шли между берегом озера и заборами личных подворьев, справедливо рассудив, что полицаи не знают всех немцев в лицо. Форма на нас такая же, как и у егерей, а секрету мы уже не видны. Дошли до бараков и затихарились за углом последнего, в котором, по всей вероятности, держали пленников.

Телега сюда уже доехала, и полицаи, матерясь, кантовали пленников. Политрук был без сознания, а остальные трое, еле передвигая ноги, пытались его достать из телеги. Помогать им полицаи и не собирались. А зря. Добрее надо быть к людям. Тогда и к тебе отношение будет получше.

Заморачиваться я не стал и, сказав Степану коротко: «Делай, как я, только не убей никого», – вышел из-за угла барака прямо к полицаям. Автомат у меня мирно висел на левом плече стволом вниз. Кепка с козырьком, маскхалат и короткие десантные сапоги. Вот и всё, что увидели так и не успевшие насторожиться полицаи. Два удара от меня, два добивающих от Степана, и две тушки в хорошо расслабленных позах улеглись на натоптанный песок двора.

– Тихо, бойцы, – негромко сказал я вскинувшимся пленным и сразу представился: – Сержант Малахов Александр Алексеевич, восьмидесятый погранотряд, третья пограничная комендатура. Командир отдельной группы, выполняющий специальное задание командования. Степан, отнеси политрука в телегу, а потом вяжи полицаев и отволоки их в барак. Бойцы, представьтесь, – приказал я.

Вновь прибывших строить надо сразу, пока они не расслабились, но по большому счёту строить бойцов не пришлось. Как оказалось, двое из них знали Стёпку, так что процесс опознавания и пояснения текущего положения дел времени занял немного. Один из пограничников представился ефрейтором Василием Никоновым, второй – красноармейцем Филимоном Уздовым. Третий был обычным пехотинцем возрастом чуть старше пограничников. Представился он красноармейцем Оленчевичем. Белорус, что ли? Больно фамилия заковыристая.

Оставив Филимона и пехотинца с политруком и полицаями и коротко обрисовав ситуацию, я жёстко приказал им сидеть не высовываясь до нашего прихода. Сам со Степаном и ефрейтором Никоновым направился во двор, где работали пленные.

Никонов был невысок, но, как и Степан, коренаст и жилист и вполне подошёл мне для лёгонькой инсценировки. Подталкивая ефрейтора стволом автомата, Степан уверенно шагнул во двор, я шёл последним, но, ступив на широкую дорожку, ведущую к дому, ни сказать, ни сделать ничего не успел.

Полицаев было двое – один маленький вертлявый и неопрятный с мосинским карабином и здоровый, почти под два метра, кряжистый, как дуб, достаточно пожилой мужик с двустволкой. Увидев Степана и нашего пленного, мелкий направился в нашу сторону, но успел сделать к нам только два шага. Кряжистый развернулся вполоборота, сделал лёгонький шажок – и хряк. Приклад двустволки впечатался в затылок мелкого. И всё это молча и небрежно, но судя по тому, как мелкий рухнул на землю, править его не надо.

– Ну и на хрена ты его убил? – вырвалось у меня. – Мне он живой был нужен.

И тут выдал Степан:

– Шатун, ты-то как в полицаи попал?

Кряжистый тут же пробасил:

– Меня кто спрашивал? – И, кивнув на труп, добавил: – Вон свояк приехал и грит: «Ты с коммуняками якшался, теперь отрабатывай, а то сдам коменданту». Вы-то ушли, не попрощались. А нам куда деваться?

Не дав ни слова сказать Степану, я тут же загрузил этого Шатуна:

– Шатун, надо сходить, остальных полицаев повязать, но повязать, а не угробить – это всегда успеется. Поможешь?

Со своим всяко проще, чем нам со Стёпкой местных жителей из домов выковыривать. Почему-то этот Шатун мне сразу понравился: плавными движениями, решимостью, с какой он мелкого полицая пришиб, отсутствием лишних эмоций и… наверное, соображалкой. Он ведь только мельком увидел Степана в немецкой форме и тут же понял, что власть меняется.

– Не, с тобой нельзя. Немцев ранетых никого нету. Насторожатся. Со Степаном пойду. – Шатун ничуть не удивился предложению, но тут же добавил: – Токо потом я с вами пойду. И жёнку с дочей возьму.

М-мать. Ещё две бабы. Но головой согласно кивнул. Деваться просто некуда. Женщин всё равно забирать с собой нужно. Это никто из местных не знает, как будут зверствовать эсэсовцы, а я… В общем, понятно. Слишком много всякого разного знаю. Знал бы я, как заблуждался в отношении жены и дочки Шатуна, только ради них в эту деревню прибежал бы.

Пока я раздавал целеуказания пленным, а хозяйки собирали поесть на всех, Степан с Шатуном пошли глушить полицаев. С собой они никого не взяли, но Шатуну помощники не нужны. Судя по реакции Степана, хозяин двора был моему другу хорошо известен, а по мне так даже лучше.

Вася Никонов с женой Шатуна Алевтиной Алексеевной и её дочкой Настей быстро нашёл общий язык и, забрав одного из пленных пограничников, принялся паковать все, что необходимо было забрать из дома. Я в это время «строил» пленных. Состав советских бойцов был разнообразный. Трое пехотинцев, два артиллериста и ещё трое пограничников. Один из пограничников был ранен в плечо и, видимо, недавно сильно избит – лежал чуть в сторонке под присмотром совсем молоденького парнишки.

«Построить» бывших пленных оказалось весьма непростой задачей. Сначала они попробовали разбежаться и, прихватив топоры, уже направились на выход со двора. Верховодил у них высокий жилистый мужик с побитым оспой лицом, которого я с ходу окрестил Рябым.

– Куда это вы собрались? – остановил я троицу пехотинцев и потянувшихся за ними артиллеристов, встав на их пути и наставив на них ствол автомата.

– А те чо за дело? Ты кто такой? – тут же окрысился на меня Рябой.

– Я тот, кто тебя из плена освободил. И я вас пока никуда не отпускал. Доступно изложил? Отойти к дровам, сесть, представиться, – жестко сказал я, недвусмысленно поведя стволом автомата. Такое надо сразу пресекать. Бойцы встали, как будто налетели на стену.

– И что? Стрелять будешь? – нейтрально поинтересовался Рябой. Двое его приятелей как бы невзначай подались в стороны, крепко сжимая колуны.

– А ты не сомневайся. Вы мне бегающие по деревне нафиг не упёрлись. Заметят вас егеря – все здесь ляжем. У них рация в секрете. Через час сюда рота немцев прибудет. Вы по плену уже соскучились? Так это вас могут в плен обратно взять, а нам со Степаном такое не светит – мы в их форме и с их оружием. Нас сразу пристрелят – правило войны такое. Не слыхал? Так что мне проще вас здесь одной очередью положить – может, немцы и не вскинутся. Автомат-то немецкий, – объяснил я свою позицию. И тут же добавил: – Перебьём полицаев. Выбьем секрет. Я вас отпущу. Слово даю. Вы мне с собой не нужны. С нами пойдут только добровольцы, а вас уже через несколько часов как щенков затравят да перебьют.