Порядок действий у нас был уже оговорен в пути, поэтому мы с Ристо и Степаном валялись в траве, а бездельники, как я окрестил остающихся Костю, Фёдора и Мишу, шустрили по хозяйству. Наше возросшее хозяйство надо было охранять, да и лошадей просто так не бросишь. Той же воды, чтобы напоить средство передвижения, надо было натаскать шесть вёдер. Родник ребята обнаружили сразу, разбежавшись ненадолго по лесу. Заодно и разведку произвели, никого, впрочем, не обнаружив.

Собрались мы на рассвете, после утреннего тумана. Вечером я решил не идти, так как толкаться в полутьме было не совсем приятно. Если на воде или в поле в белые ночи всё видно, то движение в глухом лесу – удовольствие ниже среднего.

Шли достаточно быстро, вел Степан, а я, по нашему молчаливому уговору, выпустил на волю Сашку. Так что при движении по лесу я от ребят не отставал. Голова, которая у меня третий день периодически как будто отваливалась, на удивление с утра вела себя вполне прилично, и я немного расслабился.

Вообще я заметил, что Сашка, хозяин этого накачанного молодого тела, с удовольствием делает всю физическую работу, а вот как только надо что-то решить или подумать, затихает, как будто его нет. Общаемся мы с ним образами. Вот и сейчас он с удовольствием делится со мной своим опытом: как поставить ногу, чтобы не оставить след, как определить расстояние или не потерять направление движения, как определить сторону света и откуда взойдёт солнце. Вспыхивает это всё в нашей с Сашкой голове не словами, а яркими доступными картинками, я вижу, что Сашке нравится, и он совсем не против того, что я тоже поместился в его теле. Был бы один, я бы давно заблудился: лес здесь вовсе не подмосковный лесопарк.

Запах дыма унюхал Сашка, да нет, наверное, все вместе, но Сашка, пожалуй, раньше Степана. Дальше пограничники уже не шли, а неспешно крались между деревьев и пустых кустиков черники и ещё зелёной брусники.

Что за чёрт! Пустых? Все кустики были замяты, листики во многих местах оборваны, а ягоды съедены, и это на расстоянии метров двести от берега. Переглянувшись, мы растянулись короткой цепью и двинулись дальше.

Бухта открылась сразу, лес подходил к самой воде. Берег здесь был высокий, обрывистый, прибрежного песка почти не было, и корни деревьев в некоторых местах нависали над водой. Костёр тлел на маленьком пятачке, у здоровенной, почти в два обхвата сосны. Под сосной, тесно прижавшись друг к другу, лежали шестеро. Я с трудом узнал в этой куче Катерину, лежащую с левого края, спиной ко мне.

Как ни тихо мы подходили, но спала Катя всё же чутко. Я только успел опуститься перед ней на коленки, как она открыла глаза. Сначала с тревогой, потом с изумлением, затем девушка просто развернулась и бросилась мне на грудь. Нет, теперь не мне, а Сашке, я уполз как можно дальше в подсознание, чтобы не мешать ребятам даже отголоском мысли, хотя видел и чувствовал всё, как и мой невольный напарник.

Пока Сашка держал на руках невесомую, осунувшуюся Катю, проснулись все. Невысокая, худенькая до прозрачности тринадцатилетняя девчушка и трое таких же исхудалых и чумазых мальчишек, неуловимо похожих на неё. Женщина, лежавшая с другого края, прижимала к себе детей и прикрывала их от ветра со стороны озера. Степан и Ристо одновременно опустились рядом и синхронно сняли со спин рюкзаки и ранцы – продуктов мы принесли на всех.

Пока ребята занимались хозяйством и ставили на разгоравшийся костёр котелки с водой из озера, Сашка так и баюкал на руках разомлевшую Катерину. Вот что странно: ребята ни слова не говорили при этом, как будто всё происходящее было у них в порядке вещей. Всё страньше и страньше. Вот почему Катерина ушла из отряда окруженцев. Ох, дайте мне чуть погодя время, надеру я ей задницу.

Впрочем, ещё неизвестно, куда бы довёл отряд этот молодой, ретивый и неопытный политработник. Как бы не на тот свет. Так что пусть пока будет так, но пнуть Сашку всё же пришлось – у нас дети голодные. У него мёд в ранце, а напарничек мой развалился, как на пляже. Пришлось нарисовать в голове банку с мёдом и детей, а то у него на руках девочка с голоду помрёт, а он и не чухнется. Гляжу, засуетился, стряхнул с рук Катерину и полез в ранец.

Хм. Можно, наверное, так общаться, но боюсь, что недолго нам осталось. Голова опять разболелась, причём не у меня, а у Сашки. Опять картинка у него сменилась, как будто шарик в голове разрастается. Пусть пока потерпит, ему больше надо.

Ранний завтрак перемежался рассказом. Материться я начал значительно раньше, чем он закончился, и хотя о покойниках говорят только хорошее, добрых слов я не нашёл. Старшина, ни дна ему, ни покрышки, не увёл людей с островов.

Перед отходом я чётко приказал ему уходить с острова в эту бухту, вытащить лодки на берег и сидеть тихо, как мыши, выбираясь только на рассвете проверять сети. Об этом приказе знали только мы двое. Никого, во избежание утечки информации в случае захвата моих бойцов немцами, я в курс дела не поставил, а старшина расслабился и просидел на островах трое суток.

Ранним утром три дня назад четверо красноармейцев привезли в бухту Катерину и женщину с детьми. Марья Васильевна её зовут. А вот с детьми облом, только девочка и совсем мелкий пацан её дети. Мать ещё двоих мальчишек осталась на острове. Просто дети похожи.

Второй раз красноармейцы приплыть не успели. Бой продолжался весь день и утих только ближе к ночи, когда немцы подтянули на соседний остров миномёты. Продуктов на лодке привезли крайне мало, чудом спасшиеся женщины и дети голодали, объедая ягоды в окрестностях. Больше ни на что сил у них не оставалось. Перед выходом старшина успел сказать Кате, что мы придём в эту бухту, и они тупо ждали нас, медленно умирая от голода.

Взяв бинокль, я отошёл немного в сторону и принялся разглядывать острова. Не видно ни хрена, километров шесть будет, смысла нет идти на дальнюю точку берега и разглядывать оттуда. Нет, всё же зашлю Ристо со Степаном, пусть глянут. Там всё же поближе, да и наш берег будет видно.

Уходить нам надо. Причём как можно скорее, но ребята пусть сбегают, глянут внимательными глазами. Дети пока отдохнут в тепле и сытости, а я с женщинами побуду, посторожу. Не нравится мне здесь. Куда бы их спрятать? Ничего в голову не приходит. Так ничего и не придумав, приказал:

– Ристо, Степан, аккуратненько сходите на берег. Задача: осмотреть острова. С той точки ближе и лучше видно. Осмотреть наш берег на предмет посторонних следов и наличия следов высадки. Не дать себя обнаружить. – И добавил удивлённо посмотревшему на меня Ристо: – Не нравится мне всё это, Ристо. Немцы считать умеют. Пропажу детей обнаружили, а не ищут. Почему? Будь осторожен. Как только вернётесь, уходим.

Ристо понял всё сразу. Быстро собравшись, они со Степаном растворились в лесу, а я, передвинув костёр на другое место, накрыл прогревшуюся землю лапником и одной из курток, уложил накормленных детей. Пока ребята осматриваются, пусть поспят, а я подумаю. Сильно не нравится мне всё это. Эх, старшина, старшина. Что же я упустил?

Ребята появились через два часа, так же неслышно появившись в невысоком подлеске. Увидев их, я молча протянул им котелок с подогреваемым мной почти горячим чаем с мёдом.

Напившись, Ристо благодарно кивнул головой и вполголоса доложил:

– Ты прав, Саша. Немцы ищут детей на соседних островах, здесь пока нет, но следы пристававшей лодки есть. Правда, далеко, метрах в восьмистах дальше по берегу. Следов мало, явно были не солдаты, очень похоже, что кто-то из местных.

Чёрт, про местных я и не подумал. Видимо, это тот самый добровольный помощник, который Катерину выдал. Сваливать надо, пока не началось.

– Уходить надо, Ристо. Не понимаю я ничего. Зачем они сначала всех миномётами глушили, а потом детей искать принялись? Не нашли мёртвых, а теперь ищут живых. Зачем им дети? Не вяжется всё это никаким образом.

Ушли мы сразу же. Мальчишек только пришлось нести на руках, умотались пацаны, но деваться было некуда. Да и количество продуктов сильно подсократилось, всё легче было.