Подъехав к озеру, я предоставил своим друзьям возможность заниматься нашим всё возрастающим хозяйством, а сам полез смотреть, что мы надыбали в этот раз, так как телеги были чем-то здорово загружены. Оглядев их содержимое, я задумчиво поскрёб небритую щёку, посматривая на мирный пейзаж нашей стоянки.

Степан возился с той парой лошадей, которая была привязана к телеге, Ристо негромко по-фински беседовал с жалостливо ворковавшим Микку, остальные трое распрягали телеги, предоставив мне последнюю. В общем и целом всё правильно: обиходить лошадей в этом времени – основное занятие. Сама лошадка за собой не поухаживает, и напоить скотинку было необходимо, но я, оставив последнее транспортное средство, подошёл к Ристо.

Послушав пару минут эту дружескую беседу на незнакомом мне языке, я, ни слова не говоря, со всей дури отоварил сидящего на корточках Микку ногой в бочину. Не ожидающий подобного приветствия приятель Ристо с бабьим визгом отлетел в сторону. Получилось у меня, как в хорошем пенальти: полицая откинуло метра на полтора. На футбольном поле иногда такой пинок полностью меняет жизнь футболиста. Причём и того, кто бьёт, и того, кому достаётся. К моему глубокому сожалению, я не футболист, Микку – не футбольный мяч, да и немецкие сапоги – не бутсы, так что Микку выжил и со стоном скрючился на траве. Очень надеюсь, что пару рёбер мне всё же удалось полицаю сломать, но ничего страшного, часика полтора поживёт и так. Это не самые необходимые в данном случае органы. Чуть позже я и остальные рёбра ему переломаю вместе с другими костями в придачу.

Возмущению Ристо не было предела, он только набирал воздух в лёгкие, но я не дал ему сказать ни слова.

– Красноармеец Ярвинен! Смирно!

Тон и жесткость приказа здорово отличались от моей уже привычной для всех манеры общения, и Ристо, прямо кипящий от негодования до последнего предела, вытянулся по стойке смирно. Все остальные мои спутники недоумённо и с тревогой обернулись на нас.

– Ефрейтор Коляда. Красноармеец Фёдоров. Обыскать пленного. Раздеть догола. Нательное бельё тоже снять. Руки связать сзади, ноги – в щиколотках. Вставить кляп. – После чего подошёл к приходящему в себя полицаю, присел перед ним на корточки и дружелюбно произнёс: – Не скучай, дружок, я обязательно вернусь, и мы с тобой тоже поворкуем.

Пока ребята выполняли моё приказание, Ристо так и стоял за моей спиной по стойке смирно. Я же, повернувшись к Фёдору с Мишей, коротко приказал:

– Вы двое сходите к четвёртой телеге, гляньте, может, узнаете кого. – И, обращаясь к Ристо: – Красноармеец Ярвинен, кругом. Шагом марш за ними. – Ну и сам направился следом.

Последняя телега была накрыта брезентом, поэтому её содержимое не бросалось никому в глаза. Ничего необычного лично я там не увидел, но ребятам будет наверняка интересно. Самые обыкновенные трупы, два пограничника и сержант артиллерист. Побои, следы пыток, грязные, окровавленные бинты, босые ступни ног. На трупах присутствовали только подштанники, но покопавшись, я нашёл документы убитых.

Погибли бойцы совсем недавно, наверное, сегодня днём. Ранения старые, а вот побои и пытки свеженькие. Там же, в телеге, лежало и оружие, причём не только убитых красноармейцев. Было очень похоже, что полицаи выгребли чей-то загашник: два «нагана» в кобурах, девять трёхлинеек и пулемёт ДП с расщеплённым слегонца прикладом. Там же лежали два ящика «лимонок», десятка три других ручных гранат, пара противотанковых, наваленные кучкой обоймы, четыре диска от пулемёта и восемь цинков различных патронов.

Все остальные телеги были завалены содержимым самого обыкновенного лесного хутора. Продукты, тёплые вещи, в том числе женские и детские, тройка охотничьих ружей с боеприпасами и прочие хозяйственные мелочи, даже битая домашняя птица присутствовала. Полный ассортимент, если говорить короче.

Не скажу, что для меня всё увиденное было чем-то необычным. Сорок первый год. Пора перераспределения материальных ценностей. Райское время для шакалов. Возмущены мои бойцы очень сильно, а Ристо был просто в шоке. Ходить, смотреть и дышать у него получалось, а вот выражение лица с того момента, как он увидел замученного пограничника, у него не менялось.

Страшное зрелище прибило невозмутимого карела основательно. Видимо, мирный крестьянин за то короткое время, что они беседовали, уже успел качественно продуть своему соотечественнику уши. Единственное, что простой карельский пейзанин не успел сделать, так это объяснить моим наивным комсомольцам, что конкретно вот он, Микку, здесь совершенно ни при чём и его просто заставили злые и нехорошие дяди. Пришёл другой нехороший дядя, то есть я, и обломал Микку всю малину.

Я почти уверен, что сейчас эта скотина судорожно придумывает новую слезливую историю, которую будет со всем правдоподобием рассказывать. Ничего страшного, пусть сочиняет. Я тоже умею сказки рассказывать. Вот в одной моей сказке он уже с десяток минут, ёрзая всем телом, участвует со всем прилежанием. Сказка называется «покорми комаров». У них сегодня праздник, и если Микку будет себя неправильно вести, он станет кормить этих милых лесных кровопийц до самого утра.

Убитые пограничники были моим бойцам знакомы. Эти ребята служили на соседней заставе. Артиллериста не знал никто. Впрочем, это не удивительно – вдоль границы всегда стоят приданные части, и артиллерист вполне мог быть из одной из таких частей.

Не давая своим ребятам долго думать, я приказал:

– Фёдор, Костя, копайте могилу, надо похоронить ребят по-человечески. Разденьте полицаев догола и сложите в сторонке, потом отвезём трупы подальше и бросим в лесу. Степан, возьми битую птицу, развяжешь сидельцу руки, ноги не надо, и пусть ощипывает. Там ему и скажешь, что, если он меня расстроит и будет медленно работать… Остальное придумай сам, можешь не стесняться в выражениях. Затем вместе с Михаилом загоняйте телеги подальше и отведите лошадей пастись. Ристо, пойдём, пошепчемся.

После этого отвёл парня к воде и, предложив присесть, пояснил:

– Ристо, отбрось эмоции в сторону и приходи в себя. Эта война не просто война, а драка на выживание. Либо немцы нас, либо мы их. Соответственно, кто-то с немцами и финнами, кто-то с нами. Твой приятель выбрал свою дорогу, и с этим ничего поделать нельзя. Считай, что черта проведена, тот, кто остался за ней, враг, тот, кто на нашей стороне, враг им.

Снайпер сначала молчал, видимо, собираясь с мыслями, а затем неожиданно спросил:

– Саша, а ты кто? Ты очень странно говоришь, совсем не так, как мы. Ничего не помнишь и в то же время знаешь такие вещи, о которых мы даже не слышали. Ты всё время с нами, но ты знаешь про полицаев, а мы – нет. С подполковником ты разговаривал очень непривычно, спокойно, как с равным и настойчиво. Младшего политрука вообще нагло послал, а потом назвал его «малолетним козлом». Никто из нас о таком и подумать бы не смог, а ты спокойно сказал. Ты ему бы это и в лицо сказал. Я вижу. Ты сам предложил пойти за семьями комсостава, и ты тогда уже знал про будущий расстрел, их ведь утром расстрелять хотели. По крайней мере говорили об этом.

Эти штуки с сапогами и гранатами. О них вообще никто не знает, даже старшина. Ты равнодушно раздеваешь убитых и берёшь себе всё, что находишь, не опасаясь особого отдела. С документами у тебя всё в порядке, Катерина с тобой знакома, но сразу сказала, что это не ты. Она тебя такого никогда не видела и чувствует, что ты изменился. Что происходит? Как такое может быть?

Я помолчал, собираясь с мыслями. Да, это они молодцы! Я не особо скрывался не потому, что не думал о последствиях, просто не считал нужным всё время хватать себя за язык, но сейчас надо что-то решать.

– Хорошо, Ристо, я всё расскажу, но не сейчас, а когда придём на острова, чтобы не отвлекать сейчас вас ненужными размышлениями и не повторяться дважды. Главное знайте: я не враг, и то, что я делаю, необходимо для нашей дальнейшей жизни, даже если вам это кажется несправедливым. И на этом пока всё. Сейчас у нас другие заботы. Я буду допрашивать пленного, а вы будете делать всё, что я прикажу. Это не обсуждается. Разжигай несколько костров, надо приготовить поесть и прокоптить домашнюю птицу. Занимайтесь хозяйством, а с допросом я сам. Не надо тебе и ребятам такое видеть.