Но провести беседу с подчинёнными необходимо. Ещё раз проинспектировать все основные моменты, по которым пациенты пересекаются с медицинским персоналом. Может, как-то раскрутить Милу на откровенный разговор. Есть шанс, что она может догадываться, какие тут могли быть косяки в прошлом. Зря я на неё накричал…

Войдя в отделение, возле туалета замечаю ребёнка. Ага, а говорила, что привязала его к стулу и никуда он не пойдёт! С другой стороны, было бы странно предположить, что мальчик сможет обойтись целый день без туалета и просидит на одном месте, не вставая.

Я настолько погружён в свои мысли о предстоящей проверке, что даже не сразу сознаю, что ребёнок передвигается… на костылях. Жгучий стыд перекрывает дыхание. Вот что значила фраза: “Бегать по коридору он точно не будет!”. А я ещё разозлился на неё за такую уверенность.

Быстро сокращаю между нами расстояние.

- Малыш, тебе помочь?

- Я не малыш! – шипит.

Маленький ёжик. Щёлкаю выключателем, до которого мальчик никак не мог дотянуться, открываю перед ним дверь.

- Спасибо. Дальше я сам.

- Точно справишься?

Смотрю с недоверием. Всё-таки на костылях даже расстегнуть штаны – нетривиальная задача.

- Я умею сам!

- Ну хорошо, давай сам. Но я на всякий случай тут постою. Если понадобится помощь, позови.

Некрасиво с Лизой вышло. Но откуда мне было знать, что у её ребёнка – травма и он не может бегать?

Пока размышляю, мальчик выходит.

- Всё в порядке?

Кивает. Смотрит на меня исподлобья.

- Зачем ты на маму мою накричал? Она не виновата, что меня в сад не взяли! Я послушный, хорошо себя веду и ничего не порчу!

И что я могу сказать в своё оправдание? Ведь по-человечески Лизу можно понять. И даже поблагодарить, что не домой с ребёнком отправилась, помахав мне голубой бумажкой больничного, а вышла на работу. Но формально я должен был сделать ей замечание, чтобы впредь она искала какой-то другой выход. А сомнений в том, что такая ситуация может повториться ещё не раз, у меня нет.

- Потому что детям в больнице находиться нельзя. Я маму просто поругал, но если бы пришла комиссия и увидела тебя, то её могли бы оштрафовать или уволить.

Вряд ли ребёнок понимает смысл всех сказанных слов. Но произнести их я должен, чтобы ответить на его вопрос и заполнить какими-то звуками возникшую паузу. Хороший руководитель сначала разберётся, а потом выносит решение. Я же поступил наоборот… Мне ещё учиться и учиться сдержанности и здравомыслию. А это – ненамного легче, чем зашивать раны.

Провожаю мальчика до ординаторской и ухожу, убедившись, что он удобно устроился на своём месте и больше ему ничего не надо.

Кого же он мне так сильно напоминает?

Лиза

Отделение гудит как улей. Сотрудники, которые работают не по сменам и были вчера свидетелями событий, рассказывают всё более невероятные и неприятные истории. Каждый считает своим долгом снабдить рассказ горячими подробностями, достоверность которых кажется сомнительной. В целом создаётся впечатление, что мы попали в какой-то криминальный детектив… Хотя откровенно попахивает театром абсурда.

В больнице работает министерская комиссия. Говорят, что нас трясут по всем направлениям. Доценко ходит темнее тучи и на всех кидается. Главврач тоже с утра рычит. Даже Мила на нервах, поскольку никто не знает, что именно ищут и до чего или до кого могут докопаться следующим.

- Слушай, когда вчера тут маски-шоу ворвались, я думала, что все анализы разом сдам. Испугалась страшно. Аж сердце схватило. Такой спектакль тут разыграли! И всё из-за каких-то копеек. Можно подумать, преступление века раскрыли! Не там ищут, идиоты…

Я пришла сегодня на смену впритык и пропустила начало эмоционального рассказа старшей медсестры, но она охотно повторяет его для меня, когда все зрители расходятся заниматься своими обязанностями.

- Кто-то из пациентов прознал, что Грымза завела негласный прейскурант на услуги, и когда его прооперировали и взяли “благодарность”, накатал телегу в министерство. Дескать, у него тут вымогали деньги. И вообще, мы тут бизнес устроили в государственной больнице, где всё должно быть бесплатно.

- Чей это был пациент?

- Так ведь не говорят. Но мы подумали, что Борисова.

- А в чём дело? У него были осложнения после операции?

- Не знаю. Об этом ничего не говорят. По крайней мере, вчерашних посетителей интересовали только наши благодарности, а карты пациентов пока даже не затребовали.

- И?

- Дык подставили Борисова. Он на днях жёлчный удалял тётке, она ему, как договорено было, перед выпиской конвертик вручила. А он сдуру его в руки взял да в карман положил. Тут его и повязали.

- Жесть. Что, прямо караулили, когда она даст?

- Похоже. Теперь устроят показательную порку. Львовский сразу издал приказ об увольнении Борисова по статье. Надеюсь, этим и ограничится. Хотя, кто знает? Если министерским надо попонтоваться, создать видимость борьбы с коррупцией в медицине, то и суд устроят показательный, и посадить могут. Нашли, к чему прицепиться… Лучше бы закупки проверили. Вот где непаханое поле…

- Н-да, не повезло мужику… У него жена недавно родила.

- Не повезло – факт. Но, между нами, он вёл себя довольно нагло. И денег брал больше, чем по Грымзиному прейскуранту, и отказывался оперировать, если ему предлагали меньше, чем он просил. Кстати, Грымза забирала себе половину, а Доценко врачи тоже отдают деньги?

Пожимаю плечами.

- Ты лично уже отдавала?

- Н-нет, как-то он об этом пока молчит, ну я и не нарываюсь. Что, мне больше всех надо? Я ребёнку на операцию никак не соберу, уже несколько месяцев, как все сроки вышли. Если скажет делиться, то тогда придётся. А так – пошёл он к чёрту.

Не хочу озвучивать, но я решила, что от меня этот упырь не получит ничего. Ещё чего! За шесть лет ни копейки алиментов! Ладно, раньше он не знал. Или не хотел знать. Но теперь-то наверняка всё понял. Он и дату рождения сына видел, и его самого. Наверняка догадался, что Ваня – его ребёнок.

И хоть бы какую-то помощь предложил… Да хоть слово сказал бы, расспросил что да как! А он сделал вид, что не имеет к Ване никакого отношения. И правда, зачем ему больной ребёнок? Папочка с мамочкой не одобрят. Так что фигушки – не буду я с ним делиться! Пусть считает, что это – в счёт алиментов.

- Ты смотри, осторожнее теперь с деньгами… У них тут везде глаза и уши, никому нельзя доверять. Кто знает, какова реальная цель этого спектакля? Ни за что не поверю, что всё это затеяли из-за нескольких зелёных бумажек…

- Та понятно. Но я не наглею, как Борисов. Мне сколько дают – за всё спасибо. Особенно теперь, когда Грымза не вымогает половину.

- Доценко как с цепи сорвался. Вчера орал на нас, будто не в себе. Сегодня в обед снова собирает и будет мозги промывать. Потому что Борисова поймали с поличным, и я думаю, заведующему как минимум строгий выговор впаяют за косяк подчинённого. А в худшем случае и турнуть могут… Только кого поставят взамен? Вряд ли кого-то из наших, снова со стороны возьмут. И не факт, что мы от этого выиграем. От этого хоть понятно, чего ожидать. Требования драконовские, но все вроде как по делу.

- Ну уж, как будет…

Я была бы рада, если бы нам сменили зава. Потому что работать с Павлом мне очень некомфортно. Особенно теперь, когда он знает о Ване и никак не реагирует…

Наверное, мне стоит самой с ним поговорить и поставить вопрос об алиментах ребром. Но что я буду делать, если откажет? Если потребует сделать тест ДНК и пошлёт в суд? Как я этот позор переживу? Разве смогу работать тут дальше?

- Ты едешь в субботу за город? – Мила меняет тему.

Львовский в честь начала нового учебного года устраивает праздник для детворы персонала нашей больницы. Будет много детей, обещают интересную программу и даже плавание в бассейне. Ваня очень общительный и уже грезит предстоящим весельем.