Я продолжал в оставшееся время колесить по приграничной полосе, проверяя выполнение приказа о занятии обороны. Пару раз видел, как наши связисты в сопровождении минимум отделения бойцов ремонтировали связь.
Вот так и наступил вечер субботы 21 июня. Я не стал бодрствовать, какой в этом смысл. Мы остановились в небольшой деревушке, километрах в тридцати от границы. Выставили часовых, а это святое, а тут тем более, хоть за прошедший год здесь хорошо и подчистили от всякой мрази, но бережёного бог бережёт, да и расслабляться не стоит. Подъём был назначен на шесть часов утра, и выспались мы отлично, рядом не было никаких значимых объектов, а гул немецких самолётов был не таким сильным, да и маршруты их пролегали немного в стороне от нас. Достаточно слабая орудийная канонада из-за дальности расстояния тоже не могла помешать нам спать.
Утром я связался со штабом Киевского военного округа, благо рация, установленная в одном из бронеавтомобилей, добивала до Киева, и получил подтверждение начала войны. Ещё при выезде сюда я приказал по максимуму взять с собой патроны к автоматам и пулемётам. Продовольствие найдём везде, вот с топливом чуть похуже, но найдём, а затем просто у немцев брать станем. Пока у меня была такая возможность, я хотел немного покуролесить в немецких тылах, потому что потом, как чувствовал, придётся сидеть на базе и в ускоренном темпе готовить новые группы спецназа. Уже распробовавшее их начальство, после того, как ребята по полной оторвутся в немецких тылах, просто завалит нас требованиями «побольше и побыстрей».
Ещё вчера, когда мы ехали сюда со стороны границы, я наметил несколько перспективных участков для засад. Хотя это направление не было главным, но и тут немцы будут переть вовсю. Первым был участок километрах в трёх от достаточно большого леса, в этом месте, примерно метрах в ста от дороги, была даже не роща, а так, несколько десятков деревьев и кусты. Дорога шла через поля, а тут был крохотный родник, вот и выросли вокруг него деревья и кусты. Рыть капониры для бронемашин мы не стали, не тот случай, просто поставили их в кустах, качественно замаскировав их ветками, так что увидеть их можно было, только приблизившись вплотную. Также их было не видно с воздуха, несколько деревьев не могли их полностью скрыть своими кронами, но мы накидали на бронемашины ветки и сверху, а потому и немецким стервятникам было невозможно их обнаружить.
В небе пролетали самолёты, в основном немецкие, но и наших, к моему удивлению, хватало, похоже, что и до командования авиацией сумели достучаться. В тот раз практически не понесла потерь только морская авиация из-за приказа Кузнецова о приведении флота в полную боевую готовность, именно поэтому налёты немецкой авиации на базы флота были отбиты, в том числе и флотской авиацией. Около полудня мы наблюдали бой в воздухе, несколько десятков немецких бомбардировщиков, которые летели бомбить наши позиции, были перехвачены парой троек наших истребителей, вот только шли они под прикрытием собственных истребителей, и в воздухе завязался бой. Мы с напряжением смотрели с земли за развернувшейся в воздухе дракой. Вот загорелся немецкий бомбардировщик, и от него отделились капли парашютов экипажа, а он сам горящей кометой устремился к земле. Вот и наш «ишачок»[39]задымил и, клюнув носом, понёсся к земле, а из кабины выпала точка, которая скоро заболталась под стропами белого парашюта. Итогом боя было четыре сбитых немецких бомбардировщика и один истребитель, а наши потеряли три своих истребителя, и еще пара летела назад с дымным следом.
Самолёты улетели, а я отдал приказ захватить вражеских пилотов и привести наших. Бойцы рассыпались, выполняя приказ, трогать технику я запретил. Через час они доставили восьмерых немцев и трёх наших пилотов. Кстати, что интересно, дорога так и оставалась пустой, только пару раз по ней пронеслись «полуторки», да проехало несколько телег с местными жителями, никаких колонн беженцев не было, может, потому, что свои семьи наши командиры уже эвакуировали, а местным всё было безразлично, да и граница считай под боком.
Увидев пленных немецких пилотов, наши лётчики полезли к ним с кулаками, но я не допустил, зато сам чуть не двинул в наглую рожу одного из немцев. Эта скотина, знавшая русский, заявил, что если мы немедленно им сдадимся, то он попросит о мягком обхождении с нами. Бить его я не стал, а вместо этого, ухватив хитрым способом за руку, нажал так, что он, скрючившись от боли, упал на колени.
– Товарищ капитан, нам бы назад в часть, – это обратился ко мне старший из летунов, старший лейтенант Терентьев.
– Извините, товарищ старший лейтенант, но пока это невозможно. У нас тут своё дело, а одни вы можете не дойти до своей части. В любой момент тут могут появиться немцы, а вы сами вряд ли от них уйдёте.
– Как же тогда быть?
– Просто подождите немного.
Пока было тихо, мы поели сами и покормили наших лётчиков, а немцы только глотали слюни. Наконец появился немецкий передовой дозор, шесть мотоциклов с колясками, два полугусеничных бронетранспортёра и танк «двойка». Дождавшись, пока немецкая разведка доедет до нас, мы открыли по ним огонь. Кстати, немецкие лётчики всё видели, их связали и заткнули им рты, чтобы они чего не отчебучили, и хотя им была видна дорога, их самих с дороги было не видно, и пошевелиться они тоже не могли, так что ничем помешать нам было невозможно. Разведывательный БТР-1 ударил из ДТМ по мотоциклистам, а десантные БТР-2 ударили из своих крупнокалиберных ДШК по бронетехнике. Первая бронемашина всадила очередь бронебойно-зажигательных патронов в борт немецкой «двойке», от чего она почти сразу вспыхнула, а спустя несколько минут и взорвалась от детонации боезапаса. Вторая бронемашина прошлась обычными патронами по бортам пары немецких бронетранспортёров, но так, чтобы не повредить их двигатели. Мне ведь ещё немецких пленных пилотов вывозить, а на чём? В свои машины их пихать? Так там места свободного нет, да и БТР‐1 бил из ДТМ исключительно по солдатам, стараясь не повредить сами мотоциклы. Не прошло и пяти минут, как на дороге вовсю горел немецкий танк и стояли испятнанные пулевыми отверстиями бронетранспортёры, а спереди вразнобой стояли и лежали тяжёлые мотоциклы с колясками. Прижав автоматы к плечу, мои бойцы двинулись к уничтоженному разведдозору противника. Те, кто был вооружен СКС и пулемётами, их прикрывали. Вот стали раздаваться одиночные выстрелы, это бойцы проводили контроль, так как пленные были мне не нужны. Вскоре я осматривал трофеи, оба бронетранспортёра и четыре мотоцикла оказались на ходу. Хорошо, что летуны умели ездить на мотоциклах, а потому я щедрой рукой выделил им два «цундапа» с колясками и пулемётами, а также из трофеев – три автомата МП-38 и три парабеллума, снятых с тел немецких солдат, также пару ранцев с трофейными продуктами.
– Вот теперь, товарищ старший лейтенант, у вас и транспорт есть, и оружие, и даже продовольствие. Скоро вечер, надеюсь, за это время вы успеете доехать до своих.
– Спасибо вам, товарищ капитан, я даже не ожидал, что вы так легко уничтожите противника.
– Всё дело в подготовке и оснащении, ладно, счастливого пути, летуны, больше не давайте себя сбивать.
Сердечно попрощавшись, летуны завели мотоциклы и рванули в свою часть. А я, приказав выкинуть из бронетранспортёров мёртвых немецких солдат, загнал туда пленных лётчиков, а также сложил кое-какое трофейное оружие и боеприпасы, в основном пулемёты и автоматы. А ещё я воткнул на двух шестах заранее приготовленное полотнище с надписью на немецком: «Добро пожаловать в Россию, здесь каждый немецкий солдат получит свои два квадратных метра русской земли и берёзовый крест». Таких полотнищ я заготовил с десяток и взял с собой, если уж кошмарить гансов, так по полной программе, чтобы они каждой тени у нас боялись. Прежде чем грузить пленных лётчиков, я дал им полюбоваться своим творением, и плакатом, и грудой мёртвых немецких солдат, которых мои бойцы просто накидали кучей друг на друга посередине дороги. После этого заведя двигатели, увеличившаяся колонна двинулась в тыл; в лесу было прекрасное место для засады, а еще перед самым въездом в лес я хотел установить пару «монок», чтобы сделать для немцев незабываемым путешествие по России.
